— Познакомимся, братья? — спросил, присаживаясь на свою узкую постель, светловолосый рыцарь, рядом с которым Уильям сидел в трапезной. После вечерней трапезы говорить уже не позволялось, разве что старшие братья обсуждали между собой насущные дела, но против предложения никто не возражал. — Нам, по-видимому, предстоит долгий путь вместе. Я Жослен де Шательро.
При вступлении в Орден отказывались от всех имен, кроме данного при Крещении, но так Жослен давал понять, что его родным городом был аквитанский Шательро, стоящий на реке Вьенне.
— Уильям де Шампер, — представился Уильям одним из первых, надеясь, что так он привлечет к себе меньше внимания. Хватило расспросов в лондонском Темпле, когда едва ли не каждый первый брат, особенно из молодых, спрашивал его, почему он так рвется вступить в Орден. А некоторые и не спрашивали вовсе, а только молча усмехались. Выгнал, мол, лорд Артур чужого бастарда. Но мысли держали при себе и не сплетничали за спиной у нового собрата, потому что в Ордене такого не жаловали.
Аквитанцу же имя ничего не сказало. Уильяму это показалось странным, ведь нынешней английской королевой была герцогиня Аквитании, и родовые имена окружавшей ее знати были на слуху, но он решил, что это и к лучшему. Английские тамплиеры, даже не ведай они всего, как минимум догадывались о тех слухах, что ходят об Уильяме при дворе. Жослен же не знал ровным счетом ничего.
— Рад встрече, брат Уильям, — улыбнулся аквитанец и протянул руку.
В покоях командора Жильбера тоже велся разговор, но уже о более насущном.
— Сколько у тебя, брат Эдвин? — спросил брат Льенар, принимая один из кубков с несладким вином. Садиться он не стал, поэтому теперь возвышался над двумя другими рыцарями подобно осадной башне, вынуждая их невольно запрокидывать головы.
— Одиннадцать рыцарей и двадцать восемь сержантов.
— Кто-нибудь действительно стоящий?
— Все они доблестные воины, брат, — обиделся за англичан брат Эдвин. Брат Льенар хоть и пользовался в Ордене уважением, но словом порой рубил не хуже, чем клинком. Вернее, двумя клинками. Кроме привычного для всех тамплиеров одноручного меча, он носил на перевязи еще один, короче и ýже, больше походивший на кинжал длиннее обычного.
Льенар криво усмехнулся и неторопливо отпил несладкого вина.
— Я не умаляю их достоинств, но сам я, раз уж к слову пришлось, учился читать и писать, уже будучи орденским братом. Что поначалу далось мне непросто. Поэтому хотелось бы знать, что они уже умеют, а чем придется их научить.
— Брат Томас прежде учился схоластике и теологии, — сказал брат Эдвин после некоторых раздумий, — поэтому обучен латыни, из брата Генри, если суждено, выйдет хороший казначей, брат Уильям до вступления в Орден должен был унаследовать земли де Шамперов, поэтому…
— Кого?! — опешил Льенар, на короткое мгновение решив, что ослышался, и даже отставил кубок с вином.
— Де Шамперов, — покорно повторил брат Эдвин. — А что, смею спросить, тебя так удивляет, любезный брат?
— Что меня так удивляет? Я, брат Эдвин, простой лотарингский рыцарь из Богом забытого Валансьена, но даже я знаю, кто такие де Шамперы! Чего, спрашивается, наобещал ему Ричард Гастингс, что он вздумал податься в тамплиеры?
— Наобещал? — оскорбился брат Эдвин. — Как не совестно тебе, брат, так отзываться о мессире Ричарде?!
— Довольно, братья, — мягко вмешался в разговор командор Жильбер. — Не горячись, брат Эдвин. А ты, брат Льенар, смири свой гордый нрав. Тебе стоит принести извинения.
— Я бы сказал, — ничуть не смутился и даже съехидничал в ответ Льенар, — что нрав у меня скорее наглый, чем гордый, за что мне часто попадало прежде и попадает по сей день от иерусалимского капеллана.
— Тогда тебе тем более не стоит этим гордиться, — с мягким укором сказал командор.
— Смягчить характер, а не сломать, — ответил ему Льенар, — таково одно из правил Ордена, брат. Может, здесь вам и по нраву покорные слуги, но в Святой Земле нужны воины, которые сумеют не только подчиниться, но и в трудную минуту принять решение самостоятельно. И быть готовыми ответить за свои поступки, если те вдруг обернутся во зло Ордену. А слабовольным это не под силу. Что же до мессира Ричарда, — продолжил он уже другим, более мягким тоном, — то оскорбить его я не желал. Но я не могу представить себе, каким образом он убедил вступить в Орден наследника де Шамперов.
— Он не убеждал, — всё ещё недовольным голосом отозвался брат Эдвин. — Брат Уильям пришел к нам сам и долго добивался, чтобы ему позволили надеть белый плащ.
— Сам? — переспросил Льенар, нахмурив остро изогнутые черные брови. — И почему же, любезный брат?
— Боюсь, этого я не знаю, — покачал седеющей головой брат Эдвин, решив всё же сменить гнев на милость. Льенар по возрасту мог бы годиться ему в сыновья, которых у Эдвина никогда не было, а потому стареющий рыцарь считал его горячность лишь проявлением молодости и относился к ней даже с некоторой симпатией. — Со мной он откровенен не был, поэтому в чем бы ни крылась причина… Ты и сам знаешь, орденские братья порой бывают очень далеки от мирской жизни.
— И это не всегда нам на руку, — бросил Льенар и пробормотал, обращаясь скорее к самому себе, чем к собеседникам. — Подумать только, де Шампер. Да будь я на его месте, и не отказался бы от титула, даже если бы Орден пообещал мне не только христианский Рай, но еще и магометанский, с плодами, вином и сотней-другой гурий!
— Брат Льенар!
***
Отплыть уже на следующее утро, как хотел того брат Эдвин, им не удалось. Море по-прежнему штормило, с ревом набрасываясь на берег и не давая даже выйти из гавани, поэтому всех новобранцев выгнал на ристалище брат Льенар. И сделал это, едва они отстояли заутреню, поэтому снаружи было не только ветрено, но еще и темно и совсем по-зимнему холодно. Уильям зябко кутался в плащ и украдкой зевал в кулак.
— Меня зовут, — заговорил брат Льенар на лингва франка, наспех заплетая длинные волосы в небрежную косицу, — Льенар де Валансьен. Все меня понимают?
Ему ответил нестройный хор полусонных голосов. Уильям попытался вспомнить, слышал ли он прежде что-то об этом городе. Льенар тем временем окинул оценивающим, с прищуром, взглядом шеренгу рыцарей в одинаковых белых плащах и белых же сюрко с красным крестом на груди и разрезами на длинном, доходившем до лодыжек, подоле.
— Плащи снять. Посмотрим, чего вы стоите.
— Крепитесь, братья, — посоветовал Жослен, потирая рукой заспанные глаза. Во время мессы аквитанец самым кощунственным образом подремывал, но Уильяма это скорее повеселило, чем вызвало недовольство. Жослен с его широкой обаятельной улыбкой и теплым взглядом орехово-карих глаз вообще не представлялся человеком, на которого можно было за что-то злиться. Скорее, хотелось поговорить с ним по душам, но этого Уильяму пока что и в страшном сне присниться не могло. — Он чисто зверь, — продолжил Жослен, понизив голос, когда Льенар выбрал себе первую жертву и почти не глядя бросил ей один из принесенных с собой щитов. — Даже если вы величайшие рыцари христианского мира, любезный брат все равно найдет, к чему придраться.
Уильям же через несколько минут решил, что если бы любезный брат просто придирался, то это было бы еще полбеды. Первого из них, бывшего схоласта брата Томаса, Льенар попросту отлупил, как ни на что негодного оруженосца. Атаковал так стремительно, что даже Уильям поначалу не понял, в какой момент рыцарь еще стоял неподвижно, а в какой его длинные узкие клинки уже рассекли воздух. Брат Томас, едва успевший сделать шаг вперед, был вынужден отступать, не успевая теперь за противником и только блокируя чужие удары, а брат Льенар не иначе, как развлекался, гоняя его по всему ристалищу. Пока наконец не отвел в сторону чужой клинок, змеей скользнул вперед, и, повернув левую руку с не то длинным кинжалом, не то коротким мечом, ударил рукоятью в солнечное сплетение противника.
— На что тебе щит, любезный брат? — съязвил Льенар, пока брат Томас хватал ртом воздух, и напоследок сбил его с ног подсечкой. — Сарацины тебя не навершием бить будут.
