– Мистер Бладборн, вы два года не выходили в медиапространство и ни с кем публично не обсуждали новую книгу. Это провокационный маркетинговый трюк или безразличие к успеху произведения?

– Мистер Бладборн, последняя глава сильно выбивается из общей стилистики книги, и это заметили не только эксперты, но и многие читатели. Есть версия, что вы написали ее не сами. Это правда?

– Мистер Бладборн, имеются сведения, что полиция связывалась с вами в рамках дела об убийстве, описанного в «Илларионе». Это так? Вы давали свидетельские показания?

– Мистер Бладборн, почему вы заявили о прекращении карьеры? Неужели вас разочаровали продажи «Иллариона»?

– Мистер Бладборн!

– Мистер Бладборн!..

Диктофоны в первых рядах торчали словно антенны над крышей многоквартирного дома. Вал острых вопросов, в каждом из которых имелся какой-то подвох, заставил Айзека похолодеть и застыть в бездейственном молчании. Чувствуя себя крепостью в разгар штурма варваров, рослый писатель откинулся на стуле, балансируя на его задних ножках. Крепость явно нуждалась в защите.

– Стоп-стоп-стоп! – громко скомандовал Айзек в микрофон, который вовремя поднес ему парнишка-консультант. – Боже мой, ну и засаду вы мне тут устроили! Я пришел сюда, чтобы честно ответить на вопросы, интересующие моих читателей. Вы же, как я смотрю, хотите превратить дружескую встречу в конференцию. Вы ведь получили пресс-релиз от издательства? В нем я специально подчеркнул и выделил жирным шрифтом просьбу к журналистам: не приходить и подождать официальной презентации от издательства. Вопреки моей настоятельной просьбе вы все равно явились, чтобы настрочить материал про нелюдимого Бладборна. Не очень-то честно, так ведь? – Айзек поднялся со стула и оглядел присутствующих, будто учитель, проверяющий, все ли ученики в сборе. Журналисты виновато попрятали диктофоны по карманам. – Ладно. Раз вы тратите на меня выходной день, я не позволю вашим сверхурочным пропасть зря. Отвечу на три вопроса от каждого издания, но сделаю это в самом конце встречи, если, конечно, у вас еще останется такая потребность. А сейчас прошу простить, меня ждут читатели.

Он передвинул стул на несколько рядов вперед. Засыпавший на ходу Вилли неохотно последовал за хозяином и вновь свернулся калачиком у его ног, когда тот нашел новое место для своего высокого трона.

Тишина воцарилась на просторах лектория. Степень необыкновенности мероприятия росла с каждой минутой: знаменитый писатель не только уселся среди зрителей, словно собирался поведать им какую-то тайну, но и принялся почти капризно требовать вопросов, которые соответствовали его ожиданиям. Теперь читатели опасались, что сварливый и придирчивый мистер Бладборн тоже примет их за назойливых журналистов, явившихся на встречу без приглашения. Они пытались понять, что, по мнению чудилы-автора, можно назвать вопросом от читателя, а журналисты, надежно окопавшиеся среди них и до сих пор не выдавшие себя поднятым вверх диктофоном, потели над списками заготовленных вопросов, судорожно проверяя их на пригодность. Совершенно неумышленно Айз творил из банальной встречи с поклонниками представление, которого никто не ждал, но одновременно оно привносило в их выходные событие, достойное неоднократного пересказа позже – на посиделках с друзьями в тот же день или в понедельник с коллегами, протирая крутящиеся кресла в унылых офисных лабиринтах.

Пока читатели решали, какой же вопрос задать, Айзек задумался, чувствуют ли его смрадный перегар люди, сидящие поблизости. Любопытствующих долго ждать не пришлось, и он мгновенно отвлекся от попыток учуять собственную вонь.

– Вы обещали ответить на все вопросы о книге, мистер Бладборн, – звучный девичий голос произнес слова, в той или иной форме томившиеся на устах всех собравшихся. – На те миллионы вопросов, что накопились за два года после ее выхода. Неужели вы правда расскажете, что на самом деле случилось?

Писатель перевел взгляд на девушку, стоящую в метре от него. Невысокая, с короткими вьющимися волосами, в нелепой мешковатой одежде, слегка полноватая, она умиляла и странным образом вызывала доверие. Ей на вид казалось не больше двадцати.

– Ко мне можно обращаться на ты. – Айзек протянул незнакомке руку и улыбнулся. – Как тебя зовут?

– Матильда, – Девица оказалась не из робких. Даже легкий румянец не выступил на ее щеках, когда она пожала знаменитости руку и представилась, словно их знакомство состоялось на вечеринке у общих друзей, на автобусной остановке или в магазине у полок с кисломолочными продуктами.

– Так и есть. Я не отказываюсь от данного обещания. И расскажу, что произошло. Ни одна деталь не будет скрыта.

– Айзек, ты действительно взял псевдонимом фамилию своей первой девушки? – донесся откуда-то вопрос от человека, которому очень понравилась возможность панибратски поговорить с кумиром.

– А ты, готов спорить, бежал по строкам книги, гонясь за сюжетом? Всю ненужную мишуру и драматические вставки оставил за кадром, так?

Зал, сразу понявший суть писательской колкости, вновь засмеялся, а мужчина, сам не сдержав улыбки, побагровел.

– Я, случается, тоже читаю по диагонали, – Подмигнул Айз смущенному читателю, будто извиняясь за то, что вогнал того в краску перед широкой публикой. – Если не брать в расчет единственный поцелуй в школьные времена, между мной и Сибиллой никогда не существовало романтических отношений. Да, она подарила мне первый поцелуй, когда до беспамятства напилась на выпускном. Мне тогда было пятнадцать лет, ей – семнадцать. Подростки влюбчивы и трепетно относятся к воспоминаниям о первом опыте соприкосновения с прекрасным и желанным. Вот и я не устоял перед магией первой влюбленности. Знаете, ведь ее фамилия – Бладборн – тоже псевдоним. Предки Сибиллы не сохранили первозданность семейного имени из-за антисемитского напряжения. Я же свою фамилию не сохранил из скромности.

Последнее шуточное примечание особенно понравилось публике. Она заметно оживилась. Откровенность Айзека несколько расслабила аудиторию, несколько зажатую после выпада писателя в сторону журналистов, и теперь каждый стремился высказаться.

– Мистер Бладборн, – снова заговорила Матильда, – думаю, нас всех объединяет один главный вопрос. В «Илларионе» вы словно открываете секрет вашего успеха, вы будто излагаете методичку для начинающего писателя. Но в конечном итоге так и неясно: действительно ли вы сами пользуетесь этими схемами, чтобы писать свои произведения? Пособие по фантазированию сбивает с толку: что же в «Илларионе» правда, а что вымысел?! Ко всему прочему, вы поставили себя в центре происходящих событий и нарекли главным героем книги. После этого вы ведь не ожидаете, что читатель сам разберется в том, что из написанного произошло в действительности, а что – нет?

Вереница красочных воспоминаний, словно слайд-шоу, пронеслась перед глазами Айзека, на мгновение вырвав его из реальности. Ассоциации вернули писателя к событиям двухлетней давности, к тому запретному участку памяти, принуждавшему его осторожно относиться к вещам, способным приоткрыть ларец с убийственной, необратимой правдой прошлого. Безмолвие писателя словно выкачало воздух из помещения, в котором теперь не раздавалось ни одного звука. Все ждали ответа, однако Айз даже не думал над ним. Настырная читательница, вновь окликнула собеседника, пребывавшего в пугающей отрешенности.

– Мистер Бладборн, наверное, я задала слишком общий вопрос…

– Нет-нет, вполне конкретный вопрос, Матильда. – Словно решаясь совершить прыжок в бездну, Айзек вдохнул полной грудью.

Настал момент рассказать правду об Айзеке Изенштейне и о том, что с ним случилось два года назад. Жить дальше, держа язык за зубами, упиваясь ядом притворства, было невыносимо. Прочь все запреты, к черту договоренности и правила, в огонь догматы «бинарного вождения». Из кокона лжи тайна так и рвется наружу. Она, как и Айзек, живет лишь мыслью о метаморфозе.

– Вам всем хорошо известно, что я ненавижу сотрясать воздух во благо тех, кто складывает слова Айзека Бладборна в свои кошельки. Я не люблю давать интервью, не люблю светиться в телевизоре или журналах. Однако моим издателем руководят иные предпочтения. Главный редактор не упускает ни единого шанса поведать СМИ очередную скучную подробность из моей жизни, интересные же я пытаюсь от этой дамы скрывать. Все же одну мою сокровенную тайну госпожа редактор разболтала два года назад – она щедро поделилась с миром планами Айзека Бладборна написать книгу в новом для него жанре, историю без каких-либо отсылок к трилогии. Отзывы читателей, номинации в авторских конкурсах, продажи, впечатления лидеров мнений и даже рецензии критиков доказали, что затея обернулась невиданным успехом. «История будоражит сознание, интрига выводит саспенс на новый уровень», – говорят про «Иллариона». По правде сказать, сюжет книги вовсе не загадка, а ее содержание не предмет для восхищения. «Илларион» – знамя, под которым писатель искал истинное признание как мастер слова, как гений сочинительства, как создатель аутентичной, уникальной, невиданной истории. В конечном итоге «Илларион» стал самым большим провалом моей жизни, он стал могилой писательского таланта, склепом для тысячи фантастических идей, которым теперь не суждено обрести плоть. Несмотря на то что вам кажется очевидным контекст настоящего и выдуманного в книге, вы задаете вопрос: что же действительно произошло? Что на страницах «Иллариона» – правда? Я оттягивал этот момент целых два года. Оно и понятно. Ведь успех книги не столько в истории, сколько в загадке. Словно отец, бросивший детей из страха перед ответственностью и боязливо дрожащий перед самой возможностью с ними встретиться, я так долго не решался рассказать вам, почему ушел в глубокое подполье, почему не отвечал на письма и различными способами избегал контакта с читающим миром. – Неприкрытая любовь и тоска искрились в глазах писателя, жадно, будто в последний раз оглядывавших аудиторию. Айзек пытался запечатлеть в памяти каждое лицо, каждый взгляд, каждую улыбку, каждое выражение почтения и любопытства, которое он вызывал у присутствующих. – Каким бы высокомерным и самовлюбленным я ни казался окружающим, я придерживаюсь мнения, что писатель обязан своим существованием тем, кто его читает. Писатель жив тогда, когда его герои, его сказания, его легенды, скованные им оригинальные фразы соскакивают с уст читателей, отпечатываются на сетчатке и находят себе уютное место на величественных полках памяти. Айзек Бладборн обязан вам своим существованием! – Писатель приложил ладонь к груди. Лицо его, только что выражавшее глубокую благодарность, исказила гримаса неуверенности и страха. Автора трясло. В глазах помутнело.