— Где ты будешь? — только и спросила сестра, перебираясь в седло и торопливо подтягивая стремена. Дьявол недовольно встряхивал гривой, но сбросить ее не пытался.

— Там, где они даже не подумают искать, — ответил Рабадаш, криво усмехнувшись, и Джанаан понимающе рассмеялась. А затем дала коню шенкеля и скрылась среди тёмных деревьев.

***

Медный кувшин с лязгом слетел со стола и покатился по пушистому разноцветному ковру, оставляя на нем темные, портящие искусный узор разводы от вытекающего из горлышка вина.

— Что значит «вы не нашли их»?! — ломким мальчишеским голосом закричал новоиспеченный правитель Калормена, сжимая кулаки, чтобы не схватиться за саблю и не снести голову возглавлявшему его солдат глупцу.

— Стража на Южных воротах отказывалась их открывать, — виновато прогудел бородатый военачальник в вороненой кольчуге и светлом плаще, бывший на голову выше Зайнутдина и способный без особых усилий свернуть ему шею. — Пришлось сначала перебить их всех.

— Ах вот оно что! — воскликнул принц. — Значит, теперь мои люди еще и убивают городскую стражу?!

— При этом сами стражники избавили мир от шестерых ваших солдат, о благороднейший из правителей, да живете вы вечно, — немедленно ввернул глава военного совета тархан Кидраш. — И еще троих нашли обезглавленными в роще в полумиле южнее города.

Тархан посмеивался про себя над решением зайнутдинова военачальника разделить своих солдат и послать их прочесывать все дороги. Нет, сама мысль была, безусловно, верной, но высылать отряды из трех-четырех человек и ждать, что они расправятся с кронпринцем, было крайне глупо. За последние шесть лет Рабадаш до последних мелочей изучил все окрестности Ташбаана — которые и без того знал лучше любого иного воина — и наверняка устроил незадачливым солдатам засаду. И все же, кронпринц был обречен кружить вокруг города, как дикий зверь, не способный сбежать в другую провинцию. Это делало его уязвимым.

Зайнутдин не иначе как подумал о том же, поскольку вновь закричал на незадачливого военачальника.

— Найдите его! Прочешите всё вокруг на десять миль от города, загляните под каждый камень, но найдите его! Он не мог далеко уйти!

— Принц Шараф уже собрал отряд, повелитель, да живете вы вечно, — ответил за военачальника тархан Кидраш, хотя сам полагал, что второму близнецу следовало не гоняться по лесам и долинам за старшим братом, а пуститься в погоню по оставшимся в роще отпечаткам лошадиных копыт. Те ясно говорили любому, кто умел читать по следам, что поначалу всадников было двое, а затем один спрыгнул, а второй — или, вернее будет сказать, вторая — помчалась напрямик через лес, взяв направление на юго-запад. В первую очередь найти и убить следовало именно ее. Сам Кидраш не имел против принцессы Джанаан ровным счетом ничего, но Рабадаш от них все равно никуда не денется, а вот его сестра наверняка отправилась за подмогой. Кронпринц сознавал свое бедственное положение ничуть не хуже, чем его враги, а потому обезглавил погоню не из одной только братской любви и заботы.

Сейчас Джанаан была его единственной надеждой. Но принцы-близнецы не посчитали, что от их сестры может быть толк на войне. Или же полагали, что она попросту не доберется до союзников.

— Женщина, — презрительно сказал Великий визирь, когда Кидраш прямо высказал ему свои опасения. — Сколько она продержится в седле прежде, чем рухнет без сил? Час? Два?

— Она потомок Таша неумолимого и неодолимого, — не согласился Кидраш. — Ни усталость, ни солнце не заставят ее остановиться.

Не говоря уже о том, что Джанаан любила брата настолько, что их даже полагали любовниками. Она будет бороться до последнего вздоха.

Но горбун-визирь только отмахивался. Кидраш полагал, что подобное происходило еще и потому, что Ахошта не забыл и не простил того, как обещанная ему в жены дочь Кидраша сбежала от Великого визиря даже не в другую сатрапию, а в соседний с Калорменом Арченланд. Сам Кидраш не видел ее со дня побега и лишь слышал от калорменских послов в Анварде, что тархина Аравис ныне считается почти невестой наследного принца Арченланда. С которым она и отправилась шесть лет назад на Север, приняв его самого за беглого раба.

— А что прикажете делать с женщинами кронпринца, о достойнейший из правителей, да живете вы вечно? — спросил притаившийся в углу кабинета Великий визирь, когда Зайнутдин бросил распекать своего военачальника и выгнал его вон, велев не возвращаться без головы Рабадаша.

— А что с ними? — не понял вопроса новоиспеченный правитель, и на его холеном лице отразилась целая буря чувств: от растерянности до откровенного вожделения. Наложницы его брата были одна красивее другой. В том, что касалось женщин, вкус у черноглазого дьявола был отменный. Что, в конечном итоге, и довело его до беды.

— Как вы желаете их казнить, о повелитель? — уточнил Ахошта, чинно складывая руки на скрытом под парчовым халатом объемном животе. Подведенные темно-зеленой краской глаза визиря при этом приняли самодовольное и даже кровожадное выражение. Раз Ахошта не может добраться до самого Рабадаша, так хотя бы передушит всех его женщин.

— Казнить?— опешил Зайнутдин, в мыслях уже выбиравший, какая из них разделит с ним ложе сегодняшней ночью.

— Разумеется, о повелитель, да живете вы вечно! — невозмутимо согласился визирь.

— В этом нет необходимости, мудрейший, — поспешил вмешаться Кидраш, пока обиженный горбун и несмышленный мальчишка не натворили лишних бед. — Женщин можно выгодно перепродать несколько раз, и даже если впоследствии одна из них и родит ребенка от кронпринца Рабадаша, этого уже никто не сможет доказать.

— Хватит называть его кронпринцем! — закричал Зайнутдин и даже ударил кулаком по краю широкого стола из красного дерева, еще сегодняшним утром принадлежавшего его отцу. — Он больше не наследник!

— Как пожелаете, о повелитель, да живете вы вечно, — послушно склонил голову Кидраш, не став говорить вздорному мальчишке, что до тех пор, пока его не коронуют в храме Таша, титул кронпринца по-прежнему будет принадлежать Рабадашу. — Молю, простите своему верному слуге эту оплошность.

— Прощаю, — махнул рукой Зайнутдин, но хмурить густые черные брови не перестал.

— И если мне будет позволено продолжать, — попросил Кидраш больше для виду и заговорил, не дожидаясь ответа как самого принца, так и Великого визиря. — Для начала стоит казнить вашего брата и лишь потом решать, что делать с его гаремом. Не дразните зверя понапрасну, повелитель. От этого он станет лишь опаснее.

Не говоря уже о том, что не все наложницы Рабадаша были бесправными рабынями, о которых никто бы и не вспомнил, если бы они сгинули в дворцовых казематах или на невольничьих рынках. Его любимица, тархина Измира, происходила из древнего рода западных тарханов, и пусть последние несколько поколений ее семьи были беднее последнего калорменского пастуха, Зайнутдин всё же не посмеет ни убить тархину, ни взять ее силой, если не желает испытать на себе гнев каждого из своих тарханов. Принцесса Джанаан всё же была уязвима, и за нее вступится далеко не каждый. Но за Измиру тарханы поднимутся, как один, из опасения, что если они промолчат, то следующей будет опозорена или задушена одна из их собственных дочерей.

Измира, неожиданно подумал Кидраш, может оказаться не менее опасна, чем Джанаан. Еще одна женщина, которой совершенно не выгодно падение Рабадаша. И которая не только красива, но и достаточно умна, чтобы осознавать, насколько выгоднее для нее было стать наложницей в гареме кронпринца, чем женой тархана столь же бедного, что и ее отец. Теперь же, разумеется, Измира захочет быть любимой наложницей уже не принца, а тисрока. И с нее станется переманить на свою сторону десяток тарханов, напев им небылиц о непочтительном обращении с ней Зайнутдина. Вряд ли она станет заходить слишком далеко, боясь потерять расположение Рабадаша, но даже если и станет, ему… Ему это будет только на руку.

Подумать только, с неудовольствием отметил тархан, сколько вокруг этого дьявола женщин! Если найдется хоть один мужчина, готовый точно так же бороться за его права и повести за ним армию, то Зайнутдин не продержится на едва обретенном им троне и нескольких дней. Слишком слаб, слишком недалек, слишком…