— Зато тех, кто достиг, уже более, чем достаточно, — парировала Джанаан, набрасывая на плечи теплый золотистый мех. — Думаешь, близнецы станут сидеть, сложа руки, когда отец уже одной ногой в могиле? Не говоря уж о недовольстве тарханов.

— Тарханов, — с металлом в голове ответил Рабадаш, — никто не спрашивает.

Джанаан устало вздохнула и подсела вплотную, положив унизанные браслетами до самых локтей руки ему на плечи.

— Ты же это не всерьез, правда? — спросила она, запуская пальцы в густые черные волосы брата. — Ты не покидал Ташбаана уже шесть лет. Тарханы недовольны тем, что не могут воевать. Не хочу тебя огорчать, но никому в Калормене не нужен Рабадаш Миротворец.

— Рабадаш Потешный, — ответил кронпринц. — Ты ведь это хотела сказать, сестра? Что? — спросил он, когда на красивом лице принцессы на короткое мгновение появилось растерянное выражение. — Думаешь, я не знаю, что обо мне говорят? Знаю, и о болтовне не только тарханов, но и последних бедняков в этом проклятом городе.

— И все равно предпочитаешь проводить время в седле или в гареме? — спросила Джанаан, не понимая, почему он позволяет людям говорить всё, что вздумается. Вырвать языки самым смелым, и остальные быстро присмиреют. Но Рабадаш предпочитал бездействовать.

— А что ты мне предлагаешь? — не согласился с ее мыслями брат. — Обезглавить их всех? И кем я тогда буду править?

— Вот что бывает, когда решаешь посадить рядом со своим троном какую-то северную дикарку, — в бессильной ярости бросила принцесса. — Мало тебе было наложниц, нарнийскую ведьму захотелось? Да еще и жениться на ней удумал! Любая тархина убила бы за возможность стать твоей женой, но тебе понадобилась девка без рода и племени, коронованная каким-то демоном!

— Замолчи, — велел Рабадаш, — или пожалеешь.

Подобного он не собирался терпеть даже от нее.

— Я уже жалею, — ответила Джанаан. — Жалею, что меня не было тогда в Ташбаане, чтобы тебя остановить.

Она примчалась в столицу лишь через несколько недель, когда до Зулиндреха, что стоит на южной оконечности Калорменского Залива, дошли какие-то невнятные слухи. А когда узнала, что произошло на самом деле, когда увидела собственными глазами, то заперлась в своих покоях и рыдала, пока не охрипла от криков и бессильных проклятий.

Ты, верно, думал, что это забавно, Лев. Что, быть может, это справедливо. Но подумал ли ты о том, что всегда найдется тот, кто будет беззаветно любить даже самое жестокое чудовище, каким ты без сомнения видел моего брата?

Джанаан отвела взгляд, отстранилась и села прямо, часто моргая и неловко пытаясь поправить сползший с плеча палантин. Рабадаш молчал, глядя на нее снизу вверх непроницаемыми черными глазами, но потом всё же потянулся к сестре и поправил накидку сам.

— Отец не проживет и нескольких дней, — сказала Джанаан, прижимаясь к нему спиной и глубоко вдыхая исходящий от его длинных волос терпкий запах листьев черного чая. — А мне не нравится, с каким видом меня встретили близнецы. У Зайнутдина было такое лицо, словно к нему сам нарнийский демон явился.

— Пусть плетут заговоры, сколько хотят, — отмахнулся Рабадаш. — Из этого глупца выйдет лишь послушная марионетка, а такую согласятся терпеть далеко не все.

— Я бы предпочла, чтобы на него никто не соглашался, — сказала Джанаан, кладя ладони поверх обнимающих ее рук. — Я говорила с южными тарханами, как ты и просил.

— Полагаю, они не собираются бунтовать? — предположил кронпринц. Южным провинциям был весьма выгоден тисрок, что не способен отъехать от Ташбаана дальше, чем на десять миль, без опасения вновь обзавестись парой ослиных ушей. Такой правитель никогда не явится самолично проверять, какую часть налогов тарханы кладут в собственную казну вместо того, чтобы отправить в столицу. А других вельмож всегда можно подкупить золотом и голубым морским жемчугом, которым славится на весь мир юг Калормена.

— Не собираются, — согласилась Джанаан. — Но тархан Ильгамут желает сатрапию тархана Анрадина в награду за свою поддержку. Я… не решилась дать ему однозначного ответа.

Как не дала бы его и Анрадину. Как женщина, без сомнения, выбрала бы Ильгамута, красивого и отчаянного, как древний герой из витиеватых калорменских баллад, но как сестра будущего тисрока, оставила последнее слово за братом. Оба тархана были его давними союзниками, и как знать, кто из них нужнее Рабадашу теперь?

— Анрадин полезен на войне, но ни за что не поддержит правителя, уже не способного воевать, — ответил брат без тени удивления. — Надеюсь, ты сказала Ильгамуту, что отбирать эту сатрапию ему придется самостоятельно?

— Разумеется, — улыбнулась Джанаан. — Его вполне устроит, если ты просто не станешь вмешиваться.

— Не стану, — согласился Рабадаш. — Пусть воюет с Анрадином. Только посоветуй ему не слишком разорять свою и чужую сатрапии, я буду недоволен, если получу с них меньше золота, чем обычно.

— Я договорилась встретиться с ним через четыре дня у устья Кадера, — продолжила Джанаан, окрыленная успехом. — Если мы придем к соглашению, то через неделю у ворот Ташбаана будет вся его армия.

За ним приведут войска и остальные южные тарханы, и тогда уже никто не посмеет даже заикнуться о том, чтобы видеть на калорменском троне кого-то иного, кроме старшего из сыновей тисрока.

— Но кого-то всё равно придется обезглавить, — добавила Джанаан.

— И начну я с Великого визиря, — мрачно пообещал Рабадаш.

— А чем он плох? — заинтересовалась Джанаан, чуть поворачивая голову, чтобы видеть его лицо.

— Мне не нравится, как он смотрит на мою сестру, — ответил кронпринц, и она довольно рассмеялась. Но тут же осеклась, и они оба вскинули головы, слушая доносящийся сквозь распахнутые балконные двери заунывный колокольный звон и напряженно вглядываясь в сгущающуюся снаружи темноту.

Раз, молча считали удары брат с сестрой, слишком хорошо зная, что может означать звон дворцовых колоколов, уже подхваченный десятком других по всему Ташбаану. Два. Три.

Колокола отзвонили в последний, четвертый раз и стихли, погрузив город в неестественную зловещую тишину. Где-то снаружи залаяла напуганная этим оглушительным звоном собака.

Два удара — война, три — эпидемия, четыре — смерть тисрока.

— Тебе бы следовало перенести свою встречу с тарханом Ильгамутом, сестра, — равнодушным, даже отстраненным тоном сказал Рабадаш, по-прежнему глядя в темноту. Джанаан стиснула его руку с такой силой, что на смуглой коже остались следы от ее пальцев.

А затем высокие двойные двери покоев содрогнулись от удара, и зычный мужской голос велел:

— Откройте! Именем тисрока Зайнутдина — да живет он вечно! — я приказываю вам открыть!

— Я убью его, — мрачно пообещал Рабадаш, рефлекторно потянувшись рукой к брошенной на узорчатый ковер перевязи с саблей.

— Интересно, — пробормотала одновременно с ним более рассудительная Джанаан, — они догадались поставить кого-нибудь под балконом?

Двери содрогнулись еще раз, ясно давая понять, что солдаты готовы выломать их, если брат с сестрой не пожелают впустить сторонников принца Зайнутдина по собственной воле.

========== Глава вторая ==========

Двери стонали, содрогаясь от ударов, со скрипом царапали мраморный, в темных прожилках, пол, засов погнулся, словно пергаментный свиток, и грозился вот-вот выскользнуть из пазов.

— Всю резьбу снаружи обдерут, — недовольно бормотала Джанаан и пыталась нашарить ногой подходящий выступ на идущей под балконом лепнине, цепляясь рукой за запястье брата. Синяя шелковая ткань на его рукаве — широком у плеча, но резко сужавшемся у локтя и плотно облегавшем предплечье — скользила под влажными пальцами, и сорваться Джанаан не давал лишь надетый на руку кронпринца массивный золотой браслет, охватывающий широкое запястье, как боевой наруч.

— Возлюбленная сестра, ты не могла бы поторопиться? — сквозь зубы ответил Рабадаш, куда меньше обеспокоенный внешним видом дверей. Джанаан была не слишком высока и по-прежнему стройна, несмотря на то, что родила двоих детей — сестра никогда не позволяла себе растолстеть от беспечной жизни, как многие иные жены тарханов, — но удерживать ее на весу было непросто даже признанному мастеру сабельного и копейного боя, способному дни напролет носить на плечах доспехи. Потому как вес брони всё же распределялся по телу равномерно, а не оттягивал одну только правую руку.