— Сильно? — просипел король ровным голосом.

— Я полагаю, что да, Ваше Величество. Не вижу знамени тамплиеров.

Дурной знак. Черно-белое знамя всегда должно быть поднято, чтобы придавать рыцарям сил. И чтобы подать им знак, куда отступать. Маршалу не позволено выпускать его из рук ни на одно мгновение.

Маршал не отпустил, даже когда под ним убили коня и от падения на окровавленную землю надломилось длинное темное древко. Не отпустил, даже когда окружавшие его рыцари не сумели сдержать рвущихся магометан и полегли один за другим. И даже когда его рука уже не могла удерживать скользкую от его собственной крови рукоять меча, пальцы второй по-прежнему сжимали отполированное десятками рук дерево.

— Жос! — кричал Уильям, выставив вперед щит и давя всем весом. — Справа!

Они пробивались с двух сторон, рубя и ударяя щитами, слыша, как стонет дерево, и чувствуя, как ноги скользят на щедро залитой кровью земле, но знамя рухнуло прежде, чем хоть кто-то оказался достаточно близко, чтобы дотянуться до черно-белого полотна.

Проклятье! — едва успел подумать Уильям, отбивая очередной удар. Сейчас они лишатся и маршала, и знамени. Пусть на поле боя всегда есть запасное, но… Это не просто тряпка на длинном древке, это символ Ордена, это Босеан, чье имя — имя, а не название — тамплиеры выкрикивают в час победы и в час отступления.

Он должен вернуть хотя бы знамя.

— Вилл, назад! Вилл!

Нет. Вперед. Оно совсем близко. Еще шаг.

Левая рука с щитом горела от напряжения, правая ныла от постоянных ударов и блоков, и даже узкая прорезь шлема не спасала от брызжущей в лицо крови. Еще… немного.

Измаранная кровью и следами десятков сапог ткань теперь была лишь в нескольких дюймах, только наклониться и… Как наклониться, чтобы сарацины не снесли ему голову, уничтожив все его усилия одним ударом сабли по шее?

— Вилл! — закричал где-то сбоку Ариэль. — Давай!

Уильям доверился почти слепо, не раздумывая и даже не оглядываясь, но успел, каким-то чудом выдернул из кровавого месива побуревшее истоптанное знамя, теперь и в самом деле походившее на тряпку. И едва не разжал пальцы, когда воздух взорвался душераздирающим криком. Ариэль отшатнулся от напирающих сарацин, выронив меч и хватаясь рукой за разрубленный шлем, из-под которого ручейками сочилась кровь. А затем Уильям вдруг потерял его из виду, когда на них вновь хлынула белая лавина с красными крестами.

Нет. Только не…

— Вперед! — кричали братья по Ордену, видя измаранное, но гордо поднятое знамя, и бросались на сарацин с утроенной силой. — Босеан!

Уильям видел перед глазами текущую из-под шлема кровь, почти рефлекторно отбивая обрушивающиеся на него удары, и думал только о том, что не может потерять еще одного друга.

***

Шлем снимали с величайшей осторожностью, боясь еще сильнее разбередить рану острыми неровными краями разрубленного и вогнувшегося внутрь металла.

— Пресвятая Дева Мария, — выдохнул Жослен, увидев кровавое месиво на месте левого глаза и щеки. Ариэль выдохнул со свистом — зрачок во втором глазу настолько расширился от боли, что почти скрыл ярко-голубую радужку — и пошутил, кривя губы в мучительной гримасе, сдавленным всхлипывающим голосом:

— Я всё же… нашел способ, как… Господи… заставить Льенара воскреснуть.

И закусил вскинутую к лицу руку, пытаясь сдержать очередной стон.

— Дайте ему опиума, — велел Уильям не терпящим возражений тоном.

— Рана не смертельна, — заметил рыцарь из числа госпитальеров, возившийся рядом с другим раненым, и лекарь храмовников согласился с отрывистым кивком.

— Мне плевать, — процедил Уильям, — что она не смертельна. Дайте ему опиума. Я не хочу, чтобы он умер от боли!

— Такое бывает, — согласился лекарь теперь уже с ним, но проследить за выполнением приказа Уильям не успел.

— Мессир, — робко позвал из-за спины мальчик-оруженосец не из числа орденских братьев. — Вас желают видеть в шатре Великого Магистра.

Зачем, спрашивается? — рассеянно думал Уильям, пересекая лагерь широкими размашистыми шагами. И вопреки ожиданиям — какое ему дело до того, что скажет Магистр, когда Ариэль едва не лишился жизни и половины головы? — всё же ответ сумел огорошить.

Арно де Торож смерил взглядом вошедшего рыцаря, качнул головой при виде грязных дорожек пота на усталом лице, рваного окровавленного сюрко и исцарапанной ударами сабель кольчуги и начал издалека:

— Я много слышал о тебе, брат Уильям. Еще от моего предшественника. Штурм Баальбека, Монжизар, Газа, где ты был командором почти год, потом доверенная тебе миссия в Рим… — принялся перечислять де Торож. — Мне, пожалуй, было даже любопытно, почему Одо выбрал тебя в числе других посланников. Ведь тебе тогда и тридцати еще не было.

Уильям пожал плечами, не совсем понимая, к чему клонит Магистр. Ему и сейчас-то было всего тридцать один, что уж говорить о событиях пяти-шестилетней давности?

— Я получил хорошее образование, — ответил он равнодушным голосом. В шатре Магистра, где не было окровавленного, воющего от боли Ариэля, на Уильяма с неожиданной силой навалилась усталость, и желания обсуждать его предыдущие заслуги не было совершенно. В конце концов, де Торож мог спросить об этом сенешаля или капеллана, те наверняка могли рассказать ему почти столько же, сколько и сам Уильям. Если не больше того, поскольку видели ситуацию со стороны.

— Мердж-Айюн, — продолжал тем временем Магистр, решив не обращать внимания на болезненно скривившиеся губы в обрамлении запыленной бороды. — Брод Иакова. Я склонен считать это смелым поступком. Напомни-ка, какие крепости ты возглавлял после этого?

— Шастель-Блан в графстве Триполи, Натрон на тракте из Яффы в Иерусалим, и Бейрут, — перечислил Уильям, испытывая непреодолимое желание стянуть с себя кольчугу и растереть ноющие плечи и шею.

— Насколько я помню, командорство Бейрута ныне процветает.

Еще бы, с вялой улыбкой подумал Уильям. Иначе Льенар бы и в самом деле воскрес из мертвых, вздумай Уильям не управиться с его прежним командорством. Вслух он сказал, впрочем, иное.

— Если вы полагаете, что процветает, мессир, то я буду счастлив с вами согласиться. Я провел в этой крепости первые несколько лет после прибытия в Святую Землю, и она… мне нравится.

— Понимаю, — кивнул Магистр. — Но надеюсь, тебя не слишком огорчит необходимость расстаться с Бейрутом?

— Могу я спросить, в какую крепость меня пошлют в этот раз? — ровным голосом спросил Уильям. Он предпочел бы задержаться в Бейруте еще на несколько лет, но с иной стороны… Видно, право закрепить за собой одно командорство — и не разъезжать без конца по всей Палестине — было только у Льенара.

— В Иерусалим, — ответил Магистр, и Уильяму вдруг почудилось, что тон де Торожа стал каким-то шутливым и довольным одновременно. — Я скорблю о смерти нашего брата, но сейчас Ордену как никогда прежде необходим маршал. И я намерен выдвинуть твою кандидатуру на ближайшем же собрании капитула.

— Мою? — опешил Уильям, чувствуя, что усталость как рукой сняло. Прикажи де Торож выиграть еще одно сражение или взять штурмом крепость, и сейчас Уильям бы не побоялся сделать этого и в одиночку.

Маршал, силы небесные. Один из четверых главных братьев в Ордене. И не просто один из, а военный лидер, первый в бою и последний при отступлении.

Он поведет в бой весь Орден.

— Полагаю, большинство меня поддержит, — продолжал Магистр, наверняка посмеиваясь — в тайне и по-доброму — над широко распахнувшимися в удивлении серыми глазами и вскинутыми бровями. — Сегодня многих восхитило то, что ты вернул нам знамя. И среди них были не только орденские братья. Не сомневаюсь, что в следующем сражении ты поднимешь Босеан уже с полным на то правом.

Уильям сумел только кивнуть, со всей ясностью представив себе собрание капитула, сияющие белые плащи и негромкие споры в стремлении выяснить, действительно ли этот кандидат — он, Уильям де Шампер — достоин носить маршальский перстень и нет ли у других братьев возражений и причин отказать.