*См. приложение (“Корни”)

Арзамасов тихо выругался. Нет, он предполагал нечто подобное, но все равно было обидно. «Немой» мертвец после насильственной-то смерти – это всегда обидно и подозрительно сверх меры.

Некромант стер знаки с пола и секционного стола. Женская косметика – хороший инструмент для рисования там, где нужно потом быстро убрать улики, а вот бюро судебно-медицинской экспертизы – плохое место для проведения ритуала призыва. По крайней мере, если по документам ты здесь «экспертом-танатологом» не числишься. Однако ждать прибытия официального коллеги не было ни времени, ни желания: Олег должен был убедиться, что не ошибся в собственных подозрениях. Покончив с работой и приведением себя в порядок после нее, он набрал номер:

– Здравствуй еще раз, Илья.

– Геннадьич, – в голосе следователя звучала нервная радость, – скажи, что у тебя готов ответ по Неверову!

– За документами пришли кого-нибудь завтра с утра. Но сегодня нам надо поговорить неофициально и не по телефону.

– Хорошо, – судя по голосу, Илья нахмурился.

– Где? – услышав адрес и название кофейни, ответил: – Минут через сорок устроит?

– Вполне.

На месте судмедэксперт оказался первым. Следователь нашел его за столиком в углу с чайником имбирного чая.

– Присоединяйся, – Олег взглядом указал на вторую чашку.

– Нет уж… – Илья попробовал, скривился и подозвал официантку. – Девушка, один американо, пожалуйста. Чем тебе кофе не угодил?

– Давление. Доживешь до моих лет – поймешь.

– Да я уже… Так что там ты по телефону не мог рассказать?

– Сначала ты мне кое-что проясни, – Олег облокотился на стол, – а то для бедного эксперта жалеют сведений. Покойный господин Неверов ведь имеет отношение к недавним мертвецам без признаков насильственной смерти? Двоих исследовал мой коллега по кафедре.

– Покойный господин Неверов, – медленно проговорил Илья, – являлся акционером одной известной тебе компании. Некторое время назад акции этой компании стала скупать другая, не менее известная. И понимаешь, Геннадьич, какое дело: господ, которые, по свидетельствам, акции продавать не желали, очень скоро находили без признаков жизни. Причины смерти у всех разные, но никаких подтверждений того, что уйти им кто-то помог, твои коллеги не нашли.

– А что, – Олег чуть заметно усмехнулся, – танатологи? В данном случае ритуал призыва не просто допускается, а необходим.

– Во-первых, свидетельство этих… – следователь поморщился, – экстр-расенсов еще попробуй к делу пришей. Как будто ты не в курсе… А во-вторых, никого они там вызвать на допрос не смогли.

– Что и требовалось доказать. Слушай, что у меня. Та ссадина у Неверова на темени, за которую ты зацепился при осмотре на месте – пустышка, как я сразу сказал. Он ударился об угол шкафа, когда падал, вот и всё. Мозг не поврежден, а вот сердце на вскрытии дряблое, стенки истонченные, в мелких очажках некроза…

– Инфаркт, что ли?

– Не перебивай. И не инфаркт, а скорее, длительно существующий миокардит. Либо кардиотоксичный препарат – амитриптиллин, к примеру. Для полноты картины нужна прижизненная медицинская документация Неверова – вся, которую удастся получить, – но это вам быстро не соберут, сам понимаешь. Материал на химический анализ я отправил, запрос на некроманта тоже. Но уверен, что и анализ придет чистый, и у некроманта ничего не выйдет.

– Почему ты уверен?

– Потому что у меня не вышло.

Илья поперхнулся кофе:

– Так ты этот, что ли?

– Этот, этот. Только слово «экстрасенс» оставь для Чумака и ему подобной шушеры… Что ты так на меня уставился?

– Да ничего, – буркнул следователь. – Понять пытаюсь, почему я этого не знал.

– А зачем тебе? Я частник, на госслужбе как, пардон, танатолог не состою, на мои показания ты все равно не сошлешься. Но направление тебе задать я могу.

– Ну так задавай! – нетерпеливо потребовал Илья. – Если внешне Неверов выглядит, как просто умерший от болячки, что-то же тебя заставило эти свои… ритуалы проводить?

– Вряд ли тебе интересно, как это выглядело моими глазами, поэтому вот сам вывод: Неверова убило составное проклятие, стершее даже то эхо его души, которое могли бы призвать и расспросить. Я более, чем уверен, что остальных упрямых акционеров убрали таким же способом. Ювелирная работа.

– Вот сука… – пробормотал себе под нос следователь. – Извини, это не тебе, это в целом по ситуации. Что делать-то теперь?

– Выдели всех, кому эти смерти выгодны, проработай их связи и сверь с вот этим списком, – Олег протянул сложенный лист бумаги. – Проклятие такого класса по силам далеко не каждому одаренному. Это те, кому точно по силам, из Москвы и Питера. Вряд ли стали бы приглашать кого-то из более отдаленных регионов.

– Негусто, – Илья пробежал глазами список, – всего одиннадцать человек.

– Строго говоря, есть двенадцатое имя. Мое.

Дав собеседнику несколько секунд на усвоение информации, Олег позвал официантку, чтобы рассчитаться.

– Ты мог мне этого не говорить, – заметил Илья, когда девушка отошла.

– Мог, – согласился некромант. – Верить или не верить в мою непричастность – дело твое. Но с той сволочью, которая это сотворила, вы, правоохранители, сами не справитесь. Чуть потревожите – и отправитесь вслед за Неверовым. Пусть лучше у тебя на примете будет тот, кто силой этой сволочи не уступает. Копай, – он встал и протянул руку, – и держи меня в курсе: если что, подстрахую. Неофициально, разумеется.

– Конечно, – Илья руку пожал, – спасибо. Давай, на связи.

Некромант вышел из кафе; в кармане пиджака завибрировал телефон. На экране высветилось сообщение от Нади: «Улица… Паразит в зеркале. Вряд ли заплатят, но схожу». Ничего особенного – призраки, заселяющие старые зеркала, не великая редкость, – но интуиция буквально взвыла об опасности. Как на грех, Надя дежурила сегодня, а вот он у себя в бюро – завтра. Олег чертыхнулся и набрал: «Сам проверю. Или хотя бы вдвоем, одна не ходи». И успокоиться бы, но все та же интуиция бормотала, что с дочери станется ослушаться…

– У меня всё хорошо, – повторяет женщина, пока мы ее осматриваем. – Я просто немного устала…

Угу. И от великой усталости полезла на табуретку – картину на стене поправить. С табуретки сверзилась, ударилась головой об угол шкафа. Ее спасла собственная рассеянность: дверь не была заперта, прибежавшая на грохот соседка вызвала нас.

Пациентке тридцать четыре, выглядит лет на десять старше. Жидкие волосы с залысинами, кожа в мелких гнойничках, целых и вскрывшихся. Склеры чистые, запаха спиртного нет ни свежего, ни старого. Следов от уколов не видно. Не алкашка и вряд ли наркоманка, но с иммунитетом у нее беда. А истинная причина из присутствующих видна только мне.

У меня, образно выражаясь, шерсть дыбом с того момента, как мы переступили порог старенькой квартирки. Здесь слишком много застарелой боли, уныния, осколков случайных проклятий; это все липнет к выцветшим обоям, прорастает в щели под плинтусами, а эпицентр безобразия – старинное зеркало в резной раме, прикрепленное к дверце допотопного шифоньера. Стекло мутноватое, вне Теней я не вижу того, что там обитает, но вижу полупрозрачные щупальца, которыми оно цепко держит женщину. Давно держит, сука.

Бирюк закрывает рану на голове больной повязкой и выносит вердикт:

– Надо в больницу ехать. Собирайтесь.

– Нет! – женщина мотает головой, а меня окатывает ее страхом. – Нет, спасибо, я не поеду. Мне нельзя, я… – шарит взглядом по стенам, по подоконнику. Ну да, кактусы как дети, ни на минуту не оставишь. – Завтра хозяйка приедет проверять квартиру…