— Я не был готов, — буркнул в ответ брат Томас, поднимаясь, и снова рухнул на мерзлую землю. Поскольку Льенар метко пнул его в колено и подсек еще раз, не дав опомниться. После чего поднял на остальных рыцарей пронзительно-голубые глаза, казавшиеся еще ярче на фоне его смуглого от загара лица и иссиня-черных волос, и отчеканил ледяным тоном:

— Следующий, кто заявит, что он не был готов, отправится обратно в Англию первым же кораблем.

— Брат Льенар, — вмешался присутствовавший при экзекуции брат Эдвин. — Брат Томас ни разу не был ни в одном настоящем сражении, поэтому…

— В первой же стычке его и убьют, — закончил за него Льенар. — Потому что сарацины не будут стоять и ждать, пока брат Томас соизволит вспомнить, с какой стороны браться за меч. Следующий. Имя.

Наученный чужим горьким опытом брат Уолтер поначалу сумел оказать достойное сопротивление, но уже через несколько минут непривычный для него двухклинковый стиль боя не оставил бедняге ни единого шанса. Уолтер, как показалось Уильяму, терялся от одной манеры Льенара атаковать то с правой руки, то вдруг с левой, которая большинству рыцарей была нужна только для того, чтобы держать в ней щит. И от постоянных насмешек, каких он никогда не слышал от наставников в лондонском Темпле. Любезный брат, сообразил Уильям, хотел знать, насколько хорошо они владеют не только мечом, но и собой. В бою умение держать себя в руках и не поддаваться на провокации противника становилось порой не менее важным, чем навык фехтования.

Не теряй головы, Вилли, учил его еще в Гронвуде старый саксонский солдат. В бою ярость придает нам сил, поэтому ты всегда можешь обратить ее себе на пользу, но никогда не позволяй ей взять верх над твоим разумом. Что бы ты ни увидел или ни услышал от своего врага, помни, что тот, кто бросается в бой бездумно, обречен на гибель.

— Говоришь, доблестные воины, брат Эдвин? — бросил тем временем Льенар, пока Уолтер поднимался с земли. — Твои доблестные воины пригодятся нам только в том случае, если нечем будет зарядить баллисты. Привыкли махать мечами на турнирах и думают, что в Палестине их тоже ждут шатры, вино и девки. Следующий. Имя.

— Уильям.

— Полностью, — не удовлетворился таким ответом брат Льенар.

— Уильям де Шампер, — нехотя ответил Уильям, одновременно с этим раздумывая, что ему делать с любезным братом. Льенар, хоть и достаточно высокий по сравнению с другими рыцарями, был ниже Уильяма почти на полголовы, легче по весу и заметно ýже в плечах. Тонкокостный и стройный, пожалуй, даже слишком стройный, но куда опаснее, чем мог бы показаться на вид.

— А, — сказал Льенар, оценивающие сощурив голубые глаза, — так это ты у нас наследничек барона?

Прозвучало почти презрительно. Уильям против воли покраснел. Наследничек, значит? И после этого тамплиеры еще уверяют, что вступивших в Орден ждет равное отношение независимо от происхождения и прежнего титула. Или Льенар что-то знает?

— Я не наследник, — бросил сквозь стиснутые зубы Уильям и нанес рубящий удар сверху вниз. Любезный брат не растерялся, со звоном приняв чужой клинок на перекрестье из своих, но удивился, на короткое мгновение вскинув изогнутые черные брови, отчего исказился широкий некрасивый шрам у него на лбу.

Я тебе покажу наследничка, подумал Уильям, бросаясь в атаку. Я тебе не бывший монастырский послушник, который всего полгода, как меч в руки взял.

Льенар прекратил язвить, вновь сощурил глаза, теперь уже сосредоточенно, и холодный утренний воздух наполнился звоном стали. А он действительно хорош, решил Уильям. Куда лучше большинства рыцарей, с которыми ему прежде приходилось сталкиваться на ристалище. Потому что войны в Святой Земле велись иначе, чем было принято в Европе. Сталкиваясь в пограничных или междоусобных стычках, западные лорды стремились захватить врага в плен и потребовать с него немалый выкуп. Сарацинам же нужен был не звонкий металл монет, а головы неверных, надетые на их длинные копья. И пока Уильям учился у лорда д’Обиньи, как быстрее разоружить противника и поставить его на колени, брат Льенар в Святой Земле убивал врагов христианства, сражаясь с ними безо всякой жалости и позерства.

И для Уильяма он был даже слишком хорош. Пусть Льенар и позволил ему атаковать первым — теперь Уильям был уверен, что ему именно позволили и он отнюдь не застал рыцаря врасплох своим выпадом — но сейчас любезный брат уже теснил его к краю ристалища, обрушивая на щит один молниеносный удар за другим и вынудив Уильяма уйти в глухую оборону. Будь у Льенара только один клинок, и они бы еще могли сражаться на равных, но против такой манеры боя шансов у Уильяма было немного. Во всяком случае, не в первом же поединке.

Но проигрывать он не любил и не привык, поэтому отбив щитом очередной удар и вдруг отчетливо почувствовав, что поражение неизбежно, Уильям, не задумываясь, одним стремительным движением отбросил щит в сторону и ударил кулаком. Как еще в отрочестве привык бить зарвавшихся оруженосцев. И сбивал с ног противников куда крупнее этого язвительного рыцаря. А брат Льенар хоть и казался обманчиво стройным и легким, но неожиданно устоял. Только голова от удара мотнулась назад, и четко очерченные губы окрасились кровью. Кто-то из наблюдавших за ними братьев не удержался от возгласа.

— Брат Уильям! — одновременно с ним воскликнул брат Эдвин и осуждающе закачал седеющей головой. Уильям, опомнившись, сообразил, что вот этого ему, пожалуй, делать не стоило. А впрочем, что такого? Он же не голову противнику отсек. Да и так любезному брату и надо, в следующий раз подумает, прежде чем язвить и обзывать его «наследничком».

Льенар тряхнул головой, оглушенный ударом, удивленно посмотрел на противника — вот теперь Уильяму действительно удалось застать рыцаря врасплох, — и вдруг попросил совершенно иным, чем прежде, миролюбивым и даже любопытствующим тоном:

— Брат Уильям, ответь-ка мне на один вопрос.

— На какой? — осторожно спросил тот, не торопясь опускать поднятого горизонтально, почти на уровень глаз, и направленного острием на противника меча. Льенар заметил настороженный жест, с которым Уильям чуть сильнее сжал рукоять клинка, и весело хмыкнул. Оценил предусмотрительность или посмеялся, решив, что противник попросту боится?

— А щит ты зачем бросил? Не догадался им ударить?

— Да я б тебе, любезный брат, — ответил Уильям, озадаченный таким вопросом, — половину костей в лице переломал.

Хотя, говоря откровенно, Льенар был прав. Бить его краем щита Уильяму даже в голову не пришло. Не говоря уже о том, что нанеси он такой удар по незащищенному шлемом лицу, и действительно изувечил бы противника до неузнаваемости. А это всё же учебный поединок, а не настоящее сражение не на жизнь, а на смерть, в котором все средства хороши.

Брат Льенар кивнул, сплюнул на мерзлую землю кровь и спросил, повернув голову к остальным:

— Все видели?

Ему ответил гул нестройных голосов.

— Тогда говорю на будущее всем и в первую очередь брату Уильяму. Щит в бою не бросать. Если возникнет желание угостить сарацина молодецким тумаком, то бейте его не кулаком, а щитом. Самое меньшее, оглушите. А там, глядишь, и добьете, пока не опомнился. Если, конечно, сами не растеряетесь, — добавил Льенар, вновь съязвив, вытер кровь с разбитых губ рукой в кожаной перчатке и велел: — Следующий.

— А лихо ты его, — вполголоса хмыкнул Жослен, когда Уильям вернулся к остальным, а Льенар как ни в чем не бывало принялся за брата Генри.

— Хочешь сказать, что больше никто не додумался? — полюбопытствовал Уильям.

— Ну почему же? — широко улыбнулся аквитанец, — я его в первый раз пнул. Только он, мерзавец, прыткий, — сквернословить в Ордене было запрещено, но, судя по тону Жослена, это была скорее похвала, нежели оскорбление, — взял и отскочил. Да еще и съязвил, что мне меткости не хватает.

Уильям весело хмыкнул. Характер у брата Льенара определенно был не из лучших, и его презрительное «наследничек» неожиданно задело Уильяма куда сильнее, чем тот ожидал, но в то же время разумом новоиспеченный тамплиер прекрасно понимал: у Льенара было чему поучиться. Уже то, что любезный брат почти что похвалил его там, где другие бы рассвирепели, сказало Уильяму о многом. Льенар не ставил себе цели научить их просто сражаться на мечах, как это делали прежние орденские наставники. Он учил их выживать.