— Буря идет, — сказала Катрин, увидев пенящиеся повсюду, на сколько хватало глаз, белые гребни на темной, почти черной воде. — Вам повезло зайти в порт, капитан. Такую ночь лучше коротать на суше. И мне повезло, — добавила она почти шепотом. — Я должна была отплыть на рассвете, но теперь мне, верно, придется задержаться на острове.

Она вздрогнула от нового, пробравшего до самых костей порыва ветра и закуталась в тонкую, наброшенную поверх платья темную шаль. И опустила ресницы, словно смущалась направленного на ее профиль взгляда.

— Ты… — начал Джеймс, не зная толком, как задать такой простой и вместе с тем сложный вопрос. Он, офицер Королевского Флота, капитан корабля второго ранга, чувствовал себя мальчишкой, не знающим, как заговорить с женщиной. Но говорить с ней, пожалуй, было единственным, на что он действительно имел право. Лишь говорить и смотреть, помня, что она обвенчана с другим. В прошлый раз у него не вышло.

— У тебя сын, — ответила Катрин, без труда догадавшись, о чем он думает, и уголки ее губ приподнялись в улыбке.

Сын. Мальчик, которого он даже не видел, но который… Его мальчик. Продолжение его жизни в чужой.

Катрин скосила глаза и несколько мгновений смотрела, как меняется выражение его лица от растерянного к радостному, прежде чем сказала почти шепотом.

— Мне не хватало… твоей улыбки.

— Я могу…?

— Увидеть его? — закончила за него Катрин, и ее собственная улыбка сделалась явственнее. — Конечно, почему нет? Хотя придется немного пройтись. Если вы не возражаете, капитан. Нам туда, мимо площади.

И сама взяла его под руку, крепко сжав запястье холодными пальцами. Прикосновение вызвало неожиданную и нешуточную дрожь. Слишком живы оказались воспоминания о ночах на борту «Разящего». И слишком сильно вдруг захотелось… не просто вспомнить, какой она была в те ночи.

— Ну теперь пойдут разговоры, что я потаскуха. Если уже не пошли.

Джеймс ответил осуждающим взглядом, вызвавшим лишь еще одну улыбку. Ее манера подшучивать над всем и вся порой становилась совершенно… неудобной. Когда она начинала смеяться над собой.

— Вы похожи, Джеймс, — посерьезнела Катрин, подбирая подол платья свободной рукой и мгновенно приноравливаясь к его шагу. Вероятно, чересчур поспешному и размашистому шагу, лучше любых слов выдающему волнение. — И хоть кто-то в нашем несчастном городишке должен это заметить. Во всяком случае… — она едва слышно вздохнула, на мгновение опустив взгляд. — Многие наверняка уже заметили, что он совершенно не похож на Анри.

— Как… его зовут?

— Жан. Жан-Марен, — ответила Катрин, и в глазах у нее вспыхнули веселые искры при виде его улыбки. — Я знала, что ты поймешь.

Да что уж тут понимать? Его французский был не настолько плох.

Разговор едва складывался. Слишком много прошло времени, да и пропасть между ними с самого начала была слишком большой. В любом вопросе мог таиться скрытый смысл, любой ответ мог оказаться неискренним.

— И давно ли… ты стал капитаном? — осторожно спросила Катрин, ежась на ветру. С каждым мгновением небо над головой становилось всё темнее.

— Почти год назад.

— А прежний капитан, я полагаю… получил повышение? Не могу вспомнить его имени, вот ведь незадача.

— Нет, он погиб несколько раньше. Во время абордажа пиратского корабля. Меня сочли… достойным заменить его на посту, — неловко признался Джеймс и спросил. — Почему ты… пошла к губернатору?

— Мой муж настороженно относится к чужим кораблям в такой близости от Мартиники. В его памяти еще слишком живо сражение с англичанами у этих берегов*. Когда же это было? Семнадцать лет назад, если я верно помню. Поэтому когда моя сестра прибежала с криками, что в порт зашел трехпалубный корабль под английским флагом, Анри не на шутку встревожился.

И послал жену разузнать, что к чему? Не опасаясь, что англичане — или обыкновенные пираты под английским флагом, хотя они едва ли могли владеть таким кораблем — явились с намерениями отнюдь не дружелюбными и способны дать пушечный залп по городу?

— Я узнала корабль, — продолжила Катрин, не давая ему заострить внимание на этой мысли. — Я… надеялась, что это ты. И что я смогу хотя бы увидеть тебя.

Дорога вышла из города и запетляла вверх по поросшему зеленой травой холму. Затем спустилась с него вновь и повела среди раскидистых деревьев, окончательно погрузивших всё вокруг в густой сумрак. Высоко над головой заворчали в тучах первые, еще совсем далекие раскаты грома. Катрин поежилась вновь и пошла быстрее. А потом, увидев показавшиеся между деревьями светлые стены, разжала руку и почти побежала вперед, подобрав подол платья. Побежала, увидев играющего у крыльца маленького ребенка. Джеймс, напротив, невольно замедлил шаг.

— И что это вы делаете на улице в такую премерзкую погоду, месье?! — голос у нее звучал весело, но веселость эта была напускной, едва скрывавшей встревоженные нотки. — А если бы пошел дождь, и вы простудились? Как не совестно так меня пугать! — в шутку пристыдила ребенка Катрин, подхватив его на руки, и села на крыльцо, усадив сына себе на колени. И, подняв на Джеймса лукавые глаза, поманила его пальцем.

Он не сразу сделал первый шаг. Промедлил несколько мгновений, не сводя глаз с круглого лица ребенка, обрамленного растрепанными завитками темных волос. Катрин сказала, что сын похож на него, но сейчас Джеймс видел куда больше сходства между мальчиком и его матерью. Особенно во взгляде, горящем тем же любопытством, что всегда отличало Катрин.

Мне нет нужды разглашать ваши секреты, лейтенант. Но я, увы, чересчур любопытна от природы. Мне было бы интересно узнать, если вы пожелаете рассказать.

Видит Небо, ни один кровавый абордаж и ни один ломающий мачты шторм не был так страшен, как необходимость сделать всего несколько шагов, разделявших его с этой женщиной и ребенком в ее руках.

— Жан, — с гордостью сказала Катрин, когда Джеймс всё же решился подойти и опустился на одно колено перед самым крыльцом. — Поздоровайся со своим отцом.

— Добрый вечер, — ответил мальчик звонким голосом, ничуть не удивившись словам матери, и протянул вперед руку. — Мама говорила, что вы моряк, месье.

— Да, — согласился Джеймс, пожимая маленькую, будто утонувшую в его руке ладошку. Для своего возраста этот ребенок говорил на редкость чисто и правильно. По-французски, конечно же. И грассировал куда сильнее, чем Катрин.

— Когда я вырасту, то тоже стану моряком, — заявил Жан, с интересом рассматривая позументы на офицерском мундире. — И у меня будет больша-а-ая шляпа!

Джеймс не удержался от смешка, и Катрин опустила ресницы, пряча заблестевшие глаза.

— Не сомневаюсь, месье. Полагаю, вы уже готовы получить звание лейтенанта?

У ребенка радостно вспыхнули глаза, а у растроганной матери задрожали губы, и Джеймс протянул руку, осторожно сжимая холодные пальцы. Катрин подняла ресницы, встретившись с ним взглядом, и они оба чуть подались вперед. Медленно, почти робко, не решаясь ни дотронуться до едва приоткрывшихся губ, ни отстраниться, притворившись, что это движение было лишь ошибкой. Досадной оплошностью, которую не могли допустить офицер Королевского Флота и добропорядочная замужняя женщина. Не могли, но…

— Катрин, дорогая, ты уже вернулась?! — раздавшийся одновременно со скрипом открывающейся двери голос заставил ее вздрогнуть, а Джеймса — вскинуть голову, не пряча глаза под полями шляпы, и встретиться взглядом с остановившимся на крыльце сухопарым, опирающимся на трость стариком.

— О, — сказал Анри Деланнуа, не слишком, казалось, удивившись появлению на пороге его дома постороннего мужчины. — Что ж, мне следовало догадаться, — хмыкнул он и вновь обратился к жене. — Полагаю, нам следует накрыть стол на семерых.

— Я об этом позабочусь, — покладисто ответила Катрин быстрее, чем Джеймс успел отказаться, и поднялась на ноги одновременно с ним, потянув за собой сына. — Идемте, месье, мне просто необходима ваша помощь.

— Лейтенант Норрингтон, если я верно помню? — спросил Анри Деланнуа, когда за его женой и чужим ребенком закрылась дверь.