Уильям вздохнул, почувствовав поцелуй сквозь сон, и она протянула руку, убирая ему за ухо закрывающие лицо волосы. Погладила жесткую, покалывающую пальцы бороду на щеке и подбородке и придвинулась вплотную, обнимая его за плечо. Уильям вздохнул еще раз и перевернулся на спину, позволяя прижаться щекой к его груди и блаженно зажмуриться. А потом вдруг заговорил хриплым сонным голосом:

— Проклятье. Я же должен быть на ночной мессе.

Сабина прислушалась к слабому звону за окном и поняла, что звонят как раз к заутрене.

— Это… обязательно?

— Да поздно уже, — хмыкнул Уильям, и она почувствовала ласковое поглаживающее прикосновение к плечу. Шрамов он будто не замечал. — Будет только подозрительнее, если я вдруг примчусь в церковь в последнее мгновение. Скажу, что… был у короля.

Сабина потерлась щекой о его грудь, не сумев сдержать неуместной и совершенно тщеславной улыбки. Она устала метаться. Будь, что будет, но ей… нужен этот мужчина. Хотя бы сегодня. Даже если Господу будет угодно навсегда разлучить их с первым же рассветом, она найдет в себе силы принять это. Как найдет и силы бороться за короля и впредь.

Уильям помолчал — Сабина уже успела подумать, что он снова задремал — и заговорил совсем другим тоном:

— Не делай так больше.

— Как? — не поняла Сабина, поднимая голову, и наткнулась на пристальный взгляд сквозь полуопущенные ресницы.

— Не следи ни за кем. Старик там или не старик, а с тобой он всё равно справится без особого труда.

— Благодарю за доверие, — сухо ответила Сабина и отодвинулась. Сначала села на постели, отбрасывая тонкое одеяло, а затем и вовсе поднялась, пройдя к столику с лампой и вином. Уильям тяжело вздохнул у нее за спиной и сказал:

— Я думал, мы уже решили вопрос с доверием.

— Не припоминаю, чтобы ты хоть что-то об этом говорил, — парировала Сабина, пытаясь вспомнить, какой из бокалов был ее. Потом взяла тот, в котором осталось больше. Уильям вздохнул у нее за спиной еще раз и тоже поднялся, зашуршав сначала одеялом, а затем и сброшенной на пол одеждой. Уходит, решила Сабина. Снова.

И ошиблась. Уильям подошел почти бесшумно — как был, не набросив даже камизы, — и осторожно развернул ее лицом к себе.

— Возьми. На крайний случай.

Сабина растерянно посмотрела на узкий кинжал в коричневых ножнах, больше похожий на портняжное шило, чем на оружие рыцаря, и осторожно сомкнула пальцы на протянутой к ней рукояти.

— А тебе он разве не нужен?

— Попрошу интенданта выдать мне другой, — пожал плечами Уильям. — Как сказано в Уставе, маршал может подарить другу Ордена седло и прочее мелкое снаряжение, но пусть не делает этого слишком часто. Меч с боевым кинжалом, увы, нельзя получить в подарок даже от магистра, но… — губы в обрамлении короткой бороды на мгновение разошлись в почти лукавой улыбке, — это всё же не оружие. На бой против сарацина в броне с ним не выйдешь. Но в глаз ударить сгодится. И… если вздумаешь последить еще за кем-нибудь, не делай этого в одиночку.

Сабина попыталась примерить узкую рукоять к ладони — так, как следует держать кинжал, а не хлебный нож, — и осторожно отложила подарок на край столика, чтобы податься вперед, обнять обеими руками и уткнуться лицом в мускулистую шею и щекочущие нос рыжеватые волосы.

— Спасибо.

Уильям повернул голову и прижался щекой к ее спутанным волосам, прислушиваясь к доносящимся сквозь приоткрытые ставни шуму моря и слабому перезвону колоколов. Балдуин бы одобрил. Особенно если бы знал, что она тоже ввязалась в эту войну за Иерусалим.

========== Глава тридцать пятая ==========

Иерусалим, октябрь 1184.

Дождь шел четвертые сутки, не стихая, и казалось, что даже каменные стены дворца пропитались этой сыростью насквозь и из розоватых прожилок на светлом мраморе вот-вот начнет сочиться мутная, пахнущая железом вода. Король не поднимался с постели, надрывно кашляя и комкая в трехпалой руке влажную от пота простынь. Лекари вновь разводили руками.

— Его жизнь в руках Господа. И если небесам будет угодно… — никто не решался договорить, но и бароны, и слуги понимали приговор без лишних слов.

Сабина грела воду. Снова и снова, таская дубовые ведра на дворцовую кухню, наполняя кипятком грелки из бычьего пузыря и вновь поднимаясь в королевские покои. Обожгла руку, в спешке задев край нагревшегося котла, и торопливо замотала ладонь платком, чтобы скрыть покрасневшую от мизинца до запястья кожу. Балдуин едва ли бы заметил — королю удавалось скрыть, что он окончательно ослеп, на протяжении нескольких месяцев, но бароны подозревали это еще с конца лета, а Сабина твердо уверилась в его слепоте еще в середине весны, — но и внимание других слуг и знати ей было ни к чему. Мессир Бернар и вовсе не давал ей проходу, словно позабыв, как жестоко она посмеялась над его горем прошлой осенью. Чувствовал, что когда ее король и защитник умрет, можно будет попытать счастья у де Лузиньяна и Сибиллы. А те, глядишь, и подарят верному старому рыцарю неуступчивую сарацинку. Сабина кривила губы при каждом взгляде на изборожденное морщинами лицо этого верного рыцаря, но хранила упрямое молчание. Балдуин запретил ей вмешиваться.

— Пусть строят заговоры, сколько им вздумается, — просипел король, когда она решилась рассказать. Когда Уильям едва ли не силой привел ее в покои Балдуина в Сен-Жан-д’Акре. Потому что Сабина вдруг испугалась, что ее желание сделать хоть что-то окажется неуместным и попросту ненужным — лишним, ведь у короля и без нее достаточно слуг, от которых было бы куда больше проку в таком деле, — и Уильяму пришлось пригрозить, что он понесет ее на плече, если она не пожелает идти сама. И Сабина не была уверена, что он бы и в самом деле не выполнил этой угрозы, вздумай она упираться дальше.

— Но… — заспорила было Сабина, и Балдуин остановил ее, подняв руку в кожаной перчатке.

— Это было неизбежно. Мы стали слишком уязвимы. И у меня слишком мало союзников.

— Орден тамплиеров поддержит Ваше Величество в любом… — заговорил Уильям, и от одного этого звука уверенного низкого голоса у Сабины вновь навернулись слезы на глаза. Он не оставит. Она поступила глупо, позволив себе забыть обо всех подозрениях и поддаться чувствам, но всё же она не ошиблась в нем.

Балдуин, впрочем, был иного мнения.

— Орден тамплиеров преследует иные цели, мессир маршал, и я, право слово, удивлен вашему присутствию, — сухо ответил король, останавливая взгляд на застывшем равнодушной маской лице Уильяма. Уже тогда Сабина была уверена, что Балдуин не видит даже их силуэтов, но чутье и слух короля не подвели.

— Я поговорю с магистром. Не стану ничего обещать, но…

Балдуин кивнул, не дав ему закончить, и сказал последнее, что Сабина ожидала услышать от него в такой момент.

— Она не справится в одиночку. Я хочу быть уверен… что ее сберегут. И знаю, что мне больше некому ее доверить. Остальные… слишком ненадежны.

Уильям отвел взгляд всего на мгновение — перевел на нее, и Сабина увидела в его глазах столько невысказанного — и ответил всё тем же уверенным ровным голосом:

— Я поклялся защищать христиан. Я сделаю всё, что будет в моих силах.

Сабине показалось, что этот разговор будто ведется на двух уровнях. Балдуин всё понял — Сабина не знала, как, и не знала, что он теперь о ней думает, — а Уильям понял, что король либо знал что-то прежде, либо догадался сейчас. И они договорились не только о ненужной никому, кроме них двоих, сарацинке. Вместе с ней Балдуин доверял и собственного племянника. Сабина не задумалась об этом тогда — мальчик был нужен королевству, но ей самой был куда нужнее умирающий король, — но поняла, когда надрывно кашляющий кровью Балдуин схватился за ее руку, не сразу нашарив ту на постели, и просипел:

— Присмотри… за Балдуином. Ему нужно… нужен кто-то… честный.

— Прекрати, — попросила Сабина сдавленным голосом и сжала в пальцах изуродованную болезнью ладонь с тремя пальцами. — Всё будет хорошо, всё обязательно…