Корональ провел по лицу ладонью, словно старая и пряча воспоминание, крепче прижал к себе деввушку, испуганную его разговором с Пустотником.

— Ничего, — глухо ответил Корональ. — Не твое дело.

В зале, когда он целовал девушку, ему казалось, что она другая. Слабая, напуганная, измученная, но не допустившая и мысли о том, что можно сбежать, оставить его, или не выполнить свой долг. И его, Короналя, — ее невольного мучителя, выбравшего ее на эту роль, — она в ответ целовала со страстью, даря ему нежность и восторг в ответ на полученное наслаждение, забыв о перенесенной муке. Ни слова жалобы не сорвалось с ее губ. Ни слезы испуга; девушка не отталкивала его и не билась в истерике, отходя от пережитого страха. Ласка и нежность в ответ, так удивившие Короналя, хорошо знавшего свою наложницу. Тогда он подумал, что капризность и легкомысленность — это наносное, показное, а внутри прячется вот это, настоящее — сила и верность. Он попробовал настоящего, неподдельного восторга, от его поцелуя девушка в его руках затрепетала и, кажется, кончила, и ее чувства, ее открытость заставили его забыть обо всем, даже о Нове, о своей мести и о своем желании отведать ее невинного тела. Неужто?..

Корональ покосился на Прекрасную; сегодня на ней не было белой краски, напротив — ее щечки были нарумянены, улыбающиеся губы накрашены яркой помадой, веселые глаза сверкали… Странно.

Очень странно!

Корональ вдруг вспомнил, как слабы и измучены были девушки после испытания, а это весела и беспечна, как птичка, порхающая с ветки на ветку, с самого утра. Недоброе предчувствие коснулось сердца Короналя, он внимательнее заглянул в лицо Прекраснейшей, всматриваясь в очертания ее губ. Тогда, когда он стирал с них краску… кажется, они были иной формы.

Но кого Прекрасная могла уговорить или заставить пройти этот страшный путь вместо себя? Кого же он тогда целовал, и где та девушка, что заменила Прекрасную?..

— А где моя новая рабыня, — с прохладцей в голосе поинтересовался он, глядя на Прекрасную так, словно впервые ее видел. — Та девушка, что поймали мои ловцы?

На кукольном личике Прекрасной отразились смятение и страх, она ощутимо вздрогнула под рукой Короналя, обнимающего ее, в ее темных миндалевидных глазах запрыгал страх.

— Я не знаю, — неуверенно произнесла она, — о ком ты говоришь…

— Не лги мне, — ласковым голосом произнес Корональ, до боли стискивая ладонь Прекрасной. — Ее все видели, весь двор. И ты сейчас говоришь, что не понимаешь о ком я? Где она, что ты приказала с ней сделать? Она что, не перенесла испытания… или твоей ревности, м-м-м?

Прекрасная лихорадочно соображала, что сказать, но в этот миг к столу подошла Нова с блюдом, полным фруктов.

— Да вот же она! — с облегчением выкрикнула Прекрасная. — Ничего с ней не произошло! Да и что бы с ней могло случиться?! Отчего ты задаешь эти странные вопросы? Зачем ты вообще ею интересуешься?

— Затем, — коротко ответил Корональ, разглядывая Нову, — что я должен знать обо всем, что происходит в моем дворце.

Девушка выглядела неважно, и Корональ, рассматривающий ее потускневшее личико, ее уставшие глаза с залегшими под ними глубокими синими тенями, находил в ее виде тысячи подтверждений тому, что испытание проходила именно она. Более суток прошло, а она все еще обессилена… и магия ее еле теплится в теле, чуть заметным огоньком.

И, кроме того, на ногах ее, поблескивая драгоценными камнями, были надеты туфельки прекрасной — она сама недавно выпросила их, капризничая неделю. Корональ прищурился, всматриваясь в игру света на гранях драгоценных камней. Да, точно те туфли.

Корональ испытал прилив стыда и досады, ему захотелось яростно вытереть губы. Целовал! Эту гадину, уничтожившую всю его жизнь! Эту высокомерную дрянь, эту жестокую мерзавку, эту… самую желанную женщину в королевстве…

Пережив первый, самый мучительный стыд от проявленной им слабости, Корональ уже более хладнокровно напомнил себе, что на тот момент он не знал, кто перед ним, так что у девчонки нет ни повода думать, что он смягчился по отношению к ней. А вот она-то! Она ведь не слепая и не сумасшедшая. Она видела, кого целует. Она видела, кому отдается с такой страстью. От воспоминаний об извивающемся теле в своих руках Корональ даже покраснел, ощущая прилив возбуждения. Приятного возбуждения. Волнующего, сладкого и тягостного.

— Поворкуйте пока тут, — бросил он Прекрасной и Сайрусу, поднимаясь с места, неотступно следя за бредущей к выходу из зала Новой.

— Ты куда?! — наложница попыталась удержать его, вцепившись в одежду, но он отбросил ее руки, даже не оглянувшись на впавшую в отчаяние женщину.

— Устал после ритуала, — бросил он. — Пойду, отдохну.

Нова была измучена настолько, что даже угроза старшей прислужницы отлупить ее палкой казалась ей незначительной и пустяковой. Разнеся все угощение, собрав ненужные тарелки, кости, она с трудом утащила эту грязную гору на кухню, где постаралась ускользнуть от бдительного ока распорядителей.

Ей хотелось прикорнуть, вздремнуть хоть немного, и она, пользуясь тем, что на кухне была толчея, ускользнула и прокралась в зимний сад, который был закрыт от посторонних. Опасности, что сюда направятся гости, не было никакой, Корональ тоже вряд ли вздумает насладиться прогулкой под сенью экзотических деревьев. Поэтому тут можно было расслабиться ненадолго и отдохнуть.

Нова хорошо знала зимний сад, и свое любимое местечко у нее было, заросшее мягкой низкой травой. Раньше в эту ложбинку у корней дерева, выстеленную словно бы зеленым бархатом, она помещалась вся и спала, словно в постели, а теперь она еле-еле смогла устроиться там, подтянув колени к груди, свернувшись калачиком. Об этом тайном местечке не знал никто, и раньше случалось, что она пряталась там, а ее искали всем двором, сбившись с ног.

Но на этот раз ее обнаружили слишком быстро. Нова не успела понять, спала ли она, или только что закрыла глаза, чуть задремав. Но из объятий сна ее вырвала чья-то рука, коснувшаяся ее слишком жадно, слишком страстно, оглаживая, как нечто вожделенное, долго недосягаемое, но вдруг чудом ставшее доступным.

Нова подскочила испуганно, озираясь, потирая глаза.

Над нею стоял Корональ, молча рассматривая ее, и Нова испугалась, думая, что он в негодовании накричит на нее, а то и схватит, потащит на расправу, или швырнет слугам, чтобы они утащили ее на кухню и там надавали тумаков, но Корональ не спешил взрываться гневом. Его губы подрагивали от сдерживаемых чувств, и видно было, что Корональ сердится — или же недавно сердился, припоминая что-то нехорошее, недоброе, и гнев еще не до конца покинул его.

— Ваше Величество, — испуганно пискнула Нова, спешно поднявшись, натянув платье на колени — и тотчас опустившись у его ног в глубоком поклоне. Сердце ее заходилось в бешеном ритме, Нова думала, что задохнется от страха и волнения те несколько секунд, что длилось молчание. — Как… как вы нашли меня?..

— Я всегда знал о твоем тайном убежище, — произнес Корональ, заложив руки за спину. Он словно опасался, что они предадут его, не вынесут — коснутся Новы еще раз, так же жадно и страстно, выдавая его желание. — Я следил за тобой. Раньше. Давно.

Его слова были мучительны, потому что безжалостная память снова кидала Нову туда, в прошлое, где она не была униженной служанкой, а Эллиан — озлобленным Короналем. Тогда они оба с интересом и с симпатией присматривались друг к другу, и влечение было чистым, волнующе-острым, обжигающим. Оттуда он вынес знание о ее тайном убежище и напомнил ей, что никогда не выдавал ее, хотя точно знал, где искать… Теперь Нова не знала, чего ожидать от тревожно молчащего Короналя. Зачем он вообще последовал за нею, зачем разбудил? И будил ли, или его прикосновение только приснилось ей?

— Что вам угодно, Ваше Величество? — так же тихо и покорно произнесла Нова, не смея поднять глаза на Короналя. Она смотрела вниз, на траву, примятую серыми замшевыми сапогами Короналя, на белые и синие шелка его одежд, касающиеся земли, и слушала его прерывистое дыхание.