– Но я же в детском саду был почти такой же! Не прогибался… – возмутился Яшка, однако жена загадочно ответила:

– Такой да не такой!

…С тех пор Яшка никак не может ответить себе на вопрос: всё-таки прогибался он в жизни или нет? Ведь любой наш поступок можно истолковать двояко. С одной стороны, ты герой и идёшь напролом к желанной цели, а с другой стороны, может, и в самом деле тюфяк, выбирающий совсем не те цели, которые ведут к успеху. Время покажет, как верно сказала старушка-психолог. А может, и не покажет… На особую объективность рассчитывать, увы, не приходится.

Правда, жена, похоже, на этот сакраментальный вопрос для себя уже ответила. Просить озвучить Яшка не решился по вполне понятной причине.

Сын же, по его наблюдениям, оказался более крепким орешком, чем он, и, главное, более целеустремлённым. Яшка ему даже втайне завидует. Если сын совершает какую-нибудь глупость, то сразу узнаёт в нём себя, если нет, то видит какого-то совершенно незнакомого человека. Такого, каким всегда хотелось стать самому, но, увы, что-то помешало. Силёнок, видно, в своё время не хватило.

Впрочем, о сыне мы ещё вспомним в нашем дальнейшем повествовании, а лучше всего дождаться, пока он сам напишет собственные мемуары, если дело, конечно, дойдёт до них. Чужая душа потёмки. Хоть это и родная душа.

Сейчас же снова нескромно вернёмся к нашему главному герою.

Как каждый уважающий себя серьёзный пацан, Яшка начал строить свои товарно-денежные отношения с этим миром с коллекционирования марок и спичечных этикеток.

В газетный ларёк рядом с его домом периодически завозили марочные наборы для коллекционеров в маленьких хрустящих целлофановых пакетиках, и нужно было проявлять чудеса ясновидения, чтобы отловить момент их поступления и обогнать традиционно более удачливых конкурентов. Это не всегда удавалось, поэтому лучше всего, как мудро рассудил Яшка, установить непосредственный контакт со старушкой-продавщицей, что имело бы ряд несомненных преимуществ.

Теперь каждый раз, проходя мимом ларька, а порой и по нескольку раз в день, он засовывал голову в окошко и вежливо здоровался. Хоть сей приём и не особо новаторский, но уже скоро старушка его запомнила и через месяц-другой, если кто-то из посторонних стоял рядом, хитро подмигивала и говорила, подняв кверху указательный палец:

– Задержись, мальчик, я тебе покажу кое-что интересное.

Марки и этикетки – это было, конечно, хорошо, но в понимании старушки большой ценности они не представляли. Гораздо интересней были дефицитнейшие в то время газеты «Неделя», «Футбол-хоккей», журналы «ГДР» и «Куба». Самой же вершиной дефицита были толстые литературные журналы «Новый мир», «Наш современник», «Октябрь», «Знамя», «Юность». Дабы не расстраивать старушку своим невежеством, Яшке приходилось скрепя сердце время от времени их покупать на деньги, выдаваемые родителями на сладости и походы в кино. Чем-то стоило жертвовать ради любимых марок.

Толстые журналы были ему скучны, потому что не было в них цветных фотографий холёных белокурых немок в коротких юбочках и развратно улыбающихся смуглых кубинок в купальниках. Эти журналы нужно было не рассматривать, а читать, и вот этого-то Яшке как раз в то время не хотелось.

Однако марки с этикетками он получал регулярно. Правда, в товарно-денежных отношениях с товарищами-конкурентами, для чего эти приобретения, собственно говоря, и делались, так и не преуспел. До сих пор он не научился торговаться и ходить по магазинам в поисках нужной вещи по более низкой цене. Честное слово, злой рок преследует его ещё с тех журнально-марочных времён…

Несмотря ни на что, Яшкина коллекция постепенно росла, и уже скоро он начал ловить себя на подлой мысли, что ему нравятся не столько сами марки, сколько зависть, которую они вызывают у коллег-коллекционеров. Какие-нибудь Гамбия или Сальвадор, пополнявшие его коллекцию с завидной периодичностью, доводили их до белого каления. А добить их до полного нокаута можно было не менее редкими Никарагуа или Гренадой…

Конец… нет, скорее, не конец, а перерыв в этом невинном увлечении положила любовь. Первую свою страсть Яшка испытал в первом классе, и звали её Наташей. Полюбил он её за самые красивые в классе банты на косичках, а кроме того за самые пышные рюшечки на школьном переднике. Любовь пришла мгновенно и с первого взгляда. Даже точная дата запомнилась – 1 сентября. Все дети явились в класс празднично одетыми и с букетами цветов. А у Наташи – он даже сейчас помнил! – были громадные тёмно-бордовые георгины в шуршащем целлофане…

В Яшкином портфеле лежали марки, которыми он собирался похвастаться знакомым и незнакомым мальчишкам, но – какие теперь марки…

Однако его любовь оказалась ветреной и крайне непродолжительной. Уже на второй день, когда все девочки переоделись в будничную школьную форму, Яшка просто не смог вспомнить, какая из них оказалась его избранницей. Бантики и рюшечки были у всех одинаковые, повседневные, а девочек с именем Наташа в классе оказался добрый десяток…

Пару дней Яшка размышлял о превратностях судьбы и о тех шутках, которые вытворяет с нами любовь. И даже подкорректировал для себя народную мудрость: если уж встречают по одёжке, то разбираться с твоим умом как-то не всегда у окружающих желание возникает. Чаще всего по одёжке и провожают.

И ещё Яшка решил для себя, что если на данном этапе жизни в любви не везёт, то лучше, наверное, не форсировать события и не перегибать палку, а вернуться к своим любимым маркам и этикеткам, где хоть как-то можно преуспеть, что он тотчас и сделал.

До следующей большой любви.

Со своими двоюродными сестрицами Яшка начал общение в четыре года. Сразу после того, как он и его родители приехали в этот город с Урала. Одной из сестриц было в то время восемь лет, другой – двенадцать. То есть одна была старше Яшки вдвое, вторая – втрое. Правда, со временем эта пропорция несколько нарушилась не в их пользу. Но Яшке поначалу они показались старыми нудными тётками, с которыми и разговаривать-то было не о чем.

Существовали у него и другие двоюродные братья и сёстры, но там были совершенно иные расстояния и пропорции, разбираться в которых было недосуг. Да и встречался Яшка с ними эпизодически, так что все они проходили мимо его внимания и не принимали никакого участия в его открытиях мира. С этими же двумя сестрицами они жили на соседних улицах и общались довольно часто. А куда денешься, если родители заставляют находиться с ними чуть ли не весь день, когда сами на работе!

Для сестриц Яшка всегда был мелюзгой пузатой, которая постоянно путалась под ногами и лезла в их девчачьи секреты. Поэтому они всячески демонстрировали свою неприязнь, что Яшку, естественно, не на шутку обижало. Ему очень хотелось доказать этим великовозрастным гордячкам и зазнайкам, что он тоже чего-то стоит, а кроме того, уже вполне состоявшаяся личность, с которой нужно считаться, а не только по принуждению старших делиться игрушками и защищать от уличных хулиганов.

И хоть его мало интересовали их бантики, фантики и тряпичные куклы, как и сестрёнок – Яшкины машинки и оловянные солдатики, он стиснув зубы пытался участвовать в их девчоночьих играх. Но самая жуть наступала, когда они принимались играть в великую во всех поколениях дворовую игру «классики». Беда состояла в том, что для этой игры Яшка был крайне неповоротлив и неуклюж. Искусство скакать на одной ножке и не заступать за обозначенную мелом черту так и не привилось ему до сего времени. Футбол с дворовыми пацанами давался лучше, но это уже не входило в сферу интересов аристократичных кузин.

Яшкины родители работали с утра до ночи, поэтому мальчика постоянно оставляли под их присмотром на весь день. Честно признаться, опека сестрёнок тяготила Яшку не сильно, тем более, они сами стремились под любым предлогом исчезнуть с его глаз, чему он не противился и за что был даже благодарен.