– В Испании женщинам дозволено пользоваться мужским туалетом? – кое-как удерживаясь от того, чтобы не засмеяться от той неловкой ситуации, в которой оказалась ведьма и которой он сам избежал волей случая, Айзек растянул губы в улыбке.

– Ты сумел расшифровать закорючку на двери? Эксперт по идиотизму, видать, – не отрываясь от сумочки, девушка защитилась издевкой. – Может, это и женский туалет. – Наконец-то она подняла свой ледяной взгляд и беспощадно пронзила им писателя.

– Не нужно быть экспертом по идиотизму, чтобы знать, ради кого здесь писсуары. – Айзек ткнул большим пальцем за спину, указывая на ряд фарфоровых сосудов на стене.

На лице дамы не проявилось ни единого признака смущения. Она лишь бесстрастно моргнула и развернулась к зеркалу, чтобы провернуть какие-то манипуляции с макияжем.

Пожав плечами, Айзек принялся мыть руки, подставив ладони под кран. Странным образом этот незатейливый процесс раздул очаг воспоминаний, которые уже очень давно сладко дремали под толщей прочих знаменательных событий жизни. Дама в платье напоминала ему ту самую нимфу юношества, подарившую ему настоящий, взрослый, страстный и, самое главное, первый и потому незабываемый поцелуй. Это случилось целую вечность назад, прошло восемнадцать лет с того вечера. Айзек вместе с компанией приятелей проник на выпускной старшеклассников, чтобы поживиться бесплатным алкоголем и поглазеть на пьяные выходки выпускников. Одну из таких пьяных выходок выкинула Сибилла Бладборн, у всех на виду прилипшая к губам Айзека, парнишки на два года младше нее. Тогда их разница в возрасте казалась пропастью, но алкоголь построил через эту пропасть надежный мостик. Давно запылившиеся теплые воспоминания о внезапно возросшей самооценке ожили с такой яркостью, будто отпечатались на полотне памяти только вчера. Айзек во всех деталях вспомнил нежное прикосновение губ Сибиллы, ее пальцы в своих волосах, игривый огонек в красивых глазах. Поцелуй в обществе зрителей из одноклассников и учителей был только началом той незабываемой ночи. Парочка упорхнула с вечерники и перебралась в укромный уголок без лишних свидетелей и мертвецки пьяных школьников. Череда картинок прошлого заставила Айзека понять, что перед ним стояла она – Сибилла Бладборн, истинная и законная владелица его псевдонима.

Писатель не мог поверить своим глазам. Неподъемный багаж жизненных неурядиц и необыкновенных ситуаций лишал его способности удивляться многим вещам – как тем, что лишь слегка выступают за рамки посредственного, так и тем, что раскрывают циникам челюсть словно домкратом. Однако эта неожиданная, по-своему роковая встреча вызвала в нем откровенное изумление, бороться с которым было невозможно и глупо.

– Я знаю тебя, – фраза Айзека прозвучала как обвинение. Ведьма обернулась.

– Это не взаимно, – равнодушно отозвалась она.

– Меня зовут Айзек Бладборн. – он достал из рукава козырную карту известности, которой пользовался в самых исключительных случаях. Почти никогда он не произносил вслух свой псевдоним, поскольку не любил предвзятого отношения. Узнав, что перед ними знаменитость, люди обычно теряли способность разговаривать на равных. Начинали стесняться, задавать глупые вопросы, просить сфотографироваться или дать автограф. Словом, делать все, чтобы Айзеку стало неловко. Куда легче было представляться Изенштейном. И сейчас, пустив в ход свое секретное оружие, Айзек с наслаждением ожидал, как удивление сменит неприступную суровость, и Сибилла, которую он знал в детстве, вернется к нему. Однако прогноз не оправдался, девушка по-прежнему выказывала непробиваемое равнодушие. Мало того, что собственная фамилия под покровительством другого человека не шелохнула ее эмоций, так еще она, очевидно, никогда и не слышала о всемирно известном писателе. Никакого удара по самолюбию Айзек не получил, ведьма вела себя настолько странно и отталкивающе, что жажда пробудить в ней интерес к себе становилась просто невыносимой. Айзек не мог упустить такую неожиданную встречу и поспешил спасти положение: – Веселая у тебя там компания, Сибилла.

Рискнул, называя ее имя. Такие маневры всегда оставляют зазор для сомнений. Вдруг он ошибся? Вдруг это не Сибилла?

– Мы знакомы? – осведомилась девушка, сама не представляя, насколько осчастливила Айзека своим холодным и отсутствующим тоном. Это действительно была она – потрепанная жизнью, разукрашенная татуировками нимфа со зловещими бровями.

– В последний раз, когда мы виделись, я был на голову ниже тебя.

Сибилла пыталась разглядеть за грубой щетиной лицо знакомого человека, но безуспешно. Привлекательный рослый мужчина с небрежно уложенными сальными волосами даже отдаленно никого ей не напоминал.

– Не помню, чтобы носила настолько высокие каблуки. – Лицо девушки не поддавалось эмоциям, и безобидная шутка обернулась упреком.

– Да нет же! – Айзек расплылся в улыбке. Он полагал, что лицо Сибиллы изменится, как только она поймет, кто он и из какой счастливой части ее жизни явился. – Мы с тобой учились в одной школе, помнишь? Я Айзек Изенштейн. Ты поцеловала меня на выпускном. Конечно, мы оба тогда хорошенько бухнули…

– Айзек… Изенштейн… – медленно повторила она, силясь дотянутся до той полочки памяти, на которой хранились школьные воспоминания. – Видимо, мы тогда очень хорошо бухнули – я ни черта не помню с выпускного.

Ухмылка на мгновение сползла с лица Айзека. Случай на том вечере, пускай не секс, но откровенная физическая близость с девушкой, стал катализатором его самооценки на долгие годы вперед. Айзек был глубоко благодарен старшекласснице за новый опыт, но, как выяснилось, сам остался для нее белым пятном, ничего не значащим соучастником сумасбродного поступка. Их поцелуй, их ночная прогулка, их общая встреча рассвета, то, как они пили вино из бутылки, свесив ноги над Темзой, их смех и улыбки – ничего из этого Сибилла не запомнила, и вовсе не из-за алкогольной амнезии – ей просто было все равно.

– Да, я помню тебя, – наконец-то сказала она после затянувшегося молчания. – Айзек Изенштейн. Почему ты представился моей девичьей фамилией? Это какая-то извращенная уловка, чтобы зацепить мое любопытство?

– Вовсе нет. Хотя… – в каком-то смысле это действительно была уловка, и Айзек призадумался. – Продолжим разговор в другом месте? Журчание в писсуарах не особо меня вдохновляет.

– Ты желаешь поговорить?

– Уверен, у тебя есть что рассказать. К сведению, я умею быть отменным собеседником, чего не скажешь о твоей мрачной компашке. Надеюсь, это не семейная встреча?

– Почти. Давай поступим так: ты поможешь мне от них сбежать, а я составлю тебе компанию за бокальчиком-другим.

План побега моментально обрел четкие контуры в мыслях, а затем и в реальности – Айзек накинул на плечи девушки свою кожаную куртку, освободил сплетенные волосы от заколки, всучил ей свой ноутбук. Выходя из ресторана, писатель, приобняв ведьму за плечо, без умолку что-то болтал. Маскировка сработала – никто из семейки, заметно оживившейся в отсутствие Сибиллы, и глазом не повел. Чуть подальше от кафе улизнувшая парочка поймала такси, и уже через пять минут они заняли столик на террасе прибрежного бара.

– Наконец-то не надо тащиться на улицу, чтобы покурить. Скажи, что за ерунду придумали с запретом на курение? Люди делают вид, что борются за свободу, но придумывают все новые ограничения. Зачем? – изрек Айзек, подпалив сигарету.

– Совсем недавно и в самолете разрешалось смолить. Мир болен шизофренией. Повсеместный психоз культуры усугубляется с такой интенсивностью, что совсем скоро наша планета превратится в один огромный плацдарм для сумасшедших. – Эмоции на лице Сибиллы проступали так редко, что порой казалось, будто к ее мимике не подвели питание.

«Интересно, когда она стала такой?». Восемнадцать лет назад выпускница Бладборн была жизнерадостной девочкой, танцующей, веселящейся, озорной, смеющейся над глупыми шутками, она казалась светящимся солнцем юности. А теперь уголки ее губ ни разу даже легонечко не потянулись вверх. Что же с ней случилось?