— И мы тогда посмотрим, что скажет король на такое обвинение!

Повар несколько секунд сверлил девочку взглядом, затем опустил руку и мотнул головой в сторону стола.

— Два пирожных. Всё ясно?

Повторять не пришлось, спустя мгновение Аури стояла возле стола. Восхитительные, всем своим видом источающие аппетитный вкус, покрытые белой глазурью, шоколадными узорами, с воздушным кремом пирожные аккуратно лежали на отдельном блюде. Аури взяла два в обе руки, и обернувшись, слегка поклонилась повару.

— Спасибо — поблагодарила она, повернулась и бодрым шагом устремилась в обратный путь. Она даже подумала оставить одно для Тайрона, но вкус был настолько восхитительным, что, не сдержавшись, съела оба прежде, чем спустилась по лестнице. «Надо будет рассказать Ройсу — подумала Аури, доедая второе пирожное — Пусть прибавит вторую Битву за Пирожные к первой Садовой». Вместо пирожного Тайрон получил лишь виноватый взгляд.

— Вот — вздохнула Аури, демонстрируя ногу в чулке — Я где-то туфли потеряла.

Фермер набрал воздуха, готовый разразиться порицающей речью… и выдохнул.

— Ничего — ответил он — Думаю, тут мы тебе обувь быстро найдём.

Айрин, улыбнувшись, подошла к стене и встала рядом с фермером.

Спустя время дверь открылась. Оттуда вышел барон в сопровождении короля.

— Пришла пора выполнить наш долг — говорил Веласкер, с улыбкой пропуская Велингвара — Явим народу королевское правосудие.

Ещё не наступила середина дня, а Водоворот уже гудел. Уорен, по прозвищу Серый, с тревогой наблюдал, как стремительно пустеет бочонок с вином. Утром он был полон до краёв, а сейчас — вино там едва плещется. Во дворе таких бочонков стоял целый ряд, но за ними ещё нужно было идти. Видя, как Гунн стучит по деревянному дну, выбивая остатки, Серый поманил к себе Уиллиса. Вдвоём они встали и направились к выходу.

— Крыса, притащи сразу два — крикнул Джорнет Мейсон — Гарольд, Грош, помогите ему. Да смотрите не напутайте!

Крысой Уорена называл только Джорнет и Гунн, остальные считались с его званием капитана.

Вчетвером «братья» вышли во двор, подошли к сваленным в одну огромную кучу бочкам и ящикам, и, опрокинув нужные, покатили их в дом.

— Да мы и эти два вылакаем до вечера — проворчал Грош, толкая с Гарольдом свою бочку — Новенькие только и делают, что пьют, им-то сегодня никуда не идти.

Уорен, согласно кивнув, перекатил бочонок через порог. В просторном зале под потолком из цветного стекла за наспех сколоченными прямоугольными столами собралось около сотни человек — вдвое больше народу, чем сидит тут обычно. А к вечеру их число удвоится.

Едва Серый с Уиллисом закатили первый бочонок, как в их сторону полетела кружка.

— Сюда! — заорал Свирепый Гунн, размахивая правой рукой. Левой он дружески обнимал новенького, втолковывая ему свои рассуждения о Церкви. Многие считали, что слова Гунна смердят ересью. Высокий и сильный, с двумя топорами, с волосами до пояса, заплетенными в косы, он был уроженцем Рассветного Королевства и полон своих собственных суеверий.

— Представь, что ты сейчас живешь свою последнюю жизнь! — говорил Гунн новому другу, молодому парню, одетому как рабочий с фабрики — И после того, как умрешь, всё для тебя закончится.

— А как же Четверо? — робко спрашивал новичок.

— А с чего ты взял, что Четверым есть до тебя дело? Думаешь, твоя душа жила и перерождалась столетиями — столетиями, бестолочь — лишь потому, что Сотворённые заботятся за любого из нас? Да таких дурней, как ты, у них по десять тысяч на дню приходит, думаешь, они там долго думают? Кинут тебя Изнанке, и всех делов. Но ты здесь — Гунн постучал пальцем по столу — Здесь! Потому что всякий раз твоя душа доказывала Сотворённым, что заслужила перерождение. Сотни лет! И всякий раз она стояла там, как в последний. Всегда! И если ты сейчас не добьёшься такого же, если твоя жизнь пройдёт впустую, то вся история твоей души, весь её путь исчезнет в один миг. Вы тут, на Большой земле! — орал Гунн своим соседям — Думаете, что перерождение даётся даром. Просто так! Нет, Бездна вас забери! Его нужно заслужить!

— А как же понять, что ты его заслужил?

— Четверо пошлют тебе славную смерть! Умирая, ты увидишь, кто за тобой пришёл, и сразу поймёшь, чего ты стоил! Вот у него — Свирепый показал пальцем на Уорена, который подкатывал бочонок к их столу — Никаких шансов. Сдохнет, как помойная крыса!

Стиснув зубы, Серый подготовил бочонок для разлива и ушёл обратно на своё место. На полу под ногами скрипел мусор, и Уоррен брезгливо морщился, ступая по нему. Харнет Мейсон, занявший это здание много лет назад после того, как прежние владельцы — благородные из центрального района — бежали, навёл и поддерживал здесь порядок. В отличие от Джорнета в нём были зачатки манер. Но сегодня, когда оба брата и их люди собрались под одной крышей, правила и порядки улетели в Бездну. Мейсоны, встревоженные тем, что Мясник, Погибель и Епископ объединились, решили последовать их примеру. Дом легко вместил обоих братьев со всеми их людьми. Поговаривали, что Джорнет перед отъездом подложил десять бочек пороха под своё прежнее жилище, на случай, если кто-то туда сунется. А значит, в Водовороте он решил обосноваться надолго. Чем больше Уорен думал об этом, тем мрачнее становился.

— Ты сильно-то не обижайся — хлопнул Серого по плечу Красавчик, заметив его угрюмое лицо — Сегодня все немного на взводе. Беспорядки эти, налёты, дела, каких раньше не проворачивали.

— А главное — подал голос Грош — Весь праздник не для нас устроен. «Братьев» это волнует!

— Лучше бы их волновало, что за рыбу сегодня поймают Мейсоны — отозвался Красавчик.

— Что-то пока из крупных никто не клюнул — отметил Уорен.

— А ты и рад! Небось вчера до потолка прыгал, что с Брандом не выгорело? — улыбнулся Грош.

Они могли смеяться сколько угодно, но Уорен готов был поклясться, что половина присутствующих в зале выдохнула с облегчением, узнав о резне в «Морском молоте». Людоед был жутким человеком, и наверняка сама Изнанка помогала Русалке держать его в подчинении. А вот Огонька — любимца всего сумрачного народа — было жаль. Тилль всегда находил повод повеселить себя и окружающих, к тому же он был отчаянным парнем и отличным бойцом. После того, как Бранда засадили в Ледфорд, Огонёк охотился сам по себе. Однажды в доме у благородных его зажали четверо стражников, и он всех положил своей дубиной. От Торговых Ворот и до окраин Нового Города Огонька считали воплощением улиц и гордились его бесшабашностью и силой. Эдди Чёрное Пламя наверняка сбросит сегодня в реку немало трупов в память о своём брате. А всё же нескладная вышла история. Рассказывали, что в кабаке всё было перевёрнуто верх дном и забрызгано кровью. Харнет Мейсон решил, что это Вайлен сцепился с Брандом, и успел прирезать Огонька и покалечить самого Людоеда. Бранд клялся, что на них напал какой-то здоровяк-деревенщина. А вот трактирщик «Молота» пел совсем другую песню. Вначале он повторял слова Людоеда, но когда Харнет его прижал, рассказал, что всех порешила какая-то девчонка.

— Быстрая, как змея, и бешенная, как стрыга — орал трактирщик, когда Гунн его резал.

— А глаза у неё синие-синие, прям как самое чистое небо — шептал он в беспамятстве, когда его убирали со стола.

В конце концов Харнет поверил ему и отпустил, заплатив тридцать серебряных — по монете за каждую рану. Гунн хотел убить трактирщика, но Мейсон сказал, что Чёрное Пламя тоже захочет поговорить с ним о брате и выяснить, как так получилось, что трактирщик — выжил, а Тилль — нет. А если у Свирепого так чешутся руки убить свидетеля, то потом он сам пойдёт рассказывать Эдди, что да почему там произошло. После этих слов прыти у Гунна поубавилось.

Но сегодня к ним с утра начали приходить выходцы из Ледфорда, так что ещё до вечера в команду мог попасть кто-нибудь и похуже Людоеда.

Сейчас, например, за столом Герцогов сидел старик в маске, с повязкой стражника на рукаве, и оба брата, разговаривая с ним, явно нервничали. Риз «Три Щепки», который сидел на входе и принимал всех посетителей, чуть со стула не упал, когда этот старик ему представился. Через две минуты уже половина зала смотрела на нового гостя с ненавистью, а тот, словно ничего не замечая, спокойно продолжал разговаривать с братьями. Переговоры быстро закончились, и через пять минут старик поднялся и пошёл к выходу, не глядя по сторонам.