– Пацаны! Гля, кто к нам явился! Берлен, блин! Ландан из зе кэпитал, бля! – На лицах кривые улыбочки, в карманах ножички…

Они почему-то не трогали меня, ни в школе, будучи ещё бандитскими заготовками, ни потом, когда стали настоящими бандитами. Скорее всего потому, что в глубине чего там у них внутри чувствовали во мне своего. Что я, по крови, такая же сволочь, как и они, только сволочь со знанием английского языка.

Кстати, о бандитах. В слабую силу своих профессиональных обязанностей мне приходилось читать иногда о «факторах, влияющих на становление личности, о роли общества…»

Какое общество?! Какие, фак, торы?! Закрой глаза и смотри! Родильное отделение. Заходит нянечка. Идёт к младенчику. Вешает бирочку. А следом за этой прекрасной аллитерацией появляется ещё одна фигура, таинственная, непостижимая, и поцелуем ставит свой штампик в темечко, где всё про тебя, малыш, наперёд расписано: когда, где, как. Не сказано только, зачем и почему. Вот это ты, карапуз, сам уже думай. Вот это твоё. Так что, дорогие мои, «хотитепоговоритьсомной», извините, но Каин рождается Каином, Авель – Авелем, бандит – бандитом, я – мною, вы – вами. Зе лессон из оуве гайз!

В отличие от голливудских смертей моих бывших учеников – пули, взорванные мерсы, яды, – я умирал, как самый последний урод.

За три дня ДО никого уже не узнавал, орал, дрался. Ночью изводил всех бредовыми монологами. Санитарка отказалась мыть и кормить. Сопалатники возненавидели меня и пытались вытащить мою вонючую кровать в коридор. Руководил ими одноухий уголовник, покрытый церковными куполами и выглядывающими из-под грязной майки русалками. Чтоб ты сдох, Вангог недорезанный. Я подозреваю, меня бы придушили на пару дней раньше, чем указано в моём штампике, но появился Писатель и всё уладил. Измученное сознание моё согласилось вернуться, но только на пару минут…

– Слушай, Берлен, – сказал Писатель, – я пишу роман. Сюжет почти готов, сейчас вкратце расскажу. Мне нужно только твоё согласие, там немного про тебя и твоих друзей.

Он устроился поудобней на стуле, почтительно придвинутом уголовником, достал толстую папку исписанной бумаги, и я услышал:

«В далёкие времена, когда все живущие на земле твари были абсолютно равны, а Дьявол ещё только раздумывал, в кого из них вложить семена гордыни и высокомерия – в летающих высоко в небе? Или в гадов ползучих? В тех, кто после рождения припадает к груди матери? А может, в тварей подводных? Выбор огромный, но по согласованию с Богом – что-то одно. Он, кстати, своими светлыми помыслами также ограничен Великим Договором НебоРеки. И неизвестно, как бы жилось сейчас всем живущим на земле, выбери эти два посланника НебоРеки разных тварей. Всё бы было просто и понятно. Нет, угораздило обоих остановиться на человеке. Есть подозрение, что первым, кто обратил на двуногого внимание, был всё-таки Бог. Дьявол больше склонялся к драконам и птицам, но в итоге оба сошлись на человеке. И давай загружать его по полной своими абсолютно противоположными программами. Хитренько подключили Дарвина. Объявили царём двуногого человечишку. Забыли о зверях, рыбах, птицах, цветах, деревьях и тысячах других, которые с ужасом смотрели на растущего и пожирающего всё вокруг монстра, ещё вчера считающегося одним из них, а позавчера вообще крохотное семечко, выпавшее из кармана Бога.

Правда, обезьяны выступили категорически против каких-либо родственных связей с человеком, считая последнего самым последним негодяем. Их поддержали все остальные животные, все ещё помнили незабвенные времена, когда человечество стояло на равных в одном ряду с птичеством, зверячеством и рыбчеством. Признать превосходство человека согласились только предатели – собаки, коровы, курицы и прочие домашние свиньи.

В последнее тысячелетие пришло наконец-то осознание страшной опасности, но было поздно. Монстры выросли и окрепли. Один из них сказал этим двоим – всё! Вы больше мне не нужны! Дальше я сам.

И взошло семечко гордым огромным клыкастым деревом-уродом, на ветвях которого раскачиваются мёртвые краснокнижные детёныши. И проросли клубни ненависти и непонимания кровавыми войнами и чёрным дымом сожжённых заживо ненужных человеков. Дальше я сам! Без вас обойдусь! И ничего вы со мной не сделаете. Сами знаете – во мне жизнь и смерть ваша. Рядом пойдёте. Только теперь молча. Наслушался за тысячи лет ваших песен о добром зле.

И пошли они следом за ним. И звали его Бескрылый.

Удивительной и никак не вписывающейся в эту трагическую картину мира была связка книг в правой руке Бескрылого, перевязанная обычной бельевой верёвкой и, вне всякого сомнения, претендующая на одну из главных ролей в композиции надвигающегося романа.

Тут отпущенные мне минуты истекли, но Писатель не заметил и продолжал рассказывать моему телу историю про Бескрылого. Палата, широко раскрыв больные глазищи, слушала, включая медсестру со злобным шприцем и дежурного врача. Под утро краткая история закончилась, Писатель устало выдохнул – ну как? Тебе понравилось? Ты согласен?

В затянувшейся паузе слышен был только ритмичный плач приставленной ко мне капельницы-плакательницы, как же ей хотелось спасти меня, дурака.

Вспотевший Вангог взял мою холодеющую руку, посмотрел сначала в окно, потом на Писателя и радостно кивнул – он согласен! Что-то кольнулось внутри меня, там, где сердце, знать, не срок ещё…

Через полчаса мою кровать поставили к окну, полностью поменяли бельё, тумбочку загрузили фруктами, всё проветрили и вымыли, включая моё настрадавшееся тело.

Руководил субботником лично Вангог, когда всё закончилось, он попросил всех заткнуться и, указав на меня, зловеще объявил: «Кто его тронет – убью!»

Эту приятную для моего уха угрозу я уже смог услышать, жизнь возвращалась… Тот, кто хотел сегодня меня умереть, видимо, передумал… Боль, собрав всё своё многочисленное семейство, не спеша покинула моё тело. Вернулся обиженный кем-то разум, включил сознание и память, интересно, чем там вчерашняя история закончилась про Бескрылого. Я подозвал безухого и попросил напомнить сюжет романа.

– С какого места? – услужливо подсел он ближе.

– «И звали его Бескрылый», – вспомнил я последнюю фразу.

– Да-да, звали его Бескрылый, – оживился бывший уголовник, – я ещё подумал, что за погоняло такое странное, точно не из блатных. Но крутой – это точно, в натуре, против Бога и Дьявола болоны катить – это, реально, круто. Короче, он им говорит – всё, чуваки, вы не в теме, почекмарились и хватит. Расходимся. А Дьявол ему предъяву такую, ты чо, клоун, забыл, кто тебя с кичи вытащил, если б не мы, бегал бы до сих пор в своём саду с голой жопой. Ты кем себя возомнил, фраер бумажный, чтоб нам с Богом твоё фуфло выслушивать. Да я щаз пару КАМазов с бесами подгоню, они тебя в капусту нашинкуют и свиньям скормят. А Бог его останавливает – не надо бесов, не тронем мы тебя. Ты свободный, типа, человек, говорит, иди с миром и не ссы, это твой, блин, выбор, тебе самому решать. Ну он и пошёл… Сука, по полному беспределу за пару лет на три пожизненных насобирал, а то и на вышак, если бы взяли. Да только кто его возьмёт, если ему Бог «не ссы» говорит, мне б такую крышу. Там он ещё бабу всё какую-то искал, что-то ему позарез от неё надо было, хотя я думаю, фуфло всё это, переспать фраер с ней просто хотел…

– Спасибо, – остановил я безухого и представил, как он рассказывает сказки своим сокармерникам, например, о Золотой рыбке, вот старухе бы по полной там досталось…

Сюжет стал понятен. Знакомый сюжет. Про человеческую душу. Если не пускаешь в неё Бога, рано или поздно там поселится Дьявол. Возраст темы – тысяча лет, здесь важно исполнение, обязательно прочитаю роман.

При выписке ко мне подошёл врач и сказал, что я – уникальный случай в его практике, и выжить шансов у меня не было. «Тут не обошлось, – полушутливо заметил он, – без потусторонних сил».

Что ж, тогда возвращаемся… Надо хоть диплом получить, зря что ли пять лет учился. Ай лив ин Москоу. Ай эм твенти ту эгейн!