– Тише, ребята, – устало постучал тот карандашом по столу и, как бы оправдываясь, прибавил: – Понимаю, шестой урок, тяжеловато, но вы потерпите до звонка…

Нового материала по предметам уже не проходили, только повторяли и подчищали хвосты, а кое-кто из учителей, к восторгу ребят, откровенно тянул резину. Но на уроках Моисея Захаровича всегда было интересно, даже когда разговор заходил, казалось бы, о вещах скучных и обыкновенных. Вот и сегодня он неожиданно заговорил о… школьном краеведческом музее.

Музей помещался на втором этаже, рядом с пионерской комнатой, и в него никто никогда не заходил, разве что по обязанности. Да и что там смотреть: фотографии знатных земляков, осколки мин и ржавые гильзы, подобранные следопытами на местах былых боёв, бивень мамонта, похожий на трухлявое бревно, горсть старых монет царской чеканки да разбитая партизанская рация, переданная на вечное хранение из областного краеведческого…

Моисей Захарович с жаром говорил:

– Хочется сделать музей занимательным и не безликим, чтобы в него было действительно интересно приходить. Но как? Давайте подумаем вместе. История нашего края – вовсе не сухое изложение событий, это истории людей, наших с вами земляков. Не обязательно выдающихся личностей – их не так много, а самых обыкновенных людей. Даже, представьте, нас с вами! – он улыбнулся и неожиданно поглядел на Юрку: – Вот ты, Скворцов, как считаешь, интересно было бы иметь в музее уголок, посвященный, например, вашей семье?

Ребята в классе захихикали, а Юрка удивленно поднял брови:

– Что в нашей семье интересного? Мы – как все. Дед с бабкой, сколько помню, на заводе работали, мать – счетовод, а батя – шофёр. И подвигов никто из нас не совершал.

– Ну, здесь-то ты не совсем прав, – почти обрадовался Моисей Захарович. – Неинтересных людей нет. В каждом есть какая-то изюминка, что-то любопытное и оригинальное, и это нужно подметить, выделить, чтобы было интересно и поучительно для остальных. А подвиг – это исключение из правил, экстремальный, так сказать, случай, вовсе не характерный для человеческой природы. История вершится не подвигами отдельных индивидуумов, а ежедневным, кропотливым трудом сотен тысяч и даже миллионов. Понимаешь?

– Угу! – кивнул Юрка, хотя ровным счётом ничего не понял, особенно про человеческую природу. Ему хотелось, чтобы Моисей Захарович поскорее от него отвязался, поэтому был готов согласиться со всем, что скажут.

– Многие вещи из повседневной жизни, которые кажутся нам пустяками, могут представлять огромный интерес в будущем, – продолжал учитель, сразу забывая про Скворцова. – Вы даже не представляете, какой это клад для потомков. Черепки от сосудов, которые находят археологи на раскопках древних городов, были выброшены нашими предками за ненадобностью, ведь так? А мы по этим черепкам воссоздаём картину тогдашнего быта, тогдашней культуры… Ты что-то хочешь сказать, Левшакова?

Отличница Светка Левшакова вскочила со своего места и затараторила:

– Моисей Захарович, ну, я понимаю, потомкам будет интересно посмотреть на какие-то предметы искусства или на личные вещи героев, к примеру, папы нашего Комодина. А мои или чьи-то ещё вещи? Их можно и дома рассматривать, в музее-то зачем?!

Мишка Комодин, сын лётчика, дважды героя и местной знаменитости, великодушно улыбнулся Светке со своей галёрки, но промолчал, изображая скромность, а Моисей Захарович даже замахал руками от возмущения:

– Естественно, музей – не склад ненужных вещей. Всё подряд глупо хранить под стеклом. Но многие предметы имеют свою, порой неоднозначную цену. Если, скажем, у нас хранится авторучка дважды героя Комодина, которой он писал книгу воспоминаний, то она интересна не только тем, что ею пользовался легендарный летчик. Помимо всего, это ещё и характерный памятник быта, той среды, в которой мы живём, эта старенькая перьевая ручка. Может, в будущем люди придумают совершенно иной прибор для письма, а таких ручек больше не будет…

– А что вы против имеете? – обиженно буркнул Комодин-младший. – Не нравится – могу забрать. Храните на здоровье этот свой будущий прибор!

Это прозвучало грубо, с вызовом, и класс притих, но Мишке всё сходило с рук, тем более, школа носила имя его отца, и тот немало помог ей, используя свои героические связи.

– Это я для примера сказал, – смущенно пробормотал Моисей Захарович, не решаясь связываться с сыном героя, и тут же поспешно ушёл от опасной темы. – В общем, ребята, я хочу предложить вам следующее. Мы всё можем сделать сами, своими руками. Подумайте и поговорите с родителями, может, у вас дома найдутся какие-нибудь предметы, представляющие, по вашему мнению, интерес с краеведческой точки зрения. Хорошо было бы обновить экспозицию музея, а после окончания школы это останется доброй памятью о вас. В других классах ребята уже заинтересовались этой идеей… И ещё: если захотите что-то принести, то только с разрешения родителей. Понятно?

Все согласно закивали головами, и даже оттаявший Комодин великодушно махнул рукой.

– Куда приносить? – пискнула Светка.

– Можно в кабинет истории, можно в учительскую или сразу в музей – куда захотите.

Тут прозвенел звонок, и седьмой «Д» шумно выкатился на улицу.

– Я уже придумал, что принесу, – сообщил Юрка другу. – У деда в шкатулке лежит орден Трудового Красного знамени. Он его всё равно не носит, чего вещи пылиться? А в музее его положат на видное место и про деда что-нибудь напишут.

– А дед отдаст?

– Фигушки! Знаешь, как он разоряется, когда я что-нибудь беру без спроса!

– За орден он тебе голову оторвёт.

Юрка слегка замялся:

– Не оторвёт! Я же не для себя, а для музея. И Моисея Захаровича попрошу с ним поговорить. Зато экспонат будет… ну, самый-самый! Комод с батиными авторучками от зависти сдохнет!

Вскоре Юрка свернул к себе во двор, и дальше Яшка пошёл один. Поначалу он ни о чём не думал, лишь смотрел по сторонам, а потом вспомнил про музей. Что же такое принести, чего ни у кого нет? Надо дома покопаться, хотя едва ли удастся найти что-то стоящее – все вещи он знает наперечёт. Вот если только письма – пожелтевшие от времени фронтовые треугольники, которые мама хранит в связке, завёрнутой в чистую тряпицу.

До последнего времени Яшка о них даже не подозревал, но, копаясь как-то в чемодане со старыми рубахами и брюками, которые родителя упрямо хранили на чёрный день, случайно наткнулся на загадочный свёрток. То, что у родителей есть от него какие-то секреты, его страшно удивило, и он тут же стал выпытывать, однако реакция мамы оказалась странной и неожиданной. Она моментально разозлилась, без причины обругала его, а письма отобрала и перепрятала. Да только можно ли что-то спрятать в их небольшой двухкомнатной квартирке? Очень скоро Яшка разыскал загадочные письма снова, но никому из взрослых об этом уже не сказал.

Конечно, любопытно было узнать, о чём эти письма, но часть из них была писана какими-то странными буковками, которых он прежде не видел. Теперь ему вдвойне было интересно разузнать историю появления этих треугольников. Но мама хранила молчание, а папа после долгих уговоров скупо и отрывочно поведал тайком от мамы о погибшем солдате, писавшем ей эти письма. Лишь спустя много лет, когда Яшка окончил школу и стал взрослым, он узнал обо всём более подробно. Но это произошло намного позже, а сейчас история писем была окутана для него тайной.

А история такова. Жили-были на белом свете два человека, одного звали Юдой, другого Мариком. Они поначалу и знать друг о друге не знали, потому что один жил в столице, а другой – в маленьком еврейском местечке на Украине.

Перед самой войной Марик женился на своей односельчанке – очаровательной девушке Мириам, и краше их пары не было, наверное, во всей округе. Юда же перед войной окончил институт и тоже женился на дочке какого-то крупного начальника. Правда, его свадьба проходила без еврейской хупы и битья традиционного свадебного бокала в память о разрушенном иерусалимском храме, но молодожёны всё равно были счастливы не меньше Марика и Мириам.