А вот Льенар хоть и сохранял свой привычный насмешливый вид, но был далеко не так спокоен. Достаточно было посмотреть, как он задумчиво хмурит свои остро изогнутые брови и щурит глаза, внимательно изучая карту.

— Завтра из города выходит караван, — сказал он наконец негромким голосом, обращаясь к сидящим рядом с ним брату Эдвину и командору Сен-Жан д’Акра. Уильям невольно прислушался.

— Думаешь присоединиться? — спросил командор.

— Трудно сказать, — протянул Льенар с каким-то непривычным сомнением в голосе. — Ты, брат Андрэ, лучше меня знаешь, насколько медлительны эти караваны. Будь я один, добрался бы до Иерусалима самое большее за пять дней. Да и то, если бы не слишком торопился. А с караваном будем ползти так, словно идем пешком, — он усмехнулся и продолжил, — А мне магистр еще говорил «Да езжай, любезный брат, раз такое дело. Здесь, как видишь, тишь и благодать». Оно и видно. Мало того, что сам умер, так еще и Амори со своим походом. Что ему, лавры Балдуина покоя не дают?

Командор Сен-Жан д’Акра только пожал плечами.

— Может, и не дают. Ты, любезный брат, и сам, наверное, помнишь, как бароны спорили после смерти Балдуина, короновать Амори или нет.

— Такое забудешь, — хмыкнул Льенар. И добавил со своей привычной насмешкой. — Ты, брат Уильям, если уж слушаешь, чего не следовало, так хоть не сиди с таким стеклянным взглядом, что любому понятно станет.

Уильям почувствовал, как к щекам прилила кровь, и порадовался, что лицо у него и без того раскраснелось от палящего солнца.

— Ничего я не слушаю, — ответил он ровным голосом. — А если что и услышал, так только потому, что ты рядом сидишь. Хотел бы, чтоб не слышали, при всех бы не говорил.

— Ты смотри, брат Эдвин, дерзит, — усмехнулся Льенар. Второй рыцарь с неодобрением закачал полуседой головой. — Ладно, Господь с тобой, любезный брат, дерзи.

Уильям переглянулся с по-прежнему безмятежным Жосленом и решил воспользоваться моментом:

— А почему Амори не хотели короновать?

— Да кто ж знает, — пожал плечами Льенар. — Мы-то не бароны, с нами не советовался никто. Со мной уж точно.

— А что болтали? — спросил Уильям. В сплетнях, конечно, всей правды не найдешь, но хоть настроение знати понять можно было.

— Вот я ж говорю, — улыбнулся Льенар, — ход мыслей у тебя, как правило, верный. Болтали, что жена у короля неподходящая, Агнесс де Куртене. Это как раз таки ее отец графство Эдесское в войне с сарацинами потерял. А потом и сам в плену умер. Вот и хлынула в Иерусалим вслед за Агнесс и ее братом вся эдесская знать. А остальным баронам это, сам понимаешь, не понравилось. Я уж не возьмусь судить, что тут правда, а что нет, но с женой Амори развелся. Хотя за детьми право наследования сохранил.

— И зря, — заметил командор Сен-Жан д’Акра. — Про мальчика говорят, что он чуть ли не проказой болен. Даже сюда слухи доходят. А нам только прокаженного на троне и не хватало. Будто Амори не достаточно.

— А чем он плох? — заинтересовался Жослен.

— Да тем, любезный брат, что он не воин. Да и разумным политиком я бы его теперь не назвал.

— Балдуин был силен, — согласился Льенар. — А Амори… — он коротко махнул рукой, давая понять, что думает о военных талантах иерусалимского короля. — Одному Господу известно, что теперь будет.

Они выехали из города на следующее утро, еще долго оглядываясь на оставшиеся за спиной массивные стены и высокие неприступные башни крепости Ордена. Командорство Сен-Жан д’Акра не походило ни на одну виденную ими прежде прецепторию Запада. Уильяму даже показалось, что и не каждый английский замок сможет сравниться с этой окруженной рвом и ощетинившейся копьями каменной громадой, заслоняющей собой половину неба. Она была такой высокой, что глаза с трудом различали цвет знамени, развивающегося на вершине главной башни. Быть может, от того, что Уильям не привык к такому яркому солнцу, и оно постоянно слепило его, а может, и от того, что башни Сен-Жан д’Акра и в самом деле были куда выше всего, что ему доводилось увидеть прежде.

Льенар в последний момент всё же решил присоединиться к идущему в Иерусалим каравану, поэтому теперь ему постоянно досаждал один из купцов, бывший, по-видимому, предводителем и то и дело принимавшийся рассыпаться в благодарностях и спрашивать, чем он может отплатить Ордену за такую услугу.

— Чего это он? — шепотом спросил в какой-то момент Ариэль, когда купец в очередной раз принялся обещать храмовникам золотые горы. Льенар дождался, пока торговец отъедет в сторону, и ответил:

— Боится, что его ограбят. Караван маленький, но везут они, судя по всему, что-то ценное. А на охране экономят. И это им еще аукнется, попомните мои слова.

— Маленький? — переспросил Уильям. Торговцы были такими шумными и постоянно сновали туда-сюда на своих осликах и невысоких арабских лошадках, пытаясь выстроить в линию возы с товарами, что караван казался ему чем-то сродни Вавилонского Столпотворения.

— Да, — едва заметно улыбнулся Льенар. — Этот маленький.

— Страшно представить, как тогда выглядит большой, — честно ответил Уильям.

— Это тебе еще не довелось сопровождать паломников к Иордану, — хмыкнул Льенар. — Только и делаешь, что носишься из одного конца колонны в другой, следишь, чтобы никто не отстал и не свернул не на ту тропу, да еще и львов убивать приходится.

— А чем убивать? — практично спросил Уильям. — Копьем?

— Разумеется, — ответил Льенар с удивлением в голосе. — В крайнем случае, из арбалета. А ты мечом что ли собирался? Ах да, — добавил он, сообразив, что к чему, — ты же, наверное, львов в жизни не видел. Хорошо, и этому научим.

— Надеюсь, мы для этого не будем искать львов специально? — пошутил Жослен.

— Тихо, — ответил Льенар. — Острить будете в прецептории, за каменными стенами. А на людях мы суровые рыцари Христа, не шутим, не улыбаемся, и на сарацинских женщин, — добавил он с нажимом, заметив, как Ариэль разглядывает едущую невдалеке жену одного из магометанских купцов, — не засматриваемся.

— Я еще не тамплиер, — весело ответил на это оруженосец. — А почему у нее лицо не закрыто? Я думал, они всегда в этих… в вуалях своих.

— Необязательно, — ответил Льенар. — Коран не запрещает женщинам появляться на людях с открытым лицом. Другое дело, что она сама может не хотеть, чтобы на нее смотрели. Или, — добавил он после короткого раздумья, — этого не захочет ее муж или отец. Не говоря уже о том, что песка тут больше, чем на морском дне. Но в любом случае, неверным на магометанок лучше вообще не смотреть. Кто их знает, еще не так поймут, а нас потом из-за одного такого любопытного саблями порубят.

— Порубят тех, кто взялся их охранять? — удивился Уильям. Это казалось ему совершенно нелогичным.

— А почему нет? — хмыкнул Льенар. — В Коране с прелюбодеянием и супружеской изменой сурово. А была измена или нет, это уж от подозрительности мужа зависит. Если между собой они, глядишь, еще и договорятся, то с неверными у сарацин разговор короткий. Поэтому тебе, любезный брат, я вообще не советую глядеть на что-либо, кроме ушей твоей лошади. А то встретится тебе какая-нибудь черноглазая гурия, ты на нее посмотришь, потом она на твою смазливую физиономию глянет, и всё, муж оскорблен и хватается за саблю. Будешь ему потом доказывать, что ты не верблюд и вообще тебе обет целомудрия даже с христианками запрещает, не то, что с магометанками.

Уильяму против воли стало смешно. И, судя по выражениям лиц остальных, они тоже с трудом удерживались от того, чтобы рассмеяться. Жослен не выдержал первым.

— Не хихикать, я сказал, — заворчал Льенар. — Стыдно должно быть, рыцари Христа, а регочете, как ослы. Так, вам что было сказано, а?!

— Так ты же, — развеселился и Ариэль, — сам делаешь всё, чтобы им было смешно!

— Я, — важно ответил Льенар, — проверяю, как они обет послушания соблюдают. А поскольку они никак его не соблюдают, то я поехал, — заявил рыцарь и пришпорил коня. — Как просмеетесь и будете готовы вести себя, как и положено тамплиерам, догоните.