Решение приходит внезапно. Снисхождение и милосердие Богини, которая едва ли была в восторге и поощряла действия детей своего сиятельного сына. Пусть Белкет уже столетие как мёртв, это вовсе не значит, что он не чувствует усталости. Особенно сейчас, когда на нём лежит двойная ответственность не только за Дом Этерна, но и внезапно приобретённых детей. Собственно, именно поэтому приходящий к архонту паучий страж застаёт его в весьма расстроенных чувствах.
— Владыка, Мать Намтару говорила с нами и призывала тебя, — жрец поклонился архонту, и Белкет, расправив крылья, последовал за ним.
Аватар Богини, воплощение её кошмаров, Мать Намтару — это существо было гораздо более могущественным, чем любой ангел и тем более смертный. Неудивительно, что у неё были ответы и было решение, и Белкет действительно был впечатлён и благодарен, что обычно невозмутимая и нейтральная Владычица решила вмешаться и сказать своё слово. В конце концов, кому, как не ей, знать всё о боли? И кому, как не ей, справляться с призраками и отправлять их к Асхе, вплетая их нити в общую паутину судеб?
— Потерпи ещё немного, — Белкет мягко погладил мальчика на своих руках по светлым волосам. — Завтра на рассвете твои страдания закончатся.
— Я умру? — хрипло спросил ребёнок. Он как и всегда жался ближе к могучей груди Ангела Смерти, пытаясь найти в нём утешение и избавление.
— Нет, Равель, — Белкет покачал головой, в ответ прижав ребёнка за плечи. Тот судорожно вздохнул, укладываясь виском на его руку. — Мать Намтару поможет тебе. Мертвая душа, что давно должна была покинуть этот мир, уйдёт к Эльрату, и в своём теле останешься только ты один.
— Она тоже сделает мне больно? — съёжившись и всхлипнув, испугался Равель, и Белкет с искренним сочувствием снова погладил его по волосам. Он не мог осудить ребёнка на своих руках за его страх и боль, и отчаяние, а потому позволял проявлять их, принимая и утешая.
Даже если «настоящие ангелы так себя не ведут» и «он слишком взрослый, чтобы вести себя как маленький ребёнок».
— Я не могу тебе обещать, что боли совсем не будет, — мягко ответил Белкет. — Но Мать Намтару исцелит тебя. Даже если боль будет, она всё равно заберёт всю остальную твою боль, и она больше никогда не вернётся к тебе.
— Обещаешь? — отстранившись, мальчик с надеждой заглянул в скрытое капюшоном лицо, и Белкет улыбнулся ему.
— Разве я когда-нибудь тебя подводил? — Равель ощутимо расслабился в его руках, снова прильнув к груди Ангела Смерти, и Белкет беззвучно вздохнул.
На рассвете на ритуал он сам принёс Равеля. Состояние мальчика ухудшалось с каждым днём всё сильнее, и последние недели он не мог ходить, фактически прикованный к постели. Увидев Мать Намтару, тот поначалу испуганно прижался к несущему его Ангелу Смерти, но в следующее мгновение расслабился, и взгляд его помутился, и Белкет понял: Мать говорит с ним.
Она осторожно забрала ребёнка из рук Ангела Смерти и укрыла в коконе своих объятий. Белкет мог лишь догадываться, что происходит и как рвутся нити спаянных чужой слепотой душ, но он искренне надеялся, что опыт Равеля окажется удачным. Возможно, тогда Мать Намтару согласится помочь и остальным детям? Пусть их страдания не столь сильны, но всё же, как и Равель, каждый из них делит своё тело с давно умершим духом, насильно удерживаемым в мире живых. Ну, или хотя бы она научит самого Белкета, как разорвать ненужную связь и подарить облегчение как живым, так и мёртвым.
Равеля она вернула Белкету спящим, и Ангел Смерти с удивлением заметил, что мальчик был погружен не в волшебный сон, а вполне себе естественный и глубокий. Из-за чужой души и постоянной боли он почти не мог спать сам, но Мать Намтару сказала, что дитя слишком утомилось и уснуло. Доблестный сын Эльрата, погибший почти шесть веков назад, покинул тело этого ребёнка, и получив избавление, в спокойствии и радости ушёл к своему отцу.
В теле Равеля теперь была только душа Равеля, а значит, он скоро должен был исцелиться и стать обычным здоровым ребёнком. Здоровым в первую очередь физически, но о здоровье иного толка Белкету придётся позаботиться так же, как и о здоровье невольных братьев и сестёр этого мальчика.
И относя Равеля обратно, Белкет думает о том, что он непременно справится.
========== Хроника двенадцатая (антракт). Часть от целого ==========
Рождение ребёнка — знаковое ответственное событие. Но Мириам изначально необычный ребёнок, так что к её появлению готовились особенно тщательно. Конечно, она этого не помнит, да и не знает в принципе, но та, вторая, иногда рассказывает, хотя Мириам не просит её. Лишь шипит, приказывая заткнуться, и запирает её в темнице собственного сознания — отчасти это одна из причин, по которой ей бросали презрительно в спину «брак» и «неудача».
Так вот, к её рождению готовились тщательно. Потенциальный серафим, сосуд для павшего ангела, томящегося в заточении долгие годы, ожидающего возвращения или избавления. Матерью её потому стала сильная и прекрасная ангелица, чьё имя Мириам вычеркнула из своей памяти и жизни. Лучистая дочь Эльрата, такая вся правильная, чистая, светлая — на деле оказавшаяся такой же равнодушной и лицемерной, как и все остальные ангелы.
Отцом же был выбран доблестный паладин, отмеченный самим Эльратом. Верный свету, преданный долгу и Империи, идеальный рыцарь и мужчина — усмехаясь, о нём Мириам вспоминает с теплом и грустью. Его звали Андреас, и конечно, он, не колеблясь, с честью и благодарностью принял предложение ангелов и свой священный долг. Подарить ангелице дитя — какой смертный мужчина мог мечтать о таком? Такая великая ответственность и акт высочайшего признания… И Мириам горько усмехается сама себе под нос.
Ту, вторую, зовут Авгу́ста. Две спаянные души, они жили в одном теле ещё до того, как Мириам родилась. Ей хватило сил и упрямства подавить чужачку и изгнать куда подальше в глубины собственного разума. Но Августа часто любила повторять, что ангелы не могут лгать, когда рассказывала Мириам истории, о которых её никто не просил. Лгать-то, может, ангелы и действительно не могли, но вот недоговаривать и искажать эту недосказанность умели с мастерством, которому иной раз мог позавидовать любой безликий.
Отец, что не мог даже помыслить о коварстве и вероломстве прекрасных детей Света, легко попался в эту ловушку. И вот, теперь у него была Мириам.
Она знала, что её рождение было не более, чем хладнокровны расчётом. Единственная цель, с которой она была рождена, — стать новым сосудом для Августы, погибшей, по её же словам, во время штурма одного из городов безликих. «Нечего было лезть, куда не просят», — ядовито шипела в ответ на эту историю Мириам, и оскорблённая ангелица замолкала надолго, а Мириам снова оставалась в своём теле и сознании одна… Насколько она вообще могла быть одна в таком состоянии.
Сама Асха, не иначе, оказалась благосклонна к новорожденной девочке: к неудовольствию ангелов, Мириам родилась больше человеком, чем ангелом, хотя для неё до сих пор было загадкой, как эти пернатые ублюдки понимали это с первых трёх криков едва увидевшего свет младенца.
Конечно, она стала разочарованием для матери, которая даже отказалась взять её на руки в первые мгновения жизни. Лишь посмотрела недовольно, поджав губы. Кажется, не такой уж и святой и чистой она оказалась, раз не смогла справиться со столь элементарной задачей, да? — и Мириам не может сдержать злобное торжество, разливающееся внутри.
Мать отказалась от неё. Ни любовью, ни материнскими чувствами там никогда и не пахло. Она лишь выполняла свой долг: приняла семя смертного, как было предписано, выносила целый срок ребёнка в своей утробе да родила, когда время пришло. Возможно, если бы Мириам уродилась «правильной», мать проявила бы к ней больше снисхождения. Но Мириам рада, что этого не случилось. А что до отца…
Он не сразу узнал, что произошло. По человеческим меркам, прошло несколько десятилетий, прежде чем Эльрат или случай открыл перед ним тайну существования его дочери. По ангельскому же восприятию прошло лишь несколько лет, и Мириам рада, что почти не помнит те дни.
