— Тетис?

— Ты и о ней не знаешь? Какая у римлян короткая память. Дед говорил, что вы только на себя и смотрите. Потому что боитесь.

— Боимся чего? Римляне не боятся, ты что-то путаешь.

— Чудооовищ! — Малак сделал страшные глаза и скроил рожу, довольно-таки гнусную.

— Чудовище ты нарисовал красивое.

Подаренный зверь змеился по бумаге, смертельная грация выдавала хищника. Чем-то он неуловимо напоминал своего создателя.

— В пересказе все красивое. Ладно, расскажу. — Малака было не остановить, но Электре и не хотелось. Она слушала, как он растягивает гласные, увлекается своим рассказом, речь делается певучей. — Когда ракшасы пришли, давно, они первым делом опустились на Тетис. Это очень далеко, за нашими пределами. Не в Единении. Старая планета, слишком теплая, не для людей. Ее не терраформировали, слишком большая — сложно, дорого. Там стоял ретранслятор Первых колонистов и жили их потомки — на мелких островах, которые приливы не затопляли. Сам я там никогда не бывал, конечно. Но видел старый фильм. Красивое место. Атоллы, море, небо и ничего.

Малак перестал терзать ковер, сложил подбородок на руки. Его лицо разгладилось от всяких гримас, а между бровей легла складка.

— Вобщем, после высадки ракшасов ретранслятор успел передать немного кадров и сигнал бедствия. Ракшасы там недолго просидели, к моменту, когда один из кораблей тогдашнего калифа добрался до Тетис, их на планете уже не было. И людей не было. И животных. Дома, оборудование — все стояло нетронутым… Кофе на столе недопитый! — Малак расширил глаза, как будто пересказывал страшную сказку.

— И все?

— Все.

— Ты не боишься за своего деда? — спросила Электра после паузы.

— Дед знает, что делает, — Малак сел, сплел ноги в немыслимый узел, дотянулся до своего Сеида. — Я не знаю, в итоге, о чем он с ними договорился, потому что Люций Константин как раз привел корабли, чтобы сжечь Авлу, и я поднялся на борт «Светоносного».

— Теперь понимаю, почему ты это сделал. — Хотелось обнять отважного мальчика за плечи, но у него был такой независимый вид, что Электре стало неловко. — Никого взрослых не осталось?

— Я сам уже взрослый. К тому же я хотел посмотреть, что сделает с адмиралом Шаела.

— Кто?

— Королевский рубин. У нас принято — наследники корон носят этот камень в знак своего особого положения. Больше никому нельзя: в таких рубинах капля крови пророка Сеида. У Шаелы — дурной нрав. Говорят, он убьет того, кто возьмет его в руки со злым умыслом. Я хотел посмотреть, каков Люций Константин! У нас про него столько рассказывают. Ну и отдал ему свой рубин в залог. Думал, Шаела испепелит его молниями на месте. А ему хоть бы что!

— Хорошо, что я не суеверна, — грустно сказала Электра. Малак испуганно глянул на нее, видимо, связав в голове два и два.

— А почему ты спрашиваешь о ракшасах? Что-то стало известно?

— Они напали на нас.

— Сами? Одни?

Электра поколебалась, подобрала слова, чтобы быть максимально точной.

— Мы на них не нападали, если ты об этом. Есть предположения, что они выступают в союзе с кем-то из твоих соотечественников.

Красивое лицо мальчика приобрело непонятное выражение. Он отставил чашку, некоторое время смотрел прямо перед собой, словно что-то подсчитывая. Потом крепко сжал губы и до конца ее визита не сказал больше ни слова.

После мягкого света и тишины в каюте у Малака шум, обрушившийся на голову сразу за порогом, ощущался, как осязаемая среда. Люди по-прежнему были везде. В центральном зале сектора, как она видела, в ожидании обещанной ею сенатской трансляции уже настроили огромный голоэкран.

— Надо будет раздать на все экраны флота, чтобы они не толпились тут. — Она выхватила Антония в битком набитом коридоре. — Боги, там еще и Аэций Лентилл добавился… неужели совещание капитанов закончилось. А у меня-то как раз есть, чем их порадовать! Сутки назад здесь были только я и белый мрамор, не ценила своего счастья.

— Белый? Ээээ… — Антоний рассеянно заозирался. — Все равно все тут будут, кого не выгонишь. Люди в моменты исторических потрясений липнут друг к другу и к источнику информации, не отдерешь. Но я тебя не за тем искал. Послушай…

Антоний как-то непривычно мялся, будто бы подбирая слова.

— Видишь ли, я даже не хочу тебя в такой момент… нет, информация должна быть получена.

— Таааак. Слушай, ну полегче! Что еще плохого произошло?

— Скорее странное. Я тут перебирал все наши активы и вспомнил, что на «Светоносном» содержится инопланетянин, которого Тарквинии вытащили из своей дыры или тоннеля, что там у них. Согласись, что такая технология во время войны не помешает.

— Конечно, если они правда сумели стабилизировать к-переход без конвертоплана, тем более односторонний, без подготовленной точки приема… Это транспортная революция была бы.

— Я мыслил точно так же. Поэтому пошел к этому инопланетянину за разъяснениями, его, кстати, и не охраняют особо.

— Спасибо, что пошел. Совсем руки до него не доходят. — Или я его игнорирую почему-то, подумала Электра, вспомнив записи с бледной худой тенью. Какое-то есть в этом римское высокомерие — прав что ли Юлий Августин, что римлянам нет дела ни до кого, кроме них самих?

— Ну вот я решил дойти ногами, перед решительным боем в сенате. Разнюхать что да как. Он, между прочим, прекрасно говорит на нашем языке.

— Сразу проще! Я видела на записи, да, — Электра отвечала на ходу, продвигаясь к толпе, собравшейся перед голоэкраном. Попутно она быстро записала все, что рассказал Малак, и раздала капитанам, направив копию сенату. Ее мучили самые дурные предчувствия. Неведомая морская планета Тетис теперь будет сниться в кошмарах. Куда и зачем ксеносы вывезли людей. А животных? Если вывезли… А Марсель? Повторится ли там теперь то же самое?

Она запретила себе думать о личных знакомых, родственниках. Боги, родители Люция на Марселе. Кажется, ее родная бабка тоже там — Друзилла Флавия. Они виделись как-то раз, когда отец счел нужным представить ее бабушке, в лето перед первым курсом. Горячая вышла полемика о преимуществах математического факультета Марсельского Аристотелевского университета перед институтом Диофанта Александрийского.

А дети? Да у половины капитанов флота дети там учатся. Как сенат удержит их от попытки ринуться в бой, немедленно отбить, защитить, спасти.

Ах да, не думать о личном! Но университеты… институты, академии. Не зря с Земли и даже с самого Палатина молодежь ехала и ехала учиться на Золотой Марсель — в интеллектуальный центр, негласную столицу римского образования. Если и можно говорить о какой-то направленности наших планет, то Земля — история и сердце Рима, Палатин — передовая наука, его мозг. А Марсель — что же, получается, душа? Это большинство университетов, непрерывающаяся традиция общественной мысли, бесконечное перерождение современной культуры. Как, разрази нас бездна, мы переживем эту потерю? Если отобьем планету и встретимся там с трагедией Тетис.

Она на миг представила улочки Миры и Фазелиса опустевшими. Безлюдные скверы. Закрытые кафе. Мокнущие под дождем пустые столики, лавочки. Запечатанные двери музеев. Вечная, неумирающая автоматика, питающаяся солнечным светом и ветром — роботы-уборщики, косильщики газонов, поливальщики клумб. Вечный музыкальный автомат в парке, где танцплощадка. Бессрочное световое шоу на фасаде Атенеума, которое некому отключить. И птицы, захватившие города… Стаи птиц. Их эринии не тронули.

Электре стало дурно.

— Давай присядем где-то.

Она опустилась на мраморную скамью в ярко освещенной нише и включила конус тишины. Антоний медлил.

— Ну говори уже, не томи. — Она успела привыкнуть к решительности формулировок кузена и недоумевала. Он явно выглядел сбитым с толку.

— Нет, это бессмысленно объяснять, я тебе лучше запись кину. Чувствую себя в растерянности.

В чип Электре упал короткий видеофайл. Она тут же запустила его. Пока смотрела, брови поднимались на лоб все выше и выше. Антоний в кадре стоял с довольно глупым видом, инопланетник молча обошел его, раз, и другой. Потом остановился и заговорил, почему-то с полуслова. Голос звучал странно, картонно.