Ссора вышла и без того безобразная, а финальный хлопок двери громыхнул пушечным залпом и вместо точки поставил не менее безобразную жирную кляксу.
— Кхм… — прибито протянул Фитцуильям, явно не ожидав подобной тирады. — Капитан Хагторп…
— Увольте, коммодор, — отрезал Фрэнсис, запоздало подумав о том, что нужно было убраться с «Герцогини» первым. Зрелище взбешенного Джеймса ему было не в новинку, а выяснять отношения с его кузеном не хотелось тем более. — Я скорее отдам якорь раз и навсегда, чем стану в это вмешиваться.
— Я старше вас по званию. Так что вполне могу отправить вас на берег хоть завтра же.
— Отправляйте, — пожал плечами Фрэнсис. Мэри такому повороту, конечно, не обрадуется, но что поделать? — Он мой друг. Я ходил с ним под одним парусом еще в те годы, когда мы оба были обыкновенными курсантами без офицерского мундира и звания. И я не скажу вам ни слова ни об этой женщине, ни о том, что ее связывает с Джеймсом.
— Но…
— И это вопрос не ко мне, а к вам. Вы знаете его не хуже меня. И все равно не доверяете ему? Если так, то вам, коммодор, лучше вернуться в Англию и оставить его в покое раз и навсегда.
— Но я даже не слышал о ней прежде, — эта фраза прозвучала возмущенно и почти жалобно. Неожиданно для офицера Королевского Флота, мгновенно выдав истинную причину ссоры. Старый товарищ по детским играм не пожелал делиться тайной? Хотя… Фитцуильяму, кажется, уже под сорок, едва ли он по молодости возился с малолетним кузеном всерьез. Скорее привык, что у него во всем спрашивают совета и поддержки, и совершенно упустил момент, когда в этих советах перестали нуждаться.
— Захочет, — пожал плечами Фрэнсис, — расскажет. Мне же рассказал. Только не стоит вам, коммодор, на него давить, от этого он на откровенность не пойдет. Друзья, знаете ли, нужны для того, чтобы поддерживать. А не для того, чтобы заставлять душу наизнанку выворачивать, потому что друзьям, видите ли, захотелось знать все секреты.
А Фитцуильяму, судя по глазам, хотелось, и еще как. Но, зная Джеймса, это его только оттолкнет.
***
Дверь в капитанскую каюту грохнула с такой силой, что на мгновение заглушила все остальные звуки. И, кажется, заставила притихнуть моряков на палубе. А затем открылась вновь, и по дощатому полу застучали каблуки на высоких щегольских сапожках из блестящей на свету черной кожи.
— Ну что ты…
— Ничего!
За спиной на мгновение повисла тишина, но для того, чтобы обидеть ее и прогнать из каюты, очевидно, требовалось что-то посущественнее.
— Глупый, — вздохнула Катрин и обошла его с правой стороны. Прислонилась бедром к краю стола с брошенным без дела бортовым журналом и чуть склонила набок голову в треуголке.
— Да не то слово, — согласился Джеймс, с трудом понизив тон, и она едва слышно хмыкнула. — Я проиграл.
— Не знала, что вы в чем-то соревновались.
— Да не ему. Я проиграл тебе.
Выражение узкого лица сделалось настороженным. Боится? Смешно. Где это видано, чтоб сирена боялась одурманенных мужчин?
А он… Проиграл, как последний глупец, когда увидел ее в доме губернатора. Сначала одного, где опрометчиво согласился пригласить ее на танец, а затем и второго, когда увидел ее… Когда прекрасно понял, что она рылась в чужих документах, как последняя воровка. И ничего не сделал.
— Давай уплывем. Хоть сегодня же. К дьяволу пиратов и твоего мужа, никто в Англии ведь не знает, кем ты могла быть в Новом Свете.
И в конце концов, для Франции шпионила Катрин Деланнуа. Катрин Моро вполне может запутать возможных дознавателей. Да и… к чему вообще эти французские фамилии? Катрин Норрингтон запутает всех еще сильнее, а о прежнем имени можно и солгать.
— Да? — спросила Катрин таким тоном, что надежда на согласие растаяла в одно мгновение. — А о чем еще не должны будут знать в Англии? О том, что ты вздумал жениться на разведенной женщине? На непонятно чьей жене и дочери? Сдается мне, Уайтхолл — это всё же не Карибское море, в Старом Свете подобная эксцентричность мало кому понравится. А насчет сына что лгать прикажешь? Ты же не писал о нем семье, не так ли? Нет, — она едва качнула головой, встретившись с ним взглядом. — Я этого не просила и не ждала. Только вот не можешь ты теперь взять и ни с того, ни с сего привезти в Англию жену с трехлетним ребенком, о которых никто прежде не слышал. Я сама тебе не позволю. Потому что ты замараешь свою блестящую репутацию в одно мгновение. А оно тебе нужно? Ты без моря и военного корабля не сможешь, не лги мне. У тебя вся жизнь в том, что ты гоняешься за пиратами и прочими мерзавцами, и другой тебе не надо. И подобных скандалов в ней тоже. А похороненную репутацию не забудут и не простят, уж поверь мне. Мою до сих пор не простили. Хотя… может, это я не слишком старалась?
Она помолчала, бросила свою треуголку на стол и шагнула вплотную. Обхватила руками и доверчиво прижалась щекой к плечу.
— Знаешь, я лучше буду видеть тебя раз в полтора-два года, но буду знать, что ты счастлив, чем буду каждый день смотреть на то, как ты сходишь с ума на берегу. Я и сама на этом берегу с ума сойду, будь он хоть французским, хоть английским. Сам подумай, что это за любовь такая, если от нее одно несчастье?
Уж какая есть. И если действительно подумать…
— Мне никогда не везло с женщинами.
Прозвучало глухо — хоть, слава Богу, и без ненужной жалости, — и Катрин подняла на него глаза. Уголки ее губ вновь приподнялись в тонкой, чуть ехидной улыбке.
— Так ведь нельзя иметь всего. Ты разве не знал?
Интересно. И что же в таком случае она понимала под «всем»?
========== XII ==========
Синеву неба заволакивал густой черный дым. Жерла пушек с грохотом и пламенем изрыгали чугунные ядра, стремительно раскручивающиеся в воздухе цепные книппели и едва видимую в дымных клубах картечь. Из поврежденных бортов летели щепки, на изъеденных солью досках оседали кровавые капли и тянулись целые полосы багрового и алого. Свистели пули и пронзительно звенели шпаги, схлестнувшись с саблями и тесаками.
— Огонь! — доносилось с трех деков «Герцогини» разом, и паруса сошедшихся в бою кораблей вновь тонули в поднявшемся снизу дыму. Одни только флаги и трепетали на вершинах мачт: черные с белым, белые с синим и сине-красные.
— «Разящий» увяз в абордаже, — бодро отрапортовал первый лейтенант под грохот пушечной канонады, и в черных клубах на мгновение отчетливо промелькнул красный силуэт. Вблизи, надо полагать, зрелище было еще эффектнее: на палубу пиратского корабля эта фурия не рвалась, но вполне могла реквизировать ружье у кого-то из морпехов. Чего еще, спрашивается, было ждать от женщины, позволявшей себе нарушать правила приличия буквально на каждом шагу?
По сути, коммодор Далтон был не так уж далек от истины. Лишь с той разницей, что ружье мадам Деланнуа прихватила с собой еще с Мартиники. Вместе с парой уже знакомых капитану Норрингтону пистолетов. А потому все попытки оставить ее на берегу — которые озвучивались на протяжении нескольких дней и вплоть до выбора таких выражений, как «Ты забыла, чем обернулась твоя прошлая эскапада?!» и «Подумай о сыне!» — закончились полным поражением. Как и еще более отчаянные попытки удержать ее подальше от боя. Едва впередсмотрящий заметил среди отражающей солнечные лучи синевы корабли без флагов, как мадам взлетела на квартердек, словно птица в алом оперении, и спросила с нескрываемым азартом:
— Они?!
Джеймс ответил не сразу. Долго смотрел в подзорную трубу, чтобы убедиться наверняка — подмечая каждую деталь, которую можно было разглядеть с такого расстояния и сравнивая ее в мыслях с виденными прежде кораблями, — и наконец сказал:
— «Милагро».
— Испанцы?
— Нет, она уже год как считается потопленной пиратами. Впрочем… для морского дна она слишком хороша.
Катрин дернула краем рта и положила ладонь на рукоять пистолета за опоясывающим талию ремнем. Ветер раздувал огромные сероватые паруса, искрящиеся соленые брызги разлетались во все стороны от режущего неспокойную воду форштевня на носу, а она стояла, широко расставив ноги в высоких сапогах и заткнув за кожаную перевязь край длинной широкой юбки, хищно сверкала глазами и смеялась в ответ на даже самые разумные доводы.