– Будешь изгонять, или отцу позвоним, чтобы приехал?

– Справлюсь. Только надо подождать несколько часов, хотя бы до заката: оно оголодает, потеряет осторожность и выйдет даже ко мне.

– Тогда пошли. – Димка встает, оглядывается по сторонам, передергивает плечами. – А то мне тут уже как-то неуютно.

Возвращаемся к магазину, где отец Сергий за что-то вполголоса выговаривает Андрею Петровичу. Слова разобрать не успеваю – заметив нас, оба замолкают. Эмоции спрятать, правда, выше их способностей… но это не мое дело.

– Так, господа, что я вам имею сказать, – без лишних прелюдий приступаю к делу. – Проблема есть, и серьезная. Если ее не решить в ближайшие дни – о восстановлении храма можете забыть, это как минимум. Я берусь устранить то, что привело к несчастным случаям с рабочими, если вас устраивает цена.

– Устраивает, – чиновнику хватает мозгов не торговаться. Наверняка средства на нас тоже выделены из бюджета. – Сейчас приступите?

– Нет, работать я буду вечером, причины для этого сугубо профессиональные. Торчать потом до утра на заправке нежелательно, поэтому я была бы признательна, если бы вы заехали к себе в администрацию в неурочное время.

– Ну-у… можно, а во сколько? Часов в двенадцать ночи?

– Думаю, да, к двенадцати мы подъедем. Будьте на телефоне, я отзвонюсь, как закончу.

– Хорошо, буду ждать звонка. – Рук нам на прощание не жмут, но не очень-то и хотелось.

Машину мы отгоняем на опушку леса в стороне от села. До вечера бродим по окрестностям, обедаем, я несколько часов сплю – преимущество коротышек в том, что мы можем комфортно спать на сиденьях, особенно в огромных внедорожниках. Просыпаюсь, когда солнце зависает над кромкой леса, беру рюкзак и отправляюсь работать. Димка остается перегнать «рэйндж» поближе к церкви.

Среди полуразрушенных стен тишина. Тварь пока не вылезла, но тем лучше. Выбираю места на стенах, рисую мелом знаки внешнего круга. Закончив, выхожу в центр бывшего притвора и, присев на корточки, касаюсь земли. По неписаным, но строго соблюдаемым нашим законам, с людьми такое проделывать нельзя, а вот с растениями и прочими обитателями почвы – запросто. Трава вокруг меня стремительно жухнет, а потом и вовсе рассыпается прахом, и круг безжизненной сухой земли всё ширится. Силы с этого с гулькин… нос, но мне не она нужна, а ровная площадка. С подобранным по пути прутиком обхожу край расчищенного участка, вычерчивая на песке последовательность символов.

Закончив рисовать, стягиваю перчатки, закатываю рукав, достаю нож и флакон со спиртом, которым тщательно протираю руки и лезвие. Асептика и антисептика – наше всё, о чем всякие выдуманные персонажи постоянно забывают. Еще у них, у персонажей этих, поголовная мода резать глубоко и поперек ладони – эффектно, но так же никаких сухожилий не напасешься! Я надрезаю кожу на тыльной стороне предплечья, примерно посередине между локтем и запястьем – крови достаточно для дела, разрез не такой глубокий, чтобы нужно было шить, и след от него потом затеряется среди татуировок. По капле крови на каждый из знаков на песке, осторожно переступить через них, дойти до стены и мазнуть по одному из нарисованных мелом.

Все, теперь только раскатать коврик на песке, залить рану БФ-ом и набраться терпения. В термосе еще есть тайный эликсир, придающий сил темным магам. Кофе называется. Если бы точно знала, что придется ждать – прихватила бы горелку и джезву и свежий сварила бы…

Я приканчиваю вторую чашку, когда темнота по углам сгущается и сквозь нее проступает первородная тьма Теней. Замечаю движение, которого в материальном мире нет: тварь, голодная, привлеченная живой силой и кровью, просачивается сквозь стену, принюхивается ко мне, если так можно выразиться относительно того, кто носа не имеет. Я жду, попутно прикидывая, влезет ли в меня третья чашка. Влезет. Наливаю, не спуская глаз с кружащей неподалеку твари. От сердца к кончикам пальцев пробегает ручеек энергии, который я удерживаю. Давай сюда, ну, ты же хочешь…

Есть! Тварь приближается настолько, что касается знаков внутреннего круга. Сила, сорвавшаяся с моих пальцев, моментально активирует их, и тварь намертво вязнет в ловушке. Она яростно дергается, и я чувствую, как вздрагивает контур. Сильная скотина! Подпитываю круг, но, похоже, придется еще тянуть энергию из нее. Паршиво это, сила их – дурная, ядовитая… Но деваться некуда. Свить плеть или ударить еще чем нельзя – ловушку развалю.

Чужеродная, непригодная для живого сила растекается по телу, и защитные узоры вспыхивают болью. Роняю чашку, дышу глубоко, борясь с головокружением, и продолжаю вытягивать из бьющейся в сети твари энергию. Нужно ослабить ее как можно больше, чтобы развеять, иначе она, подраненная, сбежит в Тени…

Накатывает тошнота, еще и кровь носом идет. Да твою-то мать, сколько там в тебе, в голодной-то?! Хотя… контур держит заметно крепче – значит, немного. Попробуем? Разрываю связь между собой и тварью и даю поток силы на внешний круг. Первым вспыхивает знак, смоченный моей кровью, от него сила по цепочке разбегается к другим, и заклятие бьет по твари, разрушая ее сущность, распыляя ее по Теням.

Всё. Готово. Сижу с минуту, пока не унимается тошнота. Потом встаю, одной рукой сдавив кровящий нос, подошвой ботинка стираю символы на песке и обхожу притвор по периметру, убирая рисунки мелом. Можно собирать манатки и уходить.

На улице запихиваю окровавленный платок в карман, собираюсь закурить. Подошедший Дима молча отбирает сигарету с зажигалкой, сует мне бутылку воды и шоколадку.

– Ты не офигел? – вяло возмущаюсь я.

– Нет, – спокойно отвечает братец. – И ты не офигевай. Звони этому лысому, и поехали рассчитываться.

До поселка по всем колдобинам добираемся за полчаса. Я с профессиональным интересом кошусь на кладбище при въезде, но молчу; если там чего и надо делать, то точно не сегодня. У администрации Димка оставляет меня в машине, за деньгами идет сам и вскоре возвращается. Я в это время звоню отцу – кратко отчитаться и сказать, во сколько примерно приедем.

– Нормально всё? – спрашиваю, положив трубку.

– Да. – «Рэйндж» мягко трогается с места. – Нудел немного, что расценки у нас высокие.

– Ну так договаривался бы с местными! – фыркаю я. – Можно подумать, у них ближе, чем в Москве, некромантов нет.

– А я спросил. Он говорит, у них даже свой раньше был, только умер прям за несколько дней до того, как на стройке началось.

– Ты не спросил, как умер? – настораживаюсь я.

– Спросил. – Отсутствие дара не мешает братцу разбираться в теории. – Он с вон тем кладбищем работал, что мы проехали. Отработал, слег и уже не встал.

Поганая смерть. Надеюсь, погребение ему устроили по правилам, но надо взять на заметку и папеньке сказать – возможно, у нас еще будет работа в этом районе…

– Почему только сейчас? – спросил Олег, просматривая текст заключения.

– Раньше мать ни в какую не соглашалась на экспертизу с участием танатолога, – объяснил детский психиатр, в чьём кабинете они находились.

– Витя, давай без эвфемизмов. Я – некромант, – поморщился Арзамасов. – Ребенку почти десять. Все эти годы она отказывалась?

– Олег, что ты от меня хочешь? Не я принимал решения! А на мамашу надавили после… инцидентов.

Инциденты… Хорошее обозначение для припадков ярости, во время которых мальчик кусал других детей или швырял в них тяжелые стулья. Далеко не во всех случаях это признаки одержимости, но исключить ее заочно нельзя. Для того и приглашают некроманта, чтобы отличил результат воздействия Теней от обычной патологии или педагогической запущенности.