— Я…

Вся эта прямолинейность, как удар под дых. Джеймс и под сывороткой правды не смог бы сейчас описать всех причин, почему он не должен там появляться. Он про себя боится их произнести.

— Лили, я не могу. — Устало на выдохе.

Их разговоры бесконечная партия в пинг-понг, но такой тон должен произвести хоть какой-то эффект, чтобы Лили поняла, что забивает стальными мячами уже лежащего человека.

— Тебе это нужно больше, чем ты думаешь. Посмотри вокруг! — Она отходит к центру студии и показательно разводит руками. — Ты живёшь в этой дыре, хотя имеешь средства и давно мог переехать. Берешься за грязную работу сверх меры, а ведь ты не глуп, давно мог подняться по карьере. Топишь себя на дне бутылки и растрачиваешься на отвратительные случайные связи. Что это, если не наказание? — Джеймс отводит взгляд на пробивающуюся через шторы полоску света. Он не хочет этого слышать. И так бесит, что в голове ни одного возражения. — Джим, я понимаю, ты облажался. Но хватит убивать себя! Прошло столько времени, все живут дальше. Все кроме тебя, Джеймс! Тебе нужно это искупление. — Она прокашливается, возвращая внимание, и указывает на валяющееся на полу нижнее бельё. — И ещё венеролог, не мешало бы провериться.

Чертова малявка даже после насильно запихнутой в глотку тирады способна его рассмешить, оставляя паузу для вдоха.

Догадывается ли она, насколько точно каждое слово попадает в цель? Наверное, нет. Здесь что-то на уровне врожденной интуиции. Она могла что-то видеть тогда, но была слишком мала, чтобы верно истолковать.

Однако всё же смущает, что она вцепилась в него именно с этим приёмом, на который Джеймс приглашён однозначно только из вежливости. Лили словно намеренно не договаривает, даря шанс Джеймсу сделать то же самое и одновременно забирая право выбора.

И Джеймс сдается.

— Ладно.

— Завтра в семь вечера у Эмпайра. И заскочи в «Том Форд».

Что ж, она снова была права. Костюм-тройка безупречно сидит, облегая фигуру, и даже умудряется грамотно скрывать худобу, которой Джеймс обзавелся благодаря никотиново-алкогольной диете.

На Лили пудровое атласное платье на бретельках с дерзким, но не вызывающим разрезом до середины бедра, и она идеально подошла бы на роль девушки из бондианы. Только рядом с ней далеко не Бонд, а скорее прикидывающийся принцем жалкий оборванец в дорогом костюме.

Но если и приходить на встречу с пропитанным горечью прошлым, то хотя бы в шикарном виде.

Джеймс давится комментарием о явной компенсации размеров малфоевских предков, глядя на огромный особняк, но в основном из-за пересохшего горла. Слишком большой дом, учитывая количество проживающих, а Малфои никогда не славились стремлением заполонить отпрысками каждый фут Англии. Следовательно, вопрос — нахрена им такой дворец? Зато для заточения пленных с целью развлекательных пыток место что надо.

И оно совсем не вяжется со Скорпиусом, которому так шло убранство Норы, пижамные штаны, растянутая футболка… это ведь была его футболка — Джеймса. Видимо, мама выдала когда-то забракованную им вещь в качестве домашней одежды. «Колхозная херотень» — так заклеймил её Джеймс. А Скорпиуса в ней хоть прямиком на подиум можно было выпускать.

Скорпиус в его футболке… блядь.

— Убей меня… — бормочет Джеймс, и Лили, держащаяся за его локоть — на самом деле, он опирается на неё, а не наоборот как положено — ободряюще подталкивает его ближе к парадному входу. Ближе к грани.

— После занудных и формальных обменов любезностями обязательно.

Выражение Лили с трудом поддается интерпретации. Она тоже храбрится, и когда Джеймс ударяет железным дверным молотком, подвешенным ожерельем на грозном филине, Лили расправляет плечи, вытягиваясь на пару сантиметров.

— У предков Малфоев точно проблемы с компенсацией размеров, — сестра нервно смеется, и Джеймс благодарно приобнимает её, нежно клюнув в макушку.

Джеймс гадает, кого он увидит первым, но на уровне глаз распахивается только просторный пустой холл.

— Мистер и мисс Поттер, рады приветствовать вас в Малфой-Мэноре! — Добирается до ушей писклявый голосок, вынуждая посмотреть вниз, где из-за массивной двери выглядывает облаченный в уморительный сюртук домовик. — Прошу, пройдемте за мной!

Джеймс пихает Лили в бок, чувствуя, как её сотрясает от еле удерживаемого смеха, и сам заражается этим настроением, пока маленький эльф с важно задранным носом — он явно горд отведенной ролью — ведет их к следующим двойным дверям.

Внутри на удивление тепло и уютно. Перила главной лестницы окутана цветочными лианами, повсюду парят заколдованные свечи — так, что совсем не замечаешь темных громоздких мраморных стен. Звуки шагов поглощаются мягким ковролином песочного цвета, и у Джеймса создается неприятное ощущение, будто он — крадущийся непрошенный гость, намеревающийся прорваться на закрытую вечеринку.

Ещё один холл, ещё один проём, и вот уже через створки процеживаются неразборчивые голоса, сливающиеся с классической ненавязчивой музыкой. А у Джеймса начинают потеть ладони.

— Прошу, наслаждайтесь торжеством! — Пищит домовик и, не дав даже спасительной минуты на передышку, толкает тоненькими ручками ворота в личный ад Джеймса.

Мечты проникнуть незаметно тотчас рушатся под обращёнными в их сторону разноцветными софитами несчитанных десятков глаз. И только при помощи Лили Джеймс делает шаг внутрь, вцепляясь в неё посильнее. Как бы говоря «пожалуйста, не отходи от меня».

Магический мир встречает неизменным роскошным богатством красок и блеском маскарада с застывшими счастливыми масками, за которыми Джеймс не распознает знакомых лиц с первого пробного взгляда. Изящные силуэты с замершими в руках бокалами шампанского повёрнуты на них с Лили, и даже музыка будто останавливается от всеобщего транса. Но отступать некуда.

Джеймс надевает знаменитую фирменную полуулыбку, которая рискует треснуть в любой момент с непривычки, и уже сам ведет сестру к вновь оживившейся толпе, словно этой неловкой заминки не было вовсе.

Время то замедляется, то ускоряется, закручивая в вальсе приветственных рукопожатий и пустых избитых фраз. И как только Джеймс подхватывает с подноса хрустальный бокал, становится чуточку проще.

Он не выискивает среди неизвестных блестящих фигур самую главную, подсознательно нашёптывая молитвы отсрочить этот момент. А потом жалеет, что он никак не наступит, специально изматывая его ненужными разговорами с ненужными людьми.

— Лили, дорогая, наконец-то! — Джеймс поворачивается на оклик, и внутри что-то сводит. Мама в облегающем плотном зеленном платье с уложенными на бок волосами, не стесняясь, бойко пробирается через мигрирующих по залу гостей и впечатывает губы в висок сестры, стискивая её в крепкие объятия. — Мы были в саду, нам только передали, что ты пришла и что с тобой… — Джинни отлипает от дочери и цепенеет, подняв взгляд. — Д-джеймс?

— Мама, — подтверждая догадку, кивает Джеймс с самовольной искренней улыбкой.

— О, Мерлин! — И он обхватывает её врезавшееся в грудь хрупкое тело.

— Можно просто Джеймс, мам.

Джинни выгоняет скопившуюся в уголке глаза слезинку и обхватывает его скулы ладонями.

— Наглость никуда не делась? Ну и хорошо. Почему ты не сказал, что придешь? Я бы хоть морально подготовилась. — Она стала ещё больше похожа на бабушку Молли.

— Для меня это такой же сюрприз. — Джеймс цедит, поджав губы, и скашивает глаза на Лили. Вот к кому все претензии. А потом перекидывает взгляд на проход, пробитый в толпе матерью, отмечая приближающуюся легко узнаваемую колонну, очевидно, прятавшуюся от них в каком-то саду.

Отец, впрочем, быстро справляется с изумлением, тоже обнимает Лили и непринужденно жмёт Джеймсу руку, даже хлопнув его два раза по плечу. Это уже что-то новенькое. А вот и бабушка с дедушкой. Очередная порция объятий и поцелуев. За ними дядя Рон, удосуживший его смиренным кивком, и Гермиона, расцеловавшая в обе щёки. И ещё с десяток рыже-каштановых голов.