Балдуин же не то пытался помириться с мужем сестры, не то просто устал от всех этих интриг. И предложил у Ги обмен: лежащий среди полупустыни Иерусалим на прибрежный Тир с его мягкими западными ветрами и теплой зеленоватой водой. По словам лекарей, вблизи моря у короля было больше шансов прожить еще хотя бы пару лет.

Ответом был однозначный отказ. Сабина, узнав об этом, тоже не поскупилась на проклятия. Заметалась по королевским покоям, не чувствуя боли в ноге, и растерзала едва ли не в клочья сорванный с волос шелковый платок.

— Нечестивец! Неблагодарный сын паршивого шакала! Как он смеет…?! После всего, что получил из твоих рук!

Балдуин пожевал серыми губами, почти сливавшимися цветом с кожей щек и подбородка, и просипел:

— Надо думать, смерть твоей… подруги — это его рук дело.

Сабина от таких слов остановилась в растерянности на середине движения и непонимающе уставилась на короля. Она была уверена, что убийцу не найдут, даже если действительно примутся искать — Уильям бы мог, да разве же он найдет время на такую незначительную для него смерть? — но никак не ожидала услышать подобное… объяснение бездействия. Разумеется, ей не позволят даже предъявить такое обвинение.

Балдуин смотрел куда-то поверх ее плеча и совершенно точно не мог разглядеть выражение лица, но без труда догадался, о чем она думала.

— Ты никому не нужна, — прозвучало безжалостно, но Сабина не обиделась. — Ты красивая безродная сарацинка, не более того. Это был вызов мне. Счастье, что вас спутали, но в любом случае… Ты ведь понимаешь, даже если мы найдем самого убийцу, то едва ли узнаем, кто отдал ему приказ. Мои противники не глупы и наверняка уже избавились от ненужного свидетеля.

Она понимала. Как понимала и то, что теперь должна быть предельно осторожна. Ее убьют только ради того, чтобы досадить королю. Она слишком очевидная и слишком легкая мишень. Ей следовало быть тихой и незаметной, но…

Как можно, когда у нее на глазах рождался самый настоящий заговор? Она разливала, как и всегда, вино по кубкам советников и едва не выронила тяжелый медный кувшин, когда Балдуин заговорил о том, что желает расторгнуть брак сестры. Де Лузиньян, не будучи полным глупцом, исчез вместе с женой едва ли не на следующее утро после коронации пасынка, спешно вернувшись в Аскалон. И явно приготовившись обороняться, ради чего даже ограбил местных бедуинов, находившихся под королевским покровительством. Балдуин скрипнул зубами и решил, что с него довольно расшаркиваний.

Но его не поддержали.

— Государь, поверьте, задуманные вами меры слишком… круты, — лебезил Иерусалимский патриарх Ираклий, сложив на груди холеные, как не у всякой женщины, белые руки. — Королевству ни к чему подобные потрясения, довольно и того, что регенство при вашем племяннике передано в надежные руки графа Раймунда. Посудите сами, мы не ведаем, что случится со всеми нами через каких-то пару недель, а развод принцессы может затянуться на многие месяцы. Да и ей самой такие хлопоты ни к чему, в ее-то щекотливом положении.

Намек был настолько незавуалированным, что Сабина почувствовала, как кровь отливает у нее от лица. Мы не знаем, будешь ли ты еще жив через каких-то пару недель. Какие уж тут разводы?

— Я… вынужден согласиться, — заговорил следом Великий Магистр тамплиеров, и магистр госпитальеров кивнул в ответ на его слова. — Зима — неподходящее время для войн, Ваше Величество, на каком бы поле они не велись. Мы потеряем гораздо больше, чем приобретем, если…

Сабина толком не слушала, что говорит этот утомленный седобородый старик, зябко кутающийся в свой белый плащ. Она смотрела на застывшее белой маской лицо и понимала, что даже если она упадет на колени и будет умолять ради короля, ради нее самой, ради Господа Бога, который сейчас взирает на это предательство с небес…

Он не пойдет против собственного магистра. Он промолчит, даже если Арно де Торож заявит, что готов немедля короновать Сибиллу и ее непутевого мужа. И это, верно, отразилось у нее на лице, потому что когда король наконец закончил совет — на закате, решив вызывать де Лузиньяна в Иерусалим и посмотреть, как тот поведет себя перед лицом самого Балдуина и знатнейших баронов королевства, — Сабина не успела пройти и половину полутемного коридора, как услышала за спиной быстрые размашистые шаги и короткое «Подожди».

Она обернулась через силу, постаравшись придать лицу непроницаемое выражение. Она вообще не знала, как с ним теперь говорить, когда между ними повисло столько всего, столько… Как легко и просто ей было на пути к Иордану! Будь ее воля, она бы осталась на том берегу до конца своих дней. Осталась бы в тех коротких осенних днях, если бы только можно было прожить всю жизнь в одном мгновении.

Вместо этого приходилось идти дальше.

— Вы предали его.

Уильям отвел взгляд. Всего на мгновение, но она заметила. И почувствовала, как от злости к щекам вновь приливает кровь. Он думал точно так же, но намеревался защищать свой прокля́тый Орден.

— Не горячись.

— Не горячись? — повторила Сабина, не сумев удержаться от издевки. — Да вы только и ждете, когда Балдуин умрет, чтобы начать драться за его племянника! Я вижу это с самого рождения мальчика, каждый барон и рыцарь в этом королевстве только и делает, что заваливает королевского племянника подарками в надежде, что это поможет ему в будущем. Вы пытаетесь управлять пятилетним ребенком, как какой-то марионеткой!

— Сабина.

— Скажешь «Нет»?! Скажешь, что твой магистр об этом не думает? — бросила Сабина и даже содрогнулась от пришедшей следом мысли. — А ты? С чего ты вдруг вспомнил обо мне? С чего вдруг… всё это?

Вопросы, ненавидит ли она его. Просьбы выслушать. Такая забота о раненой сарацинке, которая совсем не к лицу храмовнику, поклявшемуся более не знать ни одной женщины.

От этих мыслей ей вдруг стало горько и смешно одновременно. Что ты делаешь со мной? За что?

— Браво, Уильям. Ты сделал то, до чего, вот ведь умора, не додумался ни один барон. Даже если они и шли ко мне… То желая говорить о короле. Никому из них и в голову не пришло лезть ко мне под юбку из-за королевского племянника.

Никакой юбки на ней сейчас не было, но она всё равно рассмеялась, коря себя за глупость и не понимая, как можно было не догадаться об этом раньше. И вздрогнула, разглядев в полутьме коридора, что лицо у него вдруг вспыхнуло неподдельным яростным румянцем. Всего на мгновение, но вздрогнула.

— Что ты несешь?!

— Прости, — честно ответила Сабина, пожав плечами и невольно поморщившись от новой вспышки боли в левой руки. — Я разучилась тебе верить.

И повернулась к нему спиной. Продолжать этот разговор не было смысла. Оставалось только корить себя за глупость и доверие. Она так хотела, чтобы он вернулся, что позволила задурить себе голову, словно четырнадцатилетней девчонке. Той девчонке, которая упала на колени перед рыцарем в белой плаще, умоляя защитить ее от ее собственного отца. Рыцарь оказался обыкновенным…

— Сабина.

— Оставь меня, — с трудом выдавила Сабина и пошла так быстро, как только позволяла ноющая нога. — С меня довольно. Я больше… на это не куплюсь.

— Сабина, пожалуйста.

Она почти слышала его мысли. Чувствовала, как он лихорадочно пытается придумать, что такого он должен сказать, чтобы вернуть себе контроль над происходящим. Чтобы заставить ее вновь слепо идти за ним, как какого-то несмышленного котенка.

Не в этот раз, мессир. Я не шлюха, которая готова продасться за одно только ласковое слово. Я не предам его… Я не позволю…

Уильям действительно думал. Думал, как заставить ее остановиться и опомниться. Как, силы небесные, убедить ее, что он никогда не притворялся и не… Бога ради, почему она вообще вбила это себе в голову? Кто сказал, кто надоумил? Неужели он сам? Неужели…?

— Сабина, я клянусь…

Она не слушала. Даже не вздрагивала, когда он звал ее снова и снова. Притворялась, что это не имеет для нее никакого значения.