Она оказалась в приюте, том самом, куда отправляли в пожизненное заточение всех неудачных, как она. Тогда там был только один мальчик, и Мириам гораздо позже узнала, кем он был на самом деле. Первый среди них, вдохновивший на другие опыты. И — какая ирония! — первая же неудача. Он играл с Мириам и развлекал её, и кажется, ему самому стало немного веселее и легче, ведь теперь он не был один в этом заточении. А потом к ней пришёл отец.
Сэр Андреас был уважаемым человеком. Могущественным паладином, отмеченным самим Эльратом — с ним даже ангелы, очень нехотя, скрипя сердцем, но считались. Благородный и ответственный дух — едва узнав, что его дочь растёт в приюте, где нет матери и нет семьи, он сделал всё для того, чтобы забрать её. Даже говорил с императором, надеясь, что его просьба будет услышана.
Впрочем, забрать Мириам ему всё равно не позволили. Однако он добился возможности видеться с ней как можно чаще. И мгновения, проведённые с отцом, стали лучшими и ценнейшими жемчужинами, которые она хранила в своём сердце. Отец всегда был так добр и ласков, и он был настоящим человеком, научившим Мириам, а заодно и сироту-Ниала, что значит быть человеком.
Ангелов это предсказуемо не радовало. Они шипели и возмущались, Августа и тот, с кем делил тело Ниал, тоже были недовольны, но хотя бы им назло Мириам хотела быть человеком. Как можно больше человеком — хотя бы внутри, если снаружи всё показательно вопило о том, что она ангел.
Однако человеческий век краток — даже век паладина, разделившего судьбу с ангелом. Отец прожил долгую жизнь, намного более долгую, чем полагается человеку, но для его дочери эти годы были лишь кратким мгновением. И было так странно наблюдать со стороны…
Маленькая девочка, которая, кажется, застряла в детском теле, и седовласый старец, чьё лицо испещрено морщинами — для иных Мириам могла ему в правнучки сгодиться, а никак не дочери. Тогда она ещё не знала о смерти и хрупкости жизни, но предчувствовала, что с любимым родителем должна случиться какая-то беда. Взрослый Ниал лишь качал головой, тяжело вздыхая, и его крылья скорбно поникали, в то время как Мириам жалась ближе к сухопарой старческой груди, не желая больше никогда и никуда отпускать папу. Но он всё равно ушёл.
Сэр Андреас ушёл тихо и спокойно, во сне отдав Эльрату душу. Его хоронили в родном герцогстве Быка, где он когда-то был рождён, и Ниал тайно провёл Мириам на похороны. Скромное отпевание, а после закапывание в землю — Мириам не было ещё и десяти, когда она внимательно наблюдала за этим. И чувствовала, что туда, вместе с папой, закапывают и очень важную и большую часть её самой.
С тех пор прошло много человеческих лет. Мириам тоже выросла и больше не была ребёнком. В приюте, где она провела всю свою жизнь, появились новые дети, и глядя на них, она с горечью думала о том, что была самой счастливой из них. Ведь у неё по крайней мере был хотя бы маленький кусочек семьи, в то время как все эти несчастные дети были брошены и никому не нужны. Пока однажды сюда не ворвалась Смерть.
Глаза леди Анастасии горели решимостью и состраданием, и — чу́дным образом — пониманием. Мириам потом узнала, что эта странная немёртвая девушка, по человеческим меркам, лишь на год младше самой Мириам, тоже была неудачной жертвой ангельского эксперимента. Она искренне хотела положить край всем подобным бесчинствам, а потому она сделала всё, чтобы разоблачить их перед как можно большим количеством людей. Но что, в таком случае, было делать отвергнутым полуангелам, «неудачам» и «бракам»? Не нужным ни ангелам, ни людям?..
«Идём со мной», — так она сказала тогда. Ещё она сказала, что знает место, где им будут рады. Где им смогут помочь и где их смогут принять. Место, которым управляет ангел с чёрными крыльями скорби, такой же отвергнутый своими сородичами, как и все эти бедные дети. Мириам переглянулась с Ниалом, и оба они приняли своё решение.
В Империи для них не было места; в Империи их ничто не держало. Но если их судьбы уже были сломаны, у остальных детей ещё был шанс стать кем-то более счастливым. Стоит ли говорить, как Мириам ошибалась?..
Она улыбнулась, и тепло омыло её — и только её — душу. Она всегда вспоминала своего отца, как бы грустно и тяжело ни было. Считала его единственным родным и близким существом во всей её жизни. Но леди Анастасия не обманула их и привела в то место, где даже Ниал и Мириам могли начать всё сначала и быть принятыми.
Ни у одного существа не может быть два отца, но Мириам была готова поспорить с этим утверждением. И глядя в тёмную широкую спину Ангела Смерти, она чувствует безграничную благодарность и то, что появился кое-кто ещё, кого она снова может назвать «отцом». Мириам не сомневается, что папа Андреас всецело одобрил бы это решение.
========== Хроника двенадцатая (часть вторая). Папа ==========
Белкет не собирался становиться отцом. Хотя бы потому, что не было ни одной женщины, которая согласилась бы разделить с ним судьбу и создать семью. Среди ангелов он был презираем и отвергнут, и неудивительно, что все они одинаково косо смотрели на него. И Белкет сам вынужден был держаться в стороне. Естественно, у него не было даже мыслей о создании собственной семьи.
А потом случилось падение. А потом он ушёл в общину Сар-Шаззара. Возглавил Дом Этерна, открыл некромантию, принял нежизнь. Да, подле него появилась Виктория, отдавшая ему буквально всё, что имела, — но было поздно, да и неуместно.
А потом решительная Анастасия привела в Аль-Бетиль семнадцать отверженных детей. И Белкет не хотел становиться отцом, но по иронии судьбы, именно им он и стал.
Справедливости ради — сам себя, по крайней мере первоначально, Белкет считал скорее более наставником. «Неудачные» серафимы хоть и были ангелам всего лишь наполовину, физиологически пошли именно в своих пресветлых родителей. Поэтому помочь овладеть искусством полётов или совладать с чисто ангельскими вспышками магии мог разве что другой ангел, но никак не человек. Так что Белкет взял на себя ответственность за этих юных полукровок.
Впрочем, он слишком быстро понял, что одной физической заботой и обучением он не обойдётся. Эти несчастные дети, часть из которых уже не была особо детьми, как и он сам, были отвергнутыми и выброшенными. Одинокими, потерянными детьми, которые нуждались в любви и заботе — сердце Белкета, холодное и небьющееся, покрывшееся ледяной коркой, вдруг сжалось в искреннем сострадании и понимании. Он прошёл тот же путь и во многом продолжал оставаться таким. Слепо искал своё место и самого себя и до конца не был уверен, что двигается в правильном направлении. И ему так не хотелось, чтобы эти бедные дети повторили его судьбу; ему вдруг так захотелось помочь им, исцелить их и уберечь. И наверно, когда это желание возникло, он сделал первый шаг на пути, по которому никогда и не думал идти.
Дети привязываются к нему, а он привязывается к ним. Уделяет им даже больше внимания, чем должен был, затмевая собой фигуры других своих последователей, согласившихся помочь ему в этом нелёгком деле. У более старших он вызывает безоговорочное уважение; более младшие дарят ему искреннюю любовь. Впрочем, они также любят и других, кто проявляют к ним терпение, заботу и участие, но Белкет чувствует, что его фигуру они выделяют особенно.
Он усмехается под капюшоном: он никогда этого не понимал, но почему-то дети всегда тянулись к нему. Всегда проявляли к нему свой интерес и расположение, и Белкет, пусть и считал, что не умеет вести себя с ними, удивительно находил с каждым ребёнком общий язык. Так что вовсе неудивительно, что эти дети тоже особенно прикипели именно к нему.
— Папа? — тоненький девичий голосок вырвал Ангела Смерти из задумчивости. Он слабо нахмурился, не сразу осознавая, что обращение относится к нему, а когда понял, то удивлённо вскинул брови, опустив взгляд на замершую подле него девочку.
Рамоне было шесть, и она была одной из самых юных жительниц приюта, из которого их вытащила Анастасия. Вместе с Тришей, Риной и Йоуном была отдельной головной болью Мериха и, в чуть меньшей степени, Виктории, но вместе с тем была очаровательным любознательным ребёнком. Она смотрела на Белкета широко распахнутыми лазурными глазами, и это поворотный пункт, от которого у Ангела Смерти не было дороги назад.
