В уставшую душу крадутся ирландские тытожести. И среди них голос отчаявшегося, но не сдающегося лысого ангела. Не бойся. Не бойся – ничто не может сравниться с тобой. И с твоей прелестной лысиной.

Да здравствуют ищущие любовь июльским утром, спасибо вам, очумелым НЛОшникам, бросившим пароль «Belladonna» в безначальность космоса. Всё, что нам нужно, – это любовь, и не смей лгать мне, что ты не влюблён, мальчик на модном «Харлее» объёмом десять кубических сантиметров. Спасибо всевидящему слепому за простой телефонный звонок. Спасибо кусту с русским именем Катя. Очередные 33 оборота нежно и неизбежно закручивают меня в любовь. Я становлюсь белее мела и снова и снова готов слушать историю о девочке, которую ты любишь, и о том, что любовь может ранить. Печальные придыхания ливерпульцев плавно переходят в кричащую от боли исповедь назаретян. На предпоследнем обороте появляется усталость, в районе Канзаса сильный ветер пылью забивает глаза, ты начинаешь мечтать о знаменитых криденсовских ливнях, и – о, чудо! – маленький калифорнийский отель предлагает спасение, и та, которая давно в твоём сердце, – она уже здесь, она ждёт тебя.

И мы вдвоём с тобой в этом прекрасном доме, и мы стоим, обнявшись, и смотрим, как всходит солнце.

Фломастерное объявление о защите кандидатской диссертации Ковырякина понуро стояло в повестке Учёного совета в самом конце, перед «Разным». «Разное» всегда обижалось на свою малозначительность, подобно девочке на уроке физкультуры, которая, замыкая шеренгу, каждый раз делала шаг вперёд и бодро выдавливала унизительное «двадцать седьмой, расчёт закончен!» что означает – я опять сегодня последняя замухрышка.

Первым, как всегда, гордо шёл отчёт о проделанной на факультете работе. На второе привычно предлагалось обсуждение планов на будущее. Как правило, планы полностью совпадали с отчётами и наоборот, за исключением временных форм глаголов. На компот, традиционно, шли конкурсные дела. Следуя этому традиционному меню, защита ковырякинской диссертации позиционировалась как десерт. Сегодня именно из-за этого десерта аудитория была битком забита не только сотрудниками кафедры летательных аппаратов, но студентами и аспирантами со всего факультета самолётостроения. Среди гостей, конечно же, присутствовали Берлен и неразлучные Слепой плюс Лутэ равняется любовь. За полчаса до начала на входе пришлось поставить охрану и пускать только по пропускам. По институту уже год перебегали из кабинета в кабинет слухи об удивительном изобретении соискателя Ковырякина, и число желающих услышать правду из первых уст превысило число сидячих мест.

Текстолёт, которому не нужны крылья, хвост, шасси, и, самое главное, никакого керосина! Сладкий шведский сон троечницы Греты Тумберг! В курилках говорили даже, что ковырякинскому текстолёту вообще ничего не нужно – сел и полетел, на что прокуренный оппонент резонно возражал – ну, стул-то хотя бы нужен, куда садиться-то? Одним словом, назревала научная сенсация.

За минуту до выступления Ковырякина к закрытым дверям аудитории подошёл мужчина и попросил охранников пропустить его.

– Меня зовут Бескрылый, – спокойно сказал незнакомец. – Я принёс «Последнюю книгу» инженеру Ковырякину, хочу полетать.

Стража озадачилась. Бескрылый – это ещё ладно, мало ли в Москве бескрылых, но вот упоминание загадочной «Последней книги» подействовало зловеще убедительно, и мужчину пропустили.

Пробираясь поближе к трибуне, он рассматривал представителей научного сообщества, как будто разыскивая кого-то. Вскоре взгляд его остановился на Лутэ, и Бескрылый улыбнулся. Лутэ почувствовала этот взгляд и даже не глядя ещё на незнакомца поняла, что пропала…

А Ковырякин уже начал свою речь.

– Что такое книга? Определений существует великое множество, и все будут верны. В результате наших исследований многие респонденты отмечали, что книга для них, помимо всего прочего, ещё и источник энергии. Я думаю, что многим из присутствующих здесь знакомо это чувство внутреннего подъёма, бодрости, воодушевления после прочтения интересной книги. А теперь, если внимательно изучить процесс написания той же самой книги, то авторы часто в своих дневниках признаются, насколько энергозатратным является создание текста. Сравнение с выжатым лимоном типично для многих из них. Таким образом, текст – это аккумулятор, который заряжается энергией писателя для дальнейшего потребления этой энергии читателем. Разумеется, этот тезис не нов, об особой энергетике текста говорили ещё в Древней Греции. Я хочу лишь зафиксировать этот факт. Зафиксировали.

Аудитория напряглась, разглядывания портретов по стенам и затылков потенциально красивых аспиранток прекратились.

Краем глаза Ковырякин увидел, как сидевший рядом с Лутэ знакомый очкарик почему-то встал и пошёл к выходу, а на его место тут же перебрался незнакомый мужчина.

– Идём дальше, – продолжил Ковырякин, – если художественный текст, как мы только что установили, несёт в себе заряд энергии, в нашем случае пока духовной, то создание трансформатора для преобразования этой духовной энергии в механическую – всего лишь вопрос времени. Мне потребовался год, чтобы создать такой трансформатор. Признаюсь, это было не так и сложно. Гораздо сложнее было отрегулировать цепь «источник – потребитель». Эту цепочку Бродский называл «Продукт взаимного одиночества писателя и читателя». Необходимо полное совпадение по многим параметрам. Поясняю, если вам понятен и нравится рассказ или роман, если вас, как говорится, текст «цепляет», то с помощью моего трансформатора вы вполне можете рассчитывать на получение дополнительного вида энергии. Ну, например, свет электрической лампочки в вашей спальне.

Лутэ изнемогала от жара справа. Её сердце металось внутри, пытаясь вырваться и убежать вслед за очкариком… Великая сладостная сила исходила от того, кто сидит уже ближе, чем просто рядом, и в этой неведомой ей прежде мужской силе балтийская девочка начала стремительно растворяться… «…а с детства была крылатой».

– В течение нескольких месяцев испытаний, – продолжал Ковырякин, – студенты-добровольцы на бытовом электрическом уровне вполне комфортно чувствовали себя при помощи моего трансформатора и коротких рассказов русских писателей 19-го века. Кипятильники, утюги, стиральные машины, телевизоры и прочее – всё это успешно апробировалось в наших общежитиях, и результаты отображены в нескольких научных статьях.

Конечно, были и неудачи, но тщательный анализ показал, что зачастую причина была в отсутствии искреннего контакта в цепи «источник – потребитель». Можно сколько угодно декларировать свою любовь к текстам Фёдора Михайловича, но если его мальчики не заставили вас украдкой вытирать слезу, то вы не взлетите. Вполне возможно, что взлетите вы на каком-нибудь другом тексте. Полгода назад я начал экспериментировать с увеличением нагрузки и создал мини-текстомобиль, проехавший первые пять километров на поэзии американских поэтов-аболиционистов, чудесные переводы которых были любезно предоставлены моим другом, присутствующим здесь, – указал он на Берлена. – Естественно, что следующим шагом было создание текстолёта. Основная сложность в том, что для длительного полёта нужен мощный, качественный источник энергии класса романов Толстого или Маркеса и, соответственно, пилот, чувствующий, понимающий эту энергию и способный быть её проводником к трансформатору.

В результате многочисленных экспериментов мы пришли к выводу, что оптимальная загрузка нашего текстолёта – два человека. Максимальная – четыре. Опытный одноместный образец находится в соседней комнате, и в перерыве его можно посмотреть. Там же можно познакомиться с таблицей соотношения художественного текста и расстояния полёта. В экспериментальных полётах участвовали студенты и преподаватели нашего института. Разумеется, на добровольной основе.

От полного обморока Лутэ спасли аплодисменты. Очнувшись, она увидела Ковырякина за трибуной, слева торжествовали Слепой с Берленом. Мед-лен-но бледная девушка повернула голову вправо. «Привет, – сказал незнакомец, – меня зовут Бескрылый. Я за тобой». Нет, аплодисменты не спасли. Лутэ потеряла сознание.