— Как думаешь, с ним все будет в порядке?

Луц осмотрел ворона, и зачем-то спрятал нож.

— Не знаю. Но мы сделаем все возможное. Джо, я, ты, Зак, и даже Вернер.

— Он не должен был пережить этого. Зак думает, что его вина. Но ведь это вина всех нас…Зак сказал ему уходить, но мы не задержали его…мы позволили ему уйти. Делает ли это нас монстрами?

— Я думаю нам самим решать, хотим мы стать монстрами или нет. Я не хочу, и я не позволю ничему изменить меня, а ты?

Марка взглянула в глаза Луца, среди плескающейся теплоты и обеспокоенности, каменной скалой стояла уверенность. Уверенность в том, что чтобы не случилось, лишь он будет тем, кто решит свою судьбу.

Луц протянул руку, мягко касаясь Маркиной щеки. Та судорожно вздохнула.

— И я не позволю.

Луц наклонился ближе, опаляя ее своим дыханием. Серые глаза смотрели куда-то вглубь карих, призывая мурашки бежать по руках. Сердце не стучало как бешеное, выпрыгивая из груди, как ожидала Марка. Нет, на ее сердце стоял штиль, затишье посреди бури. Ее губы тепло улыбнулись, прежде чем их накрыли чужими. Нет, не чужими, а самыми родными. Теми, что так ласково усмехались, лохмача ее волосы, портя прическу. Те, по которых Луцьен все время проходился языком, когда сосредотачивался на чем-то. Его руки с тонкими длинными пальцами легли на шею, мягко поглаживая затылок. Те руки, что обнимали, когда было плохо, что шутливо токали в плече, когда Луцьен побеждал на их уроках, чаще попадая в цель. Этот момент был теплым, тихим. Он позволял забыть, забыть обо всём мире, что находился за пределами их тел. Сидя там, обнимая друг друга, они позволили себе забыться, и на этот раз жизнь решила позволить им это. Жизнь сама затихла в этом моменте, позволяя им насладиться друг другом. На улице стояла полная тишина, а на их сердцах был полный покой. Когда они оторвались друг друга, смотря на пылающие лица, распухшие губы, то лишь засмеялись. Облегченно, радостно. Они знали, что с приходом утра их проблемы вернуться вновь. Что жизнь вновь закрутится вокруг них, подкидывая им все новые испытания. Но также они знали, что будут друг у друга, чтобы с этими испытаниями справиться. И будь она проклята, эта жизнь, если они не победят ее, сами выбирая свою судьбу.

Завывал ветер. В небе грохотал гром. Внутри черных густых туч время от времени блескали молнии. Люди здрыгались от шума природы. Она будто была вестником, что нес им сообщение. Что нес им…предупреждение. Шибки окон резко открывались от ветра, ударялись о стены. Люди спешили закрыть их, желая спрятаться от непогоды. Те, кто все еще оставался на улице поскорее бежали домой, зыркая на небо и теребя медальоны на шеях. Возможно богиня Лекки разгневалась на что-то. Никто не хотел почувствовать на себе ее ярость. Вместе с громким грохотом на землю упали первые тяжелые капли. Они разбивались о дорожную пыль, превращая все в чёрное болото. На местах ям появлялись каламутные лужи, в них отражалось гневное небо, полное злости и боли. Некоторые люди начали вскрикивать, кидаясь к своим домам. Один из них остановился, всмотрелся в небо, сощурив глаза.

— Ох, не к добру все это, не к добру. — пробормотал мужчина, качая головой. В его сердце поселилась тревога, предчувствие, сковавшее внутренности. Он также поспешил уйти.

На улице не осталось практически никого. Если не считать молодого юношу, считающего себя если не бесстрашным, то по крайней мере выше какой-то там непогоды. Выше гнева природы, смелее, нежели ее предупреждение. Он не спеша шел по улице, подпевая местную песенку.

— Демон в город заглянул.

Всю жизнь на улице спугнул.

Раз, два, три, от демона беги.

Раз, два, три, душу свою береги.

Демон в город заглянул.

И город весь будто уснул.

Раз, два, три, смерть встречайте вы.

Рад, два, три, заснул весь город от молвы.

Демон в город заглянул.

И свое эго он загнул.

Раз, два, три, ты демон отсюда беги.

Раз, два три, демонолова подожди.

Демон в город заглянул.

Демонолов его нагнул.

Раз, два, три, боль на демоне ты выжги.

Раз, два, три, от демона услышишь визги…

Голос его сорвался. Он прочистил горло, собираясь возобновить пение. Но так и застыл на месте, когда с очередным раскатом грома из тумана начало появляться нечто. На улице уже стемнело, а густой дым осени плотно скрывал появившегося. По крайней мере пытался. Юноша все равно видел его очертания. Будто вестник смерти, нечто медленно продвигалось вперёд, едва волоча ноги. Не не от усталости, а скорее от лени, будто не видело особого смысла в передвижении. За ним шлейфом тянулись крылья. Они оставляли на дороге ровные следы, полосы, которые утром засохнут на солнце и будут напоминать всем о том, кто здесь проходил. Эти крылья волочились за ним, в то же время окутывая его тьмой. Будто сама Ночь скрылась в них, став покровителькой существа. Но первое, что заметил юноша, были горящие алые глаза. Именно они первыми выглянули из укрытия тумана. И именно они заставили юношу застыть на месте, будто трава под ногами закрутилась вокруг икр, сжимая их, не давая выбраться. По мере того, как монстр — ибо именно это он и был — приближался, ноги юноши начали все больше дрожать. Он дёргал ими, пытаясь освободиться от невидимых оков, но не мог. Оковы держали крепко. Он оглянулся, пытаясь посмотреть придет ли кто на помощь. Но предупреждение природы сделало свое дело: все закрылись по домах, молясь богине.

Монстр подошёл ближе и теперь юноша мог видеть его ужасную улыбку. Монстр был не старше него самого, а если бы у кого-то из его города были такие прелестные кудри, он бы несомненно стал объектом всеобщего внимания. Но что-то в этой улыбке заставляло дрожать не только ноги, а и все тело, будто юноша стоял зимой на улице и мороз щекотал каждый сантиметр его кожи. Монстр провел по щеке юноши, касаясь лишь кончиками пальцев, но посылая вниз по телу импульсы страха. Что-то закопошилось у юноши в животе, но он не хотел отвлекаться от чудовища впереди чтобы разобрать что это.

— Ты пел прекрасную песню. — голос монстра звучал на удивление приятно и сладко. — Как думаешь, это она сковала тебя сейчас?

Юноша всхлипнул. Вот оно. Цепи на его ногах были надеты демоном. Он закрыл их, забрал ключ, и юноша не знал как теперь выбраться.

— Скажешь как тебя зовут, певец?

— Хорхе.

— Красивое имя, Хорхе. Я Мэйор. Ты можешь звать меня Мэй. — демон обвел взглядом тело юноши. — Я тебя пугаю?

Помедлив, юноша ответил хриплым голосом.

— Меня пугают ваши глаза.

— Ох, мне так жаль! Думаю мы можем исправить это, правда?

Демон улыбнулся. Он опустил голову, скрывая алые глаза волосами. А когда поднял, кровавый цвет заменяла голубизна. Юноша ахнул.

— Так лучше? — монстр сверкнул голубыми глазами, этим глубоким океаном. Юноша кивнул, но на самом деле…лучше не стало. Красные глаза сразу показывали ему опасность, он сразу распознавал монстра перед ним. Но теперь…казалось, будто эти глаза собирались утянуть его на дно. А там, на дне, скрывался красный океан и ужасающая боль. Монстр перед ним стал ещё страшнее…ибо теперь он не видел его.

— Ты хороший лгун, Хорхе. Теперь тебе ведь только страшнее? А почему?

— Я…я не знаю. — юноша не хотел отвечать, но эти глаза вытягивали из него слова, пробираясь внутрь, порпаясь в каждом органе в их поиске.

— Все ты знаешь. Лицемерие такая веселая штука, правда же? Казалось, что может быть страшнее чем встретиться лицом к лицу со своими страхами? Вот что. — демон схватил за подбородок, вынуждая смотреть ему прямо в глаза. — Страшнее не знать, где этот страх. — Голубые глаза вмиг сменились красными. Юноша вздрогнул. — Ведь он вдруг может оказаться за твоей спиной.

Демон исчез. Юноша задышал тяжелее от страха. Плечи сзади сжали, уха коснулось теплое дыхание.

— Ведь не видеть страха, означает не видеть как ему сопротивляться. — демон зарылся носом юноше в мокрые волосы, вдохнул запах.