– Почему ты вечно относишься к ней как к маленькой? – поинтересовался Максим. – Она уже взрослый человек и вполне способна адекватно воспринимать информацию.

– По-твоему, я должен предоставить ее самой себе? И пусть сама отвечает за себя и за свою безопасность?

– Вовсе нет. Мы оба отвечаем за нее, но ты воспринимаешь это немного иначе и думаешь, что она совсем беспомощна. У тебя комплекс старшего брата. Попробуй хоть раз поговорить с ней как с равной – узнаешь много интересного.

– Пожалуйста, хватит, – попросила Лола. – Нам только ссоры не хватало. Обсудим это потом.

– Ладно, – легко согласился Максим. – И отвечая на твой вопрос: нет, я не считаю, что мы недостаточно далеко от шторма, но в такой ситуации чем дальше от берега, тем лучше.

– Мы и так долго шли! – процедил Гедеон. – И ты едва не свернул себе шею, когда твоя нога запуталась в лианах.

– Не свернул же.

– Максим, расскажи, что ты обнаружил на записи, – вмешалась Лола, пока друзья совсем не переругались. Максим не умел вовремя остановиться, а Гедеон не мог контролировать и сдерживать свои эмоции. Последнее время он был как оголенный нерв, на любой раздражитель реагировал остро, иногда почти враждебно.

– Ну, есть кое-что, хоть я и не вполне уверен… Ладно, на семьдесят пятой минуте один из пилотов спрашивает: «Что это там такое слева? Судно? Не могу определить». Ответ мы не разобрали, но я поигрался с каналами и частотами, и там было что-то вроде: «таких кораблей уже нет».

– Им что-то привиделось?

– Похоже на то. Слушай дальше. Примерно через пять минут Чарли-Дельта попросили перейти на аварийную частоту. Он не ответил, и почти двадцать минут после этого идут сплошные помехи. В них можно поймать едва уловимые переговоры между двумя пилотами. Из всего этого я сумел выцепить только несколько обрывков. Точнее, всего три: «это все не по-настоящему», «они не реальные» и «не ведись на это». И был крик. То ли «задел», то ли «сзади», то ли «залп».

– Я даже не знаю, что сказать, – призналась Лола.

– У самого в башке кавардак. Но это еще не все. На сто пятой минуте пилот первого самолета вызывает Фолк-Сиверс (я так понимаю, это авиабаза) и говорит: «Я вас почти не слышу. Прием все слабее. И не видно ничего». После этого он добавляет: «В тумане…» – но конец фразы мы не расслышали.

– Да, тебе еще показалось: «тени».

– Как выяснилось, услышал я верно, хоть и не всё. Пилот сказал: «тени людей». И добавил: «их там сотни».

– Где? Внизу?

– Да кабы знать. Кстати, вместо «говорит Гедеон» пилот действительно сказал: «Говорит Роланд». Я не знаю, почему нас троих одинаково заглючило в один момент, но на записи «Роланд», а не «Гедеон».

– Это очень странно, – задумчиво протянула Лола. – И было очень страшно, когда мы это услышали. Я думала, мне это снится.

– Да я сам чуть в осадок не выпал. На сто четырнадцатой минуте в ответ на вопрос Фолк-Сиверса «вы слышите меня?» кто-то начинает медленно считать от одного до десяти. В конце можно разобрать: «ухожу в сторону». Спустя одиннадцать минут Фолк-Сиверс говорит Чарли-Дельта следовать курсом сто восемьдесят, а это, как ты помнишь, на юг, но пилоты общаются между собой на фоне помех и не реагируют на сообщение. Мы тоже не поняли ни слова из их переговоров.

– Ты что-то поймал?

– Ага. Не знаю, кто это сказал, пилот первого самолета или второго, ответ был весь из хрипов и шипения, но слово «корабль» я уловил отчетливо. «Опять этот корабль». Так он сказал. Или что-то вроде того.

– Ничего не понимаю… Вы с Гедеоном говорили, что кораблями правильно называть только военные суда…

– Ну, определить точно, что они имели в виду, мы вряд ли сможем. Осталось самое интересное. Координаты. Ты не поверишь, Лола. Если у меня все в порядке со слухом, в чем я до сегодняшнего дня был уверен, мы должны были их увидеть или хотя бы услышать. Они пролетали совсем рядом. Наши координаты: пять градусов, пятьдесят три и пять минут северной широты и сто шестьдесят два градуса, двадцать восемь и пять минут западной долготы. Их координаты: пять градусов, пятьдесят две минуты северной широты и сто шестьдесят два градуса и шесть минут западной долготы.

Лола в изумлении молчала.

– Ты ошибся, – сухо бросил Гедеон.

– В координатах?

– В них точно, но я не удивлюсь, если и во всем остальном тоже.

– Гедеон, так ты уже слышал все это? Максим тебе рассказывал?

– Рассказывал, – проворчал Гедеон. – А толку?

– По-твоему, я все выдумал?

– В помехах и белом шуме можно услышать все что угодно: от церковного хора до голосов мертвых. На этом еще сеансы спиритизма устраивают. И тупые ведутся.

– Камрад, это же была твоя идея.

– Я хотел, чтобы ты просто убавил свист в конце и выцепил последнюю фразу, – с раздражением ответил Гедеон. – А не занимался поисками чертовщины. Держу пари, если прокрутить запись мне или Лоле, мы услышим совершенно другое.

– Отлично, потом послушаете и скажете. Я буду только за. Пара ушей – хорошо, а три пары – еще лучше. Между прочим, ты хотел не только последнюю фразу выцепить, но и координаты.

– С координатами ты ошибся! – стоял на своем Гедеон.

– Ладно, доберемся до ноута и проверим. Эх, надо было его с собой захватить… – Максим со вздохом растянулся у боковой стены палатки. – Послушали бы сейчас.

– Еще не хватало место в рюкзаке занимать.

– А что было в конце записи? – спросила Лола.

– Там было: «Снижаемся на воду. Мы опять вернулись назад».

– Но… получается, пилоты и впрямь должны были сесть где-то рядом, – сбивчиво рассуждала девушка. – Или координаты неверны.

– Или нас провели, как дураков, – сурово подметил Гедеон.

– Ты думаешь, кто-то пустил в эфир старую запись?

– Не знаю, но возможно все. Я бы не удивился.

– Но зачем это им? И кто они? – в недоумении спрашивала Лола. – Они ведь не могли узнать, что мы решили уехать.

– Если у них есть направленный микрофон для прослушки, то вполне могли, – бросил Максим из угла. – А шторм сыграл им на руку, задержал нас.

Повисшее молчание нарушил отрывистый лающий смех где-то наверху, в кронах деревьев. Джунгли никогда не спали. И птичий галдеж не смолкал даже в кромешной темноте. Сейчас он казался еще оживленнее, чем днем, когда над островом ярко сверкало солнце.

Лола потянулась к выходу.

– Ты куда? – спросил Гедеон, когда она проползла по его ногам.

– Вы слышите?

– Что там? – насторожились друзья, сразу сбавив тон.

– Ветер… ветер стих!

Они расстегнули палатку и высунули головы. Наверху в кронах трещали, вопили и щелкали невидимые птицы. Казалось, они ругались между собой или о чем-то спорили, а остальные пытались заглушить их крики другими звуками. Было только шесть утра, еще даже не начало светать. Гедеон включил фонарик и обвел джунгли узким лучом света. Дождь так и не собрался. Местность застыла неподвижно, лишь кое-где шныряли ночные зверьки, прыгали с ветки на ветку, шевелили плетями лиан и корнями орхидей, растущих прямо на деревьях. В темноте сбоку сверкнули маленькие желтые глаза. И еще одни, внизу, в плотных тенях низкорослой пальмы. На свет налетели мотыльки. Гедеон выключил фонарик и засунулся обратно в палатку.

– Будь я проклят, если понимаю, что все это значит, – в недоумении признался Максим.

– Может, это временное затишье? – задумчиво спросила Лола.

– Не похоже, – отозвался Гедеон.

– Тогда я беру помощь зала. А нельзя пойти на берег и проверить, как…

– Нет, – отрезал Гедеон, даже не дослушав до конца. – Никаких прогулок ночью.

– Уже утро.

– Дождемся рассвета и тогда уже пойдем на берег проверять яхту и все остальное. А пока постарайся поспать.

– Разве теперь уснешь…

Судовой журнал №3

22 июля, 2008 год (вторник). 110 сутки дрейфа. Тихий океан.

День мог пройти спокойно, если бы Макс не уронил свою кепку за борт. Додумался же: нырнуть за ней! Наорал на него, хотел врезать, но сдержался. Максу пофиг, он тут же забыл об этом и стал шутить, а у меня погано на душе.