Часть Кацуки просто в настроении побыть злым. Чтобы через секс выместить то волнение и возбуждение, которые остались в его организме, и в процессе довести своего парня до помутнения рассудка от удовольствия. Пока что поведение Шото наводит на мысль, что он думает в том же направлении.

Но затем чужая рука опускается поверх его собственной на бедре Шото, и, когда он поднимает глаза, на лице Шото появляется улыбка, слишком красивая, абсолютно незаконная. Он смотрит на Кацуки так, словно тот только что его осчастливил, словно он — кто-то особенный, кем дорожат, словно он любит его или что-то вроде. И Кацуки просто не может заставить себя быть злым, когда этот ублюдок смотрит на него с таким нежным выражением глаз. Хотя он знает, что Шото с радостью примет все, что захочет дать Кацуки, знает по прошлому опыту, что он, вероятно, ждет этого прямо сейчас… нет. Не тогда, когда Шото смотрит на него своими милыми глазами, которые, несмотря на все его мускулистое мужское великолепие в сто восемьдесят пять сантиметров, делают его похожим на ребенка-переростка. Кацуки не может выстоять против этого. Он хочет насладиться им, хочет баловать его.

— Иди сюда, — бормочет он, подтягивая Шото за талию и снова усаживая себе на колени после того, как стащил с себя последнюю одежду. Это та же поза, как они сидели немногим ранее, когда Кацуки был спиной к кровати, а Шото, положив руки ему на плечи, всем весом налег сверху. Шото посмеивается в волосы Кацуки, пока тот тянется за бутылкой смазки, которая уже успела затеряться в смятом одеяле. Когда с несколькими невнятными проклятиями наконец находит ее в складках, он щедро выжимает на пальцы правой руки и, сомкнув с большим, согревает. Капля скользит по запястью, густая и вязкая, и он морщит нос, когда вытирает его футболкой, схваченной с кровати выше.

Шото снова фыркает от смеха ему в шею.

— Нужна помощь?

— Иди на хрен.

Пауза.

— Окей.

Кацуки фыркает:

— Дурак.

— Да, пожалуйста.

— Что…

— Милости прошу.

— Ты можешь перестать?

— Не могу дождаться, — продолжает Шото, словно зачитывая список покупок. — Я тебя тоже приглашаю. Не стесняйся. Засучи рукава и ныряй.

Кацуки невольно смеется, выдавливая еще больше смазки.

— На хуй.

Шото моргает, глядя на него сверху вниз и сдерживая дерзкую улыбку. Оглаживает пальцами стояк Кацуки.

— На этот хуй.

Кацуки стонет, и от того, как приятно ощущать их, и от абсурдности того, что вылетает изо рта его парня.

— Заткнись уже. Я стану мягче.

Пальцы на члене сжимаются в неплотную хватку и начинают мягко надрачивать ему.

— Ну, мы не можем этого допустить.

Из глубины груди вырывается стон.

— Ненавижу тебя.

— Ты любишь меня.

Кацуки целует его.

— Заткнись.

Он мастурбирует ему в ответ и левой рукой мнет округлые ягодицы, счастливо мурлыча у рта Шото. Продолжая дразнить, пальцы правой руки нежно касаются складки между ягодиц Шото, чтобы заставить его жаждать этого. Он удовлетворяется, только когда чувствует, как руки на его плечах начинают царапаться от нетерпения — ну вот и все, как тут и дальше быть злым — Кацуки, наконец, решительно движется ко входу Шото. Проводит пальцем по чуть морщинистой коже, давая Шото время привыкнуть к этому ощущению. Сверху доносится прерывистый вздох, но Кацуки не спешит, неторопливо массирует его вход, только на мгновение погружая кончик пальца, чтобы снова вытащить и снова потереть его снаружи.

— Бакуго, поторопись. — Грудь Шото прижимается к нему, когда он сдается и наваливается на Кацуки. — Я готов, просто… — Вздох. — Бакуго.

— Я знаю.

Но Кацуки всецело сосредоточен на вызванных им реакциях. Он не думает ни о чем другом. И постепенно плечи Шото, в которые он втянул голову, опускаются, он расслабляется от прикосновений. Под вниманием Кацуки его вход становится мягче, приоткрывается для углубляющихся проникновений, и Кацуки уже может спокойно скользнуть пальцем внутрь. На мгновение тело Шото, сопротивляясь, напрягается, но он заставляет себя расслабиться, утыкается носом в волосы Кацуки и сглатывает. Чертовски милый. Кацуки медленно вводит и вытягивает палец, снова погружается в него, пока бедра Шото не начинают двигаться сами, мягко покачиваясь над его рукой. Кацуки откидывается назад, чтобы посмотреть на лицо Шото, когда он вводит еще один палец.

Растяжка достаточно сильная, он чувствует напряжение вокруг пальцев, анус Шото быстро сжимается и разжимается.

Шото издает сдавленный горловой звук, движение бедер сбивается.

— Е-еще, — выдавливает он. Его ногти начинают впиваться в плечи Кацуки, но тут же отпускают. — Я хочу… Черт.

Кацуки задыхается от смеха.

— Тодороки.

Шото уже трахается с его рукой, брови сведены вместе.

— Н-нет, не так…

— Хм?

— Мое имя, назови меня… Ах! Там, там, черт возьми… — Когда пальцы Кацуки касаются простаты, Шото тает, дрожит от внезапного удовольствия. — Хн-н-н, Кацуки…

— Черт, — мычит Кацуки, — тебе это нравится, детка?

— Не останавливайся, пожалуйста. — Шото влажно дышит ему в шею.

И не собирался.

Кацуки обнимает Шото за талию, удерживая его, пока пальцы погружаются внутрь. Когда проскальзывают три, Шото скулит из-за мгновенного срыва ритма, ногти процарапывают жгуче-красные линии вдоль плеч и спины Кацуки. Кацуки не может понять, на чем он должен сосредоточиться: на жа́ре вокруг пальцев, на плотном сжатии ануса на костяшках пальцев и как тот трепещет, когда они касаются простаты Шото, на цепких руках, на дрожащем дыхании, на хрипах и хныках, которые выбивает из Шото, словно от этого зависит его жизнь; всего этого слишком много. Кацуки рассеянно гадает, сможет ли вообще продержаться достаточно долго, чтобы трахнуть его.

Чувствуя близость оргазма Шото, он замедляет движение пальцев до неторопливого темпа, к большому неудовольствию парня, прижавшегося к нему — даже когда его тело освобождается от натянутого как проволока напряжения и тает, растекаясь на Кацуки. Загнанное дыхание Шото немного замедляется, руки снова находят потную кожу Кацуки как свою опору. Он утыкается носом в его шею, выгибая спину навстречу более ленивой стимуляции от Кацуки.

— Я… — Он сглатывает. — Я же сказал тебе не останавливаться.

Кацуки прижимает пальцы к простате Шото.

— Я не подчиняюсь твоим приказам.

— Н-не сегодня, можно… — слова Шото обрываются стоном.

И так все продолжается. Для устойчивости, собственнически растопырив пальцы, Кацуки держит руку на талии Шото, пока переключается между тем, чтобы подвести его как можно ближе к краю и отступить, чтобы перевести дыхание. Постепенно Шото продолжает становиться все более и более грязным; после очередного раунда управления оргазмом его член начинает сочиться маленькими капельками предсемени на живот Кацуки, и каждый раз, когда ему отказывают в разрядке, он жалко дергается, глаза начинают закатываться. Кацуки впечатлен способностью Шото удерживать голос по большей части тихим. Но, учитывая ситуацию, у него нет особого выбора, кроме как приглушать крики тыльной стороной ладони, когда ему нужно, — и Кацуки более чем счастлив воспользоваться этим.

— Ты прекрасен, — шепчет Кацуки посреди всего этого, и глаза Шото распахиваются в смятении, сдавленный крик срывается с его губ. Кацуки осознает это как раз вовремя и сжимает свободной рукой член Шото. Тело под ним, туго натянутое, отчаянно дрожит, грудь быстро вздымается и опускается, а трясущиеся руки пытаются найти хоть какую-то опору в бедрах Кацуки. Тяжелое дыхание превращается в слабый всхлип, когда Шото смотрит на Кацуки с разбитым выражением лица. Мгновение он моргает, прежде чем снова, опустошенный и полностью в его власти, растворяется в нем.

Руки снова ложатся на плечи Кацуки, пальцы очерчивают кожу.

— Т-ты… и вправду худший.

Кацуки гордится собой, принимая оскорбление как медаль.

Наконец после того, как он загнал своего парня до состояния потного хнычущего месива, когда опустошенный взгляд его глаз приобретает оттенок поклонения, Кацуки решает доставить ему временное облегчение. Он поворачивает руку так, чтобы при каждом толчке пальцы касались простаты Шото, и трахает его вот так, наслаждаясь прерывистыми стонами. Кусая Шото за плечо, он шипит: «Не могу дождаться, когда буду внутри тебя», — и жадными глазами наблюдает, как член Шото, сочась на кончике, дергается во второй руке.