Десять бросков спустя он, казалось, выдохся и подошел, чтобы сесть у ее ног и положить голову ей на ноги. Ханна погладила его по волосам. Он тяжело дышал и прижался ближе, так что она погладила его мягкие каштановые волосы и пробормотала:

— Хорошая собачка.

Может быть, в конце концов, она не так уж плохо обращалась с детьми. Или, может быть, ей просто нужна была собака. Какова бы ни была причина, на самом деле она не возражала, чтобы он обхватил ее ноги своими маленькими ручками и устроился поудобнее. Она даже не возражала, когда Рут принесла ему печенье, и он положил его ей на джинсы, хотя она знала, что от теплой шоколадной крошки останутся пятна. Вместо того чтобы высвободиться, она просто съела свое печенье и погладила его по голове.

Рут снова села и понизила голос до шепота.

— Ходили слухи, что он женился на одной из этих молодых девушек. Хотел основать свой собственный Эдем.

Ханна вспомнила странные слова своей матери. Мы вышли из сада. Это то, что она имела в виду? Эдемский сад?

— Он уже был женат, — уточнила Ханна.

Рут пожала плечами.

— Тогда, может быть, это просто слухи.

Нет, это был не просто слух. Это был слух, основанный на том, что он брал наложниц. Господи, все это было безумием.

Дженни вернулась без ребенка и схватила печенье.

— Надеюсь, я не сказала слишком много, — сказала Рут.

— Чепуха. Я так благодарна вам за то, что вы мне сказали. Кажется, я не могу найти здесь много людей, которые видели все это воочию. Все ли его последователи покинули Биг-Сур?

— Насколько я знаю. Я имею в виду, что никто из них не был здешним.

— Я полагаю, что никто из вас не знает имени Мария Диас?

— Нет, — сказала Дженни. — Мне жаль.

Но Рут нахмурилась.

— Мария Диас? Я думаю, что так звали Марию Франк! До того, как она снова вышла замуж!

Ханна выпрямилась.

— В самом деле? Вы ее знаете?

Рут кивнула.

— Она все еще управляет пекарней, Дженни?

— Насколько я знаю.

— Да! — сказала Рут, загораясь от волнения. — Она держит пекарню у себя дома! Раньше она пекла булочки и хлеб для большинства местных ресторанов, но я думаю, что она снизила скорость, поставляя только одному или двум. Она делает самые удивительные рулеты из трав с травами из собственного сада. Они самые лучшие.

— Она была частью этой церкви?

— Мария? — Рут ахнула. — Абсолютно нет. Я даже не могу себе этого представить.

— Как вы думаете, она могла бы поговорить со мной? Я думаю, что она, возможно, знала мою мать. Если у вас есть ее адрес…

— Я не знаю адреса, но нарисую вам карту. Уверена, что она была бы рада помочь. И захватите несколько этих булочек, пока будете там. На самом деле, я думаю, что заеду сегодня вечером по дороге на север и возьму немного сама.

Ханна кивнула, но остальная часть болтовни текла прямо через нее. Это было оно. Если бы эта Мария не была частью Скалы Джейкоба, ее, по крайней мере, вызывали всякий раз, когда женщины рожали. Она знала этих женщин. Она видела, какая волна тьмы в конце концов поглотила их. Она знала Рейн и Дороти.

Ханна наклонилась, чтобы погладить маленького мальчика по голове, и с трудом сглотнула, почувствовав внезапную сухость во рту. Мария была ключом к разгадке. Очевидец «женского бизнеса» в Скале Джейкоба.

Наконец-то она узнает правду, хочет она этого или нет.

Маленький домик стоял напротив гостиницы. Противоположность Скале Джейкоба. Как будто хозяин решил, что больше не вынесет ни деревьев, ни темноты, ни тени.

Далеко к северу от туристических мест Биг-Сура, дом стоял над дорогой на каменистом лугу, который изгибался вниз вдоль шоссе, пока не заканчивался голыми утесами. Он был крошечным. Просто площадь из шлакоблоков с выцветшей вывеской «ПЕКАРНЯ МАРИИ», но она была окружена пучками зеленых и золотистых растений. Травяной сад вместо лужайки.

Неужели Мария жила здесь одна, в сотне ярдов над шоссе, наблюдая за миром и волнами из кухонного окна? Была ли Скала Джейкоба одной из причин, приведших ее сюда? Или яркий покой этого места смыл всю эту тьму? Что, если она вообще почти ничего не помнит?

Ханна вышла из машины и поднялась по длинной тропинке, которая вела через миниатюрный сад к входной двери. В прихожей было что-то заброшенное; несколько камешков валялись на ступеньках, а паук сплел замысловатую паутину на фонаре крыльца. Подъездная дорожка огибала дом сбоку, и она подумала, что это вход, которым пользовалась Мария. Эта дверь, вероятно, редко открывалась. Здесь не было соседей, которые могли бы прийти и поболтать после обеда.

Но Ханна постучала.

Она не осознавала, что пение было, пока оно не прекратилось. Мягкий, низкий звук, доносившийся из дома, сливался с далеким прибоем. Ханна вцепилась в сумочку и ждала.

Дверь оставалась закрытой так долго, что Ханна наконец решила, что ее не откроют. Если Мария была внутри, она не хотела говорить. Возможно, было бы разумно опасаться незнакомцев с такой дороги. Или, может быть, она слышала, что Ханна копается в пепле прошлого, и хотела избежать встречи с ней.

При любых других обстоятельствах она с уважением отнеслась бы к явной тяге этой женщины к одиночеству. Ханна понимала эту потребность глубоко в своих костях. Но на этом ее путешествие в Биг-Сур закончилось. Она могла бы попытаться найти свою мать в другом месте, но Рейн здесь не было. Это было совершенно ясно.

Она постучала снова, и слабая паника заструилась по ее венам. Что, если Мария не захочет с ней разговаривать? Ханна не могла просто двигаться дальше, зная, что ответы были здесь. Но что еще она могла сделать? Вломиться и потребовать разговора?

Как только она решила сдаться и попытаться постучать в боковую дверь, замок щелкнул. Ручка повернулась.

Она не была уверена, кого ожидала увидеть Марией Диас, но уж точно не эту херувимскую бабушку. Она доходила Ханне только до плеча, и на ее круглом лице не было морщин, если не считать глубоких морщинок вокруг глаз. Ее короткие волнистые волосы были щедро посеребрены.

— Чем могу помочь? — спросила она.

— Миссис Фрэнк? Я Ханна Смит.

Сначала ей показалось, что это имя ничего ей не говорит. Она пристально смотрела на Ханну, склонив голову набок. Но тут Мария опустила подбородок и открыла дверь пошире.

— Входи, Ханна.

Ханна колебалась.

— Вы меня знаете? — спросила она.

Ее голос звучал умоляюще и слабо, но ей было все равно. Ей нужно было знать.

Улыбка Марии была слабой, но даже это маленькое признание превратило ее глаза в счастливые полумесяцы.

— Я знаю. Хотя ты выглядишь немного иначе, чем в последний раз, когда я тебя видела.

— То есть, тогда, когда я родилась?

— Да. Ты была крепенькой. И крикливой.

— Я и сейчас такая.

Ее горло сжалось, и она не хотела пугать эту женщину неожиданными рыданиями, поэтому Ханна с трудом сглотнула и шагнула в дом. Не было ничего удивительного в том, что воздух был пропитан запахом печеного хлеба, но он все равно окутал ее, как теплое объятие. Запах был воплощением комфорта, и на каждой площади гостиной, где она стояла, висели фотографии маленьких детей в рамках.

Эта женщина солгала о чем-то очень важном много лет назад, но сейчас Ханна не могла призвать ни капли страха. Наивная, может быть, но Мария не представляла угрозы. Она никогда не была угрозой.

— Не хотите ли чашечку кофе? Боюсь, у меня нет никаких угощений. Мой уровень сахара в крови… Доктор говорит, что мои сладкие дни закончились.

— Нет, я в порядке, спасибо. На самом деле, я только что съела печенье. Еще одно может быть лишним.

— Пожалуйста, — сказала Мария, указывая на изящную цветастую кушетку. Ханна подумала, не была ли она когда-то покрыта пластиком, чтобы уберечь ее от липких рук.

— Это прекрасное место, — сказала она, садясь.

— Спасибо. В последнее время мне становится слишком холодно, но я, кажется, не могу оставить его.