– Каком ещё условии? – удивился Берлен.

– Ты научишь меня английскому, – выдохнул Вокля.

Директриса до своего директорства преподавала географию и именно от неё несколько поколений окуловцев с удивлением узнали, что Земля круглая и не вся покрыта лесами и озёрами. Именно этот далекий факт её биографии Вокля и решил использовать для реализации своего плана – получить отгулы для поездки к автору «Present Continuous».

– Мы подарим ей глобус, – заявил он Берлену.

– Зачем? У неё полно этих глобусов, я видел сам.

– Не-е-е, мы подарим ей огромный глобус, в натуральную величину, сделанный нашими руками.

– Hand made, что ли? – лениво отозвался Берлен.

– Сам ты хендмейд, я говорю, глобус, большой такой, – Вокля раскинул руки, – подарим ей, и она отпустит нас на пару дней за свой счёт.

– Давай, – нехотя согласился Берлен, – глобус, так глобус.

Размер натуральной величины, показанный Воклей, не вызывал больших опасений.

Собирать земной шар решили тайно после уроков в мастерской. Не будем утомлять читателя тонкостями создания крупной модели земного шара в школьных условиях, отметим только, что старые стены мастерской со времён строительства не помнили столь лаконичных и в то же время ёмких фраз, которыми мужчины-педагоги изредка сопровождали процесс созидания нашей планеты. Им тоже потребовалось ровно семь дней. Ещё день на покраску. Эмульсионная краска никак не считалась с общепринятыми географическими очертаниями и вносила свои коррективы. В результате чего Африка уткнулась в Антарктиду, Япония намертво соединилась с Китаем, а Чёрное, Средиземное и Каспийское моря попросту исчезли с лица Земли.

В назначенный день, рано утром, до прихода директрисы, мужчины решили перенести подарок в её кабинет.

С каждой стороны они взяли шар и попытались его поднять. Шар слегка дёрнулся и снова опустился. Коллеги шёпотом стали ругаться матом и ещё раз попытались поднять. Шар приподнялся сантиметров на тридцать и, не удержавшись, качнулся в сторону, слегка придавив Берлена. С третьей попытки получилось. Мужчины молча взяли шар и направились к выходу. Перед самой дверью Берлен остановился и стал задумчиво смотреть вперёд.

– Ты чего? – прохрипел Вокля.

– Он не пройдёт, – сказал Берлен.

– Кто?

– Шар.

Тут только Воклевитанг заметил, что земной шар в диаметре гораздо шире, чем дверь мастерской.

– Может, открыть вторую половину? – предложил Берлен.

– Бесполезно, – зло сказал Вокля. – Я забил её намертво, да и сам проём узкий.

Быстро нашёлся простой выход: шар надо спустить через окно. Так и сделали. Спуск прошёл не совсем удачно. Незамеченный гвоздь, как будто радуясь впервые представленной возможности проникнуть в тайну Бермудского треугольника, вырвал почти половину Саргассова моря. Дальше шёл подъём по лестнице. Первый пролёт прошли нормально. На втором Берлен с удивлением заметил яркое голубое пятно на боку своего нового костюма. В то же время та часть Мирового океана, о которую он тёрся, совершенно побелела, образовав новый ледяной материк. У Воклевитанга, напротив, рубашка стала тёмно-коричневой, а высокие Гималаи сменили окраску на обыкновенное плоскогорье.

Уже перед входом в кабинет навстречу оборванным и красочным мужчинам вышла парадная директриса.

– Что здесь происходит, товарищи?

– Это вам, – устало выдохнул Воклевитанг, – с днём рождения.

– Happy birthday, – попытался улыбнуться Берлен.

– Спасибо! – радостно улыбнулась в ответ счастливая директриса. Таких необычных глобусов ей ещё никто не дарил. Вечером после небольшого фуршетика в учительской она подписала их заявления на два дня за свой счёт: – Поезжайте к вашему писателю.

В вечернее время из станционного громкоговорителя завораживающий женский голос разливал по всей Окуловке загадочную фразу: «ПОЕЗД ДО БОРОВЁНКИ ОТПРАВЛЯЕТСЯ СО ВТОРОГО ПУТИ», – загадочную, потому что никакого поезда на станции не было, платформы пусты, Берлен лично проверял несколько раз. Однако каждый вечер добрая колдунья объявляла об отправлении невидимого поезда с пассажирами-невидимками, которые уезжали в сказочную Боровёнку. В течение многих лет многие окуловские детишки засыпали в своих кроватках, услышав знакомые волшебные слова. Ближе к полуночи фраза повторялась для засыпающих взрослых и дарила уверенность, что завтра всё будет у них хорошо. Всех, кто хоть даже немного пожил здесь, в трудные времена дальнейшей жизни, когда рушится мир вокруг, никогда не покидает надежда, главное, дождаться полуночи, когда ПОЕЗД ДО БОРОВЁНКИ ОТПРАВИТСЯ СО ВТОРОГО ПУТИ.

Стажёр уже вторую вечность работал в небесном отделе помощи мелким неудачникам. Отдел помощи живущим внизу утконосам, кенгуру, ехиднам, гиенам, пингвинам, кактусам и, если оставалось время, человекам. Но не всем, конечно, а лишь тем, с кем Судьба беспредельничала по полной. С Богом у неё частенько возникали конфликты по этому поводу.

– Слушай, – говорил он, просматривая список, – да оставь ты этого бедолагу в покое, на нём уже места живого нет, а ты всё тычешь его и тычешь.

– Имею право, – смеялась Судьба, – я квоту знаю, мне лишнего не надо, но что моё – моё! И потом, ведь половина всё равно тебе достанется, сам тогда и пожалеешь своих убогиньких.

Стажёр слышал эти разговоры и не понимал, что за квота? Почему половина? Кому тогда другая половина? Времени на непонимание было мало – появился его очередной клиент. Человек. Классический пример неудачника. Судите сами. Первое – угораздило родиться накануне великих перемен. Да к тому же ещё в России двадцатого века.

В начальный период своей детской жизни мечтал стать пионером – не дождался! Ни костров, ни синих ночей, ни гордого «Всегда готов!». Организация юных ленинцев рухнула вместе со страной, похоронив под обломками всё вокруг, кроме мраморного саркофага вечно живого мертвеца.

Примерно в то же время клиент получил своё новое имя. «О, счастливчик!» – под таким названием шёл в летнем кинотеатре британский фильм, который легально просмотрело всё население города старше 16 лет. Несовершеннолетние фанаты статуса «детидошестнадцати» рассаживались по отполированным веткам могучего дуба, как будто специально посаженного здесь сто лет назад старшим Люмьером. Во время шестого просмотра наш клиентик немного расслабился и под бодренький аккомпанемент Алана Прайса рухнул с высоты третьего этажа. Перелом левой ноги, многочисленные глубокие царапины и навсегдашнее теперь уже имя Счастливчик.

В девяностые продал всё, что было, добавил кучу долговых денег, купил акции МММ. В четверг, на пике, хотел уже их продать и прописаться в форбсовском списке, но в среду на Варшавке арестовали Мавроди. Соответственно, в пятницу от Счастливчика ушла жена Лариса, в субботу он решил повеситься, но остановил звонок в дверь. Думал, новые хозяева, оказалось – прапорщик из военкомата. Вручил повестку – завтра в шесть утра. Вешаться Счастливчик передумал, да и верёвки в доме всё равно не было. Через неделю он уже был на пограничной заставе в Таджикистане. Белые шапки Тянь-Шаня, солнце, злобные душманы по ту сторону границы, сладкое предчувствие геройства и, может быть, даже подвига. Эх ты, Лариска, Лариска, просмотрела ты Героя России, дура рыжая. Пограничная романтика закончилась на восьмой день с первым за пятьдесят лет в здешних местах укусом паука. «Где он его нашёл», – недоумевали дембеля. Душанбе. Госпиталь. Паук, сука, укусил точно на вторую группу инвалидности. Домой завтра. А дома-то нет давно. И Лариски нет. И родители давно померли… Один…

И вот сидит Счастливчик на площади трёх вокзалов, оборванный, вонючий, голодный, сидит в той самой загадочной квоте, над которой так громко смеялась Судьба.

«Я помогу тебе, – шепчет Стажёр, перелистывая жизнь клиента, – я помогу». И стал помогать.

А дело это, надо сказать, хлопотное и утомительное. Там наверху бюрократия та ещё, ветхозаветная. Тут помедленней надо, поаккуратней. Главное – это Счастливчика из квоты вытащить. Но как? Стерву эту небесную не обманешь – всё у нее строго по минутам расписано. Не уйдёшь от неё. Что же делать-то? Стажёр раз за разом обходил различные божественные инстанции, просил, требовал, молил, ругался, грозил, терпел, но к Богу за помощью не обращался. А тот с самого начала следил за хождениями Стажёра по святым бюрократическим мукам, одобрительно покрякивал, но не верил в земное спасение Счастливчика.