* * *

Я задержался во дворе дольше всех, глядя как догорает огонь. Удивительно, сколько похорон мне доводилось видеть при жизни: бояр, вождей, волшебников, великих воинов, настоящих героев, но обычный северный ярл всколыхнул душу. Я не знал тогда почему, не знаю и сейчас. Огонь потух, стало холодно и только потом я пошёл в дом.

Все мужчины собрались в большом зале, где на столах были расставлены угощения и высились кувшины с пивом. Удивительно, но вся их горечь и печаль разом растворились, стоило покинуть двор замка. Воины шутили, вспоминали сражение и всячески веселились. Во главе стола стоял ярл Грегор. Он громко выкрикивал имя воина, мужчины дружно гудели и названный воин подходил к молодому ярлу. Они вспоминали старика, перекидывались парой шуток, после чего слуги подносили какую-то вещь и Грегор дарил её воину. Когда я вошёл, в дар были поднесены дорогущие с виду ножны, украшенные золотом и серебром, от которых буквально веяло волшебством. Судя по лежащим на столе вещицам, половину дружины уже успели одарить.

Смотреть на пир мне не хотелось, поэтому я отошёл в коридор и сел там на широкий подоконник, перехватив у пробегавшего мимо слуги поднос с запечёным поросёнком и кувшин пива. Голоса и выкрики слились в единый гул, вкус пищи совсем не ощущался, а алкоголь не пьянил. До самого утра я просидел, глядя на небо сквозь щели в ставнях, покуда тризна не затихла. Я вернулся в большой зал.

Воины валялись то тут, то там. Кто-то спал, а кто-то просто упился до свинского состояния и ползал по полу. Слуги растаскивали их в разные стороны и наводили порядок. Лишь ярл Грегор стоял в стороне, изредка приказывая что-то слугам. Увидев меня, он указал жестом на тёмный угол и пошёл туда. Я отправился вслед за ярлом. Ярл Грегор спросил прямо и без экивоков:

— Артур, ты нашёл чего хотел в горах?

Это не было похоже на простое любопытство. Я чего-то не знал, чего-то чрезвычайно важного. Что же не так с этими горцами и их тайнами?

— Нет, ярл Грегор, не совсем.

— Уже называешь меня ярлом? Похвально, — он кивнул в сторону дружинников. — Они не пойдут за мной. Я раздарил всю сокровищницу отца, как и полагается, но они за мной не пойдут.

«Что может быть хуже, чем влезть в конфликт между двумя горскими родами? Влезть в конфликт внутри горского рода», подумалось мне. Вслух я этого, конечно, не сказал. Вместо этого я понизил голос и бросил первую попавшуюся догадку:

— Думаешь, Дуглас?

— Дуглас никто. Он чужого рода и не может бросить мне вызов. Это будет Леит. Я не хочу, чтобы это произошло, Артур-следопыт.

Мой ответ был грубым, даже чересчур, но я должен был сразу провести эту черту:

— Ты принимаешь меня не за того человека, молодой ярл.

— А ты, видать, считаешь меня трусом-равнинником. Прямо как эти парни. Будто я по своей воле сидел в замке, пока мой брат и отец воевали… — Грегор осушил чарку пива. — Леит хороший человек. Истинный сын гор. Он будет делать то, что считает правильным для горца. Всё что мне надо, чтобы Леита не было в замке один день. Сделаешь, и я твой должник до конца жизни, Артур-следопыт. А чтоб ты поверил — твоего слугу я уже выпустил. В твоей комнате ждёт.

Ярл Грегор развернулся и отправился в свои покои, запевая на ходу протяжную морскую песню.

* * *

Утром все собрались вокруг пепелища, оставшегося от сожжения Максвелла. Всё превратилось в золу: старик, девушка, юноша. Даже украшения сплавились в небольшие комки и ушли в землю, и лишь оружие ярла осталось похоже само на себя. Слуги тщательно собрали золу в большой горшок, а металлические обломки — в небольшой ящичек. Теперь уже бывшие ярловы дружинники стояли вокруг пепелища. Кто-то шатался от похмелья, а кто-то — наоборот, выглядел на удивление собранно и трезво. Одним из таких был молодой ярл Грегор. Он вышел вперёд и начал молча оглядывал воинов. Воины не отводили взгляд, но и не сдвинулись с места. Кроме двоих, которые вышли из круга и встали подле ярла. Я подумал и подошёл к ярлу Грегору тоже.

Воины взяли с двух сторон горшок, а ярл подошёл к ящику. Я разделил с ним ношу. Мы пошли на невысокий холм по соседству с замком, где был сложен небольшой склеп из камней. Без всякого пиетета горцы разобрали камни, вытащили из глубин иссохшее тело и водрузили на костёр, кем-то заранее сложенный ещё ночью. Всё это делалось спокойно и даже буднично, без речей и песен. Тело посыпали прахом ярла и подожгли. Дрова отсырели за ночь, но всё же загорелись. Им помог сильный ветер. Один из воинов, чьего имени я так и не запомнил, сказал:

— Так она найдёт путь к своему мужу на небо.

До самого обеда горел костёр, а воины тихо разговаривали, пили пиво и отдыхали. Когда останки прогорели до конца и превратились в пыль, их ссыпали в каменный гроб, нацарапали на крышке имя ярла, после чего уложили сверху большую кучу камней, похожую на лодку.

Так похоронили Максвелла Нак Обби.

* * *

Артур остановил свой рассказ и посмотрел на писца. Тот поначалу и не заметил остановки, то ли считая, что следопыт делает долгий глоток вина, то ли просто не задумываясь о природе паузы. Наконец, спустя долгие секунды, трубадур оторвал взгляд от бумаги. Артур произнёс, чётко выговаривая каждое слово, не громко, но и не тихо:

— Всё, что начинается с похорон ярла, оставь в том виде, в котором я рассказал. Изменишь хоть одно слово, хоть одну букву, я убью тебя, твоих родителей и твоих детей. Ты понял?

В словах Артура не было злости или ненависти, и поначалу уголки губ трубадура потянусь вверх, словно он хотел засмеяться. Это, наверняка, был бы последний смешок в его жизни, но что-то удержало королевского слугу от столь необдуманного поступка. То ли испуг на лице Гильды, то ли та простота, с которой старый следопыт высказал эту угрозу.

— Почему, господин?

— Ярл Максвелл был великим человеком, он не заслуживает, чтобы его смерть была описана словами раба.

Трубадур поморщился от этого выражения и вкрадчиво произнёс:

— Я министриал, господин.

От этих слов лицо Артура скривилось, будто напал приступ тошноты. Он вышел во дворик мельницы, вдохнул полную грудь воздуха и расправил в сторону руки. Солнце уже давно клонилось к закату, но ещё горячий воздух обдувал тело, даруя приятную лёгкость. Гильда вышла следом, встала за спиной следопыта и стала провожать взглядом мечущуюся в воздухе стаю птиц.

— Готовятся к перелёту, — объяснил мужчина.

— Перестань, Артур. Он, — волшебница произнесла имя писца. — …состоит при высоком дворе. Я — придворная волшебница, ты — князь; мы все трое близкие люди королю.

— Я не о том… — Артур на память продекламировал. — «Нет вины человека, коли он родился рабом или был принужден к рабству; но раб, который любит своё рабство и гордится своим рабством, и тем чуждается стремления к свободе, достоин лишь презрения». Можешь записать.

Последнюю фразу следопыт произнёс в сторону палатки, не сомневаясь, что придворный трубадур подслушивает героев. Оттуда раздался лёгкий шорох.

Артур обернулся к Гильде, не раздумывая взял её на руки и понёс в сторону мельницы. Сбоку там стояла лесенка, с виду ледащая, но на самом деле достаточно крепкая, чтобы выдержать двоих. Лестницу изготовил Артур сам, но руки, привыкшие к убийству, трудно приучить к работе, и потому получилась глупость. Следопыт взбежал по крутой лестнице наверх, аккуратно балансируя, и только оказавшись на крыше, опустил Гильду вниз. Всё как тогда, сорок лет назад. На удивление, волшебница не сопротивлялась, не дёргалась и даже не пищала, мешая сосредоточиться. Вот только в её спокойствии не было доверия. Артур сел рядом с ней и указал на деревню внизу.