— Слушаюсь, Ваше Величество!

Отдавая приказы ловцам и охране, Корональ, казалось, позабыл о том, что рядом с ним Нова. Все его существо сосредоточилось на том, чтобы выявить нечестивца — мага, которого Корональ не знал, но уже ненавидел заочно. Что им двигало, какие соображения и цели — это было неважно. Главное было то, что он осмелился притронуться к магии, которую Корональ ненавидел и презирал, к магии, которая оставила на нем множество отметин. И он мстил ей, уничтожая ее адептов.

Нова, в ее новом красивом платье, для него словно растворилась, исчезла, потускнела. Девушка практически физически ощутила, как Корональ отгородился от нее, закрылся, словно ее связь с напавшим магом была доказана.

— А что же со мной?! — в отчаянии выкрикнула девушка, стараясь привлечь к себе внимание Короналя. Ей казалось, что она задыхается; если он не посмотрит, не обернется, не ответит — ее сердце разорвется в груди!

Наверное, Корональ услышал этот отчаянный страх в ее голосе, потому что среди всеобщего оживления и гвалта дрогнул и склонил упрямо голову.

— Что со мной? — повторила Нова, видя, что Корональ ее слышит — и не решается обернуться, глянуть на нее снова. Своим тонким женским чутьем она поняла, что это его упрямство, его несносный характер не дает ему признать очевидную вещь — нападавший мог вовсе не спасать Нову, а наоборот, хотел уничтожить. В конце концов, Корональ сам защищал Нову от губительных прикосновений пауков! Он верил, нет — точно знал, что ничего хорошего эти прикосновения Нове не принесут. Однако странная подозрительность нашептала ему, что напал именно отец Новы, именно старый Корональ был назначен на роль виновного.

И Эллиан поверил в эту удобную версию… вероятно, опасаясь поверить в хорошее? Попробовал сладкой мечты, расслабился на миг, и теперь старается балансировать на грани, не смотреть на девушку, потому что один взгляд поколеблет его уверенность в ее вине, растопит лед его сердца, и заставит снова желать ее так, что он не сможет принадлежать себе.

«Вот чего он боится, — подумала Нова. — Своей слабости. Боится показать свое уязвимое место, боится того, чем могут воспользоваться враги. И меня боится… слишком много сказал мне, слишком открылся, а теперь жалеет?»

— С тобой ничего, — резко ответил он. — Покуда не поймают мерзавца, посидишь под замком. Подозрения с тебя и с твой семейки я не снял.

Губы Новы дрогнули. Слова Короналя были нарочито грубым, он хотел уязвить девушку, своей безжалостностью оттолкнуть ее от себя, чтобы и она не верила больше в то хорошее, что было между ними всего пару минут назад, и вспоминала с стыдом робкое влечение, нежную симпатию, возникшую между ними. Пусть лучше думает, что ее обманули… Что Корональ попытался воспользоваться ее доверчивостью. Это намного лучше, чем признать свои чувства.

— Но ведь это ты говорил, — безжалостно напомнила Нова о минутке слабости Короналя, — что мы можем быть счастливы. Это твои слова. И теперь… все? Ты мне не веришь? Почему ты так легко отказываешься от того хорошего, что сказал? Почему так легко отталкиваешь меня? Ты же знаешь, я тут не причем, я не причиню тебе боли…

— Я этого не знаю, — резко ответил Корональ.

— Знаешь, — настойчиво повторила Нова. — Знаешь. Иначе бы не защищал меня так одержимо и так яростно. Иначе не спустил бы Слово. Так зачем же ты теперь причиняешь боль мне… и себе? После всех слов, что ты сказал, после того, что здесь произошло, почему ты не веришь мне?

— Я не верю никому, — глухо ответил Корональ. — И себе в том числе. Иногда нужно поступать так, как должно, а не так, как хочется. Я не позволю своим желаниям стать сильнее себя.

Корональ помолчал.

В нем боролись, катались, свившись клубком, противоречивые желания, точно так же, как сейчас его Слово сражалось со Словом нечистого мага.

— Иди в гарем, — тихо бросил он, наконец, так и не сказав Нове ни единого теплого слова. — Если тебе действительно угрожает опасность… если это так… то там самое безопасное место. Я лично буду защищать его. Если же ты виновна в чем-то, то ты оттуда не сбежишь.

— В гарем? — похолодев, переспросила Нова, оглядывая себя. — Но Прекрасная… что я скажу ей, когда она увидит…

Недобрый оскал на беленом лице и кинжал, таящийся в рукаве, словно наяву привиделись девушке, и Корональ небрежно усмехнулся.

— Скажешь ей то же, что и я — она недостойна моих подарков, и если она посмеет хотя бы рот раскрыть, я ее накажу еще сильнее. За ее обман; за то, подсунула мне тебя, за то, что посмела отказаться выполнять мою волю; на ее месте любая сообразила, что лучше бы сидеть тихо и смирно.

— Но, Ваше Величество, — трепеща от страха, простонала Нова. — Прекрасная очень решительная и горячая девушка, она не простит мне того, что по моей вине она впала в немилость у вас! Вы же лучше меня ее знаете! Вы же не можете не понимать…

— Прикажешь мне сесть рядом с тобой и отгонять от тебя от баб, которые вздумают вцепиться в твои волосы? — рассмеялся Корональ цинично. — Привыкай; вероятно, это место навсегда станет твоим домом, а эти люди будут окружать тебя всю жизнь.

— Но вы обещали…

— Да, да, не трогать тебя против твоей воли. Не лишать тебя твоей чести. Возможно, ты рискуешь остаться самой старой и самой бесполезной наложницей в мире.

***

Сайрус от боли даже орать не мог.

Одежда насквозь промокла от крови, и он с трудом стащил ее, еле ворочая горящим руками, чувствуя себя так… впрочем, как может себя чувствовать человек, с которого стащили кожу? С тела которого острым ножом срезали Слово, наживую вырвав, выколупав уходящие вглубь мышц магические корни, даже самое тонкое, самое крохотное изображение, все до последнего волоска на лапке паука? Черный паук обнимал его тело длинными лапами, проникал вглубь мышц, касался нервов и ребер… как чувствует себя человек, у которого вырвали кусок тела? Кусок еще живой, трепещущей плоти, частицу души, частицу «я», его Слово — то, с чем родится каждый маг?..

«Какой сильный мерзавец, — думал Сайрус, навалившись животом на прохладную полированную крышку стола, вверх спиной, на которой зияла рваная кровавая рана. — Какая невероятная мощь! Это ведь он не своим Словом, нет… он просто смыл, растворил мое Слово… Его Слово защищало его, а растворил он меня своей магией… Славно он меня отделал… Дракон, значит…»

Все эти мысли в голов Сайруса проносились хаотично, как надоедливые мухи в тесном помещении. Стеная и охая, Пустотник даже злиться на Короналя не мог. Единственное, что он ощущал — это невероятное изумление, которое испытывает человек, впервые попадая в ситуацию, из которой выпутаться или невозможно, или очень трудно. Весь его накопленный опыт говорил ему, что такого быть с ним не может, что это ему, наверное, привиделось, снится, но пульсирующая боль и льющаяся кровь говорили об обратном.

Кое-как Сайрус смог вспомнить, куда он дел бутылку с магией и сделал хороший глоток трясущимися губами. Боль тотчас притихла, рана побелела, словно подернулась пеплом. Такие раны заживают долго и мучительно, и в душе после них остается пустота… впрочем, к последнему Пустотник как раз привык. А вот к ограничению магии — нет. Он только распробовал сиу слов и заклятий, только вспомнил, как это чудесно — когда мироздание немного меняется усилием воли, — как лишился Слова…

«К тому же, говорят, — размышлял Сайрус, кое-как унимая дрожь в руках, — без Слова маги живут мало. Значит, Слово нужно приобрести новое».

Покупка Слова тоже была нелегальна, и тоже по той же причине — чужое Слово было нечистой магией. Не всякий нечестивец к тому же взялся б провести такую операцию — совместить оставшийся шрам с новым Словом, подогнать старое изображение под новое… Особенно трудно это будет с учетом того, что на спине Сайруса ранее красовался паук. Еще один глоток магии стянул кожу на спине Пустотника грубыми толстыми рубцами, словно тот потерял Слово много лет назад.