— Моя семья очень благодарит тебя, ты спасла нашего сына. Если ты пока хочешь остаться в городе, то мы примем тебя, как свою дочь, — продолжил он.

“ Я подумаю”.

— Завтра я ещё зайду, — проговорил он, и они ушли. А я спустилась вниз и отдала мазь Марте, она была растрогана таким подарком.

— Если, ты хочешь посмотреть город, я пошлю с тобой своего сына. Он тебе всё покажет, — предложила она. Я согласилась, ведь мне надо было понять, оставаться здесь или уходить.

Город, конечно, пыльный, от проезжающих повозок пыль столбом стояла. Это сейчас сухо, а когда дождь, наверное, грязи много. Домики стоят в один ряд, видно, что у каждого есть огород. Когда вышли на другую улицу, то тут расположились уже мастерские, также у каждого висела вывеска, показывая услугу, которую здесь может получить.

Базар здесь был шумный, он примыкал к этой улице. Здесь я увидела и место, где можно продавать зелья. Сейчас здесь продавали травы. Ну, что ж, это тоже хорошо. Мы перекусили пирожками, ещё немного прошлись и вернулись назад. Меня накормили обедом, и я поднялась в комнату. Прилегла и постаралась понять, идти дальше или остаться.

Где жить, у меня есть, хотя бы на первое время, лес недалеко, травы набрать можно и продавать зелье. И тут я увидела, две дороги: одна ведет в город, но постепенно она исчезает в тумане, а вторая — светлая. Вот и дар проявился, идти тебе свет Елена дальше.

Утром спустилась вниз, хотела купить продуктов на дорогу, но меня опередил Войко. Узнав, что я продолжу путь, он оплатил их стоимость.

— Может, останешься? — расстроено спросил. Я, покачала головой и взмахнула рукой, что мне надо идти.

— Хорошо, я провожу до ворот, — вздохнул он. Я забрала свои сумки и спустилась. Он сразу взял одну, и я, попрощавшись с Мартой, пошла на выход.

— Осталась бы, моя жена так хотела тебя видеть. Мы бы напекли пирогов, позвали родню. А там и сынок бы уже домой вернулся, — уговаривал он меня. Так мы дошли до выхода из города. Я забрала сумку и обняла на прощание, даря ему желание долгих и счастливых лет без потерь и горя.

А все опять куда-то едут,

И вновь телеги колесо

Визжит пронзительно, как евнух,

Пугая жителей лесов…

Подъем крутой, а спуск пологий,

И надо вверх, а тянет вниз.

Все начинается с дороги,

И в том числе вот эта жизнь,

Что дарит нам взамен иллюзий,

Когда проигрываешь бой,

Надежду, ставшую обузой,

И память, ставшую судьбой.

И мы, наверно, по привычке,

Чей нрав нахален и колюч,

Вновь открываем дверь отмычкой,

Когда лежит в кармане ключ.

В беду попав, спасаем вещи,

Не подавая людям рук,

Мы любим самых лучших женщин

Но охмуряем их подруг,

Бежим, как зайцы на приманку,

В капкан, как в черную дыру…

Все вывернулось наизнанку,

Как будто зонтик на ветру.

Но, слава Богу, есть дорога,

Она подарит нам с тобой

Надежду, ставшую подмогой,

И веру, ставшую судьбой.

Уменье быть, а не казаться,

Любить — любя, решать — решив.

Дорога может лишь начаться,

Конца ей нет, пока ты жив.

Конца ей нет, пока ты жив.

Сергей Алексеев

Дорога шла мимо цветущих полей, и пока шла, не было видно ни обозов, ни даже верховых. Нет, нет, да заходила в поле и собирала травы. Благодатная земля. Солнце уже стояло в зените, а на моем пути даже деревушка не повстречалась.

— Стой! — прозвучало. Я оглянулась по сторонам, из кустов вышли три разбойника.

— Куда, идёшь? — спросил один. Я махнула вперед рукой.

— Глянь, немая, — улыбаясь, сказал второй.

— Деньги есть? — задал вопрос первый. Помотала головой, мол, нет.

— А, что в сумках?

Я достала травы и зелья.

— Тихий, она знахарка, мож поможет нам? — спросил он третьего, который стоял и молчал, всё это время.

— Поможешь? — спросил Тихий.

Я кивнула.

— Пошли, — и они повели меня, сначала через кусты, а затем через лес. Шли прилично, и вскоре оказались на поляне, где горел костёр, и возле него сидело ещё семь человек.

— Клык, знахарку привели, пусть глянет, — он подвёл меня к одному из них. Тот посмотрел исподлобья и кивнул. Я пошла за ним. В одной из палатки, сделанной из веток, лежал раненый. Обе ноги были перевязаны грязными тряпками. Когда развязала тряпки, ударил запах гноя. Я взглянула и покачала головой.

— Что, плох?

Я кивнула.

— Мож, попробуешь?

Я вышла и знаками показала, что нужна вода. Вскоре у меня была кипячёная вода. Заварила ромашку и кровохлёбку. Остальной водой, стала промыватьраны.

Затем промыла настоянной водой с травами, и стала зашивать их. Клык уже давно вышел из палатки, нежные оказались разбойники, в этом случае. Когда махают мечами, то не боятся крови, а здесь слабеют от её вида. Надо было заставить их промывать раны, может, и разбойничать бы передумали. Да, Елена, какие мысли тебе в голову только приходят!

Вскоре, перевязав его, вышла из палатки, все сразу посмотрели на меня.

— Жить будет? — задали вопрос.

Я пожала плечами, пусть понервничают. То, что он будет жить, я уже знала.

Я показала на платье и на воду, говоря, где можно всё это отстирать.

— Пойдём, — меня Тихий повел к речке. Он принёс мои сумки, а сам ушёл.

Достала вещи, вымылась и замочила платье. Вскоре он пришёл, и позвал меня. Посадил у костра и дал покушать. Я ела и видела, как бросают на меня взгляды, но стоило поднять глаза, как они опускали свои.

Вечером мне предложили одну из палаток. Легла отдыхать, всё равно придётся остаться на несколько дней, пока не сниму швы. Утром встала рано, сходила на речку и постирала платье. Подходя к лагерю, услышала:

— Кто, хоть пальцем тронет, убью, — это прозвучало от Тихого. Я осмотрела раненого, промыла снова раны, намазала их заживляющей мазью. Через день он пришел в сознание. Напряженность у мужиков спала и все стали улыбаться. Я ходила по лесу и собирала травы, сушила. На пятый день сняла швы, рана хорошо затянулась. Мы сидели у костра, и пили отвар.

— Вот, даже и не знаем, как тебя зовут, — сказал Клык. Я достала свой листок и показала. Тихий взял его.

— Елена, — произнес он. Вот всегда думала, что найдется грамотный.

— Ты спасла нашего друга, мы тебе очень благодарны. Не каждая пойдёт вглубь леса и незнамо куда. Ты не думай, не от хорошей жизни мы разбойничаем. Вот у Хворого, всё князь отнял, всё подать повышал, что он в конец разорился. У Клыка, жену хотел один снасильничать, он заступился и не рассчитал, пришлось ему в бега податься. А у меня своё дело забрали, подставили и заставили продать лавку, — рассказывал Тихий.

Я оглядела их всех, и увидела опять два пути. Я взяла камешек и показала его, положила на землю, от него в разные стороны положила две ветки.

— Говоришь, у нас две дороги, — глянул на меня Клык. Я кивнула. Показала на одну и нарисовала дом. На вторую — петлю.

— Так, значит, первая- это дом, жизнь. Вторая — смерть, — он поднял на меня глаза. Я кивнула.

— Мы все бы хотели мирно жить, но где. В наших деревнях невозможно, а в городе таких, как мы, куча, — раздосадовано изрек он.

Я взяла бумагу (хорошо, что ей меня снабдила Марья), и стала писать, руками, всё не расскажешь, а Тихий читал.

“ У вас есть охотник, пусть он пройдет этот лес, на север, там найдёт место у реки. Постройте свою деревню. Можно торговать, пушниной, есть глина, гончар, у вас тоже имеется. По реке вниз город, там и будете продавать и покупать. Бросайте гибельное дело.”

— Так ты велва! — с восхищением прошептал Тихий.

“Ведунья”, написала я. “ Вам решать, я своё сказала. Завтра я ухожу, Гор ещё пусть не встаёт неделю, а там потихоньку и можно уже начинать ходить”.

На утро меня до дороги проводил Тихий. “Пусть пойдут по хорошему пути, всегда у них будет удача и успех”, озвучила и для них желание.

По дороге, сколько шла, а шла уже долго, никого не встретила. Не ездят, что ли по ней? С двух сторон её окружала трава, выше пояса.