— А потом что? — Маша отложила ложку, аппетит пропал совсем, как и настроение. От воспоминаний Мала ком встал в горле, она готова была расплакаться, представляя, каково было Светозару.

— А потом он вышел. Так дверь распахнул, чуть не зашиб. Вышел да говорит: "Ты, малец, крепче на ногах стой, пригодится!" К чему он это сказал, я так и не понял. С тех пор мало кто видел, как боярин улыбается. Может мать его, боярыня, да сестры, а более и никто. А когда пришло время княжескому воспитаннику, Магнусу Олафссону домой возвращаться, принимать отцово наследство, да отстаивать родное гнездо от завоевателей, так боярин с ним у князя отпросился. Потому что побратались они трое — Магнус и бояричи. Князь с благословения боярина Вышаты отпустил, хоть и плакали все, особливо девки, очень уж не хотели отпускать пригожих братьев. А меня в княжеской гриднице оставили отроком. Боярин сам попросил дружину, чтобы приглядели.

Слезы все-таки проступили, и она вытерла глаза тыльной стороной ладони. Предала она его, предала. Надо было поговорить, объясниться! Нельзя было уходить украдкой. Получилось так, словно она сбежала. Да уж, хорошая мысля, как говорится, приходит опосля. Теперь оставалось только пожинать сделанное. То, что Светозар узнал ее, а, узнав, не проехал мимо, это был хороший знак. Возможно, у нее будет возможность как-то пообщаться с ним. Больше всего Маше хотелось извиниться за поступки, которые она совершила всего два месяца назад, а он переживал долгих двадцать лет.

— Ну, и дальше что? — снова спросила она.

— Дальше… — Мал сложил руки на столе как школьник, — дальше было горе горькое, которое мало кого оставило равнодушным. Новости шли долго, и приходили с опозданием. Служили два брата новому королю исправно, помогали чем могли. А потом сгинул молодой король, которого уже прозвали Добрым, в Дании, тело его перевезли в Норвегию, где и похоронили со всеми почестями. Но не один он погиб, ушел вместе с ним на небеса и Светислав Вышатич, которого тамошние люди любили и звали Словеном Веселым.

— Что? — Маша в ужасе прижала руки к груди, надеясь, что ей показалось, — что ты сказал?! Светислав… Погиб?!

Мал кивнул, на лице его отразилась искренняя боль, он любил младшего из близнецов как родного, да и не было того, кто не любил бы задорного парня.

— Светозар, получивший тогда рану на лице и седину в бороду, похоронил родного брата рядом с побратимом, и, посчитав свой долг исполненным, вернулся на родину. Но не один он приехал, а с женой, которая была дочкой одного датского ярла, и с сыном.

— Как зовут ее? — почти шепотом спросила Маша.

— У себя она звалась Сигрид, а у нас крестилась с именем Анна.

Маша вышла из-за стола, Пламена тут же бросилась убирать со стола. Маша села на лавку, опустила голову. Она не знала, что говорить, как реагировать на рассказ Мала. Из всех эмоций она испытывала сейчас только печаль. Ей было жаль Светозара, он не заслужил таких страданий, ей было жаль погибшего Светислава, смерть которого была для нее такой горькой неожиданностью, что не укладывалась в голове, жалко было и Магнуса, хотя, читая исторические документы, Маша знала, что этот отважный мальчишка погиб молодым. Но больше всего ей было жаль себя. Она не знала, что ей делать, и от этого было еще горше.

— Эй, — Мал присел рядом, — ты не печалься, вот увидишь, все наладится!

— Не надо было мне возвращаться, — грустно произнесла Маша.

— Не надо было тебе уходить, — задумчиво ответил Мал.

Маша кивнула. Возможно, он прав.

— Расскажи про Кату, — попросила она.

Мал улыбнулся.

— Катерина Владимировна живет и здравствует, только совсем далеко от нас и приезжает редко. Может помнишь, тогда княгиня сосватала ее сразу за двоих братьев?

— Помню, — кивнула Маша, — она еще волновалась, кого ей выбрать.

— Они приехали оба, и очень старались понравится ей. Но выбрала она Эйлива, младшего сына. Он, говорят, и лицом милее, и характером мягче. Я плохо помню их свадьбу, нас, отроков, туда не звали даже подносить, но длилась она целую седьмицу. А потом Эйлив с молодой женой уехал, а старший, Улеб, остался. Чтобы утешить уязвленную гордость от потери такой невесты, княгиня предложила старшему сыну Рёнгвальда Ульвссона любую знатную девушку на выбор. И он выбрал Драгомиру, дочку княжеского воеводы Здебора. Теперь Улеб — посадник новгородский при князе Изяславе.

— Изяслав теперь князь?! — изумилась Маша.

— Уже шестой год, — подтвердил Мал, — князь Ярослав отдавал Новгород старшему сыну — Владимиру, и он княжил, а потом умер вперед отца, и тот отдал город Изяславу.

Маша пыталась вспомнить все, что она выудила из интернета и книг, но вся эта средневековая каша перемешалась у нее в голове.

Вернулась Пламена, уносившая посуду, и сразу заметила перемену в настроении нежданной гостьи.

— Ты, смотрю, совсем заболтал девицу, — набросилась она на Мала, — вон и глаза красные, плакала небось! Иди-ка, давай, займись делом!

Она почти силой вытолкала смущенно улыбающегося молодого человека. Мал махнул на прощание и исчез за дверью.

— А ты отдохни, — захлопотала девушка, — боярыня велела заботиться о тебе!

— А сама она где, боярыня твоя? — спросила Маша.

— Известно где, — пожала плечами служанка, — вся в заботе о боярине, о детках да о нас, убогих. Не следит за всеми, да все знает. В молитвах в свободный час. А как устанет, так приляжет в опочивальне. Чай не молоденькая, тягость-то носить!

— Тягость? — не поняла Маша.

— Ага, — закивала Пламена, — радости ждем к первому снегу, тяжела наша боярыня. Очень уж доченьку хочет, а то все мальчишки да мальчишки.

душевное состояние. Верный муж, любящая жена, полный дом детей и еще ожидается… А она тут вообще зачем?! Нет, нет, надо отправляться домой. Слава богу, у нее есть человек, который поможет незаметно покинуть город. Маша была уверена, что Мал не откажет ей.

— Пламена, — Маша обернулась к служанке, — ты можешь идти.

Ей хотелось выпроводить Пламену, которая не присела ни на секунду, сама суетилась и ей не давала сосредоточиться. Девушка удивленно подняла рыжие брови.

— Куда идти?

— Ну, не знаю…

— Некуда мне идти, я к тебе приставлена самой боярыней, и пока она меня не отпустит, никуда не уйду.

Все это начало напрягать и Маша решила спросить напрямик.

— Тебе велели следить за мной?

Пламена сначала помялась, потом нерешительно кивнула.

— Почему? — Маше интересны были мотивы.

— Я не знаю, — покачала головой девушка, — я горницы убирала, за детьми иногда присматривала, а тут зовет меня боярыня, и говорит, что девушку с торга привезли, побитую и больную, надо присмотреть. Тебя Мал на руках принес. Я лекаря кликнула, и девок, чтобы помогли умыть да уложить. А более я ничего не знаю.

Маша и сама по лицу Пламены видела, что та не в курсе планов своих хозяев. Но все же решила задать главный вопрос, который тревожил ее с того момента, как она очнулась.

— А Светозар… Боярин… Где?

— А боярин уехал еще утром, — охотно сообщила служанка, — петухи еще не проснулись, когда ему коня подавали. Поехал на княжеский двор.

— И не вернулся до сих пор? — продолжала допрос Маша.

— Не вернулся, — ответила Пламена, — если бы вернулся, я бы знала. Боярыня всегда велит трапезу за большим столом накрывать, когда батюшка боярин дома.

— Ясно, — кивнула Маша. — Ну, а гулять-то мне можно?

— Конечно, — Пламена даже слегка удивилась, — только за заплот не выходить, а так пожалуйста, гуляй!

— Выйдем? — предложила Маша.

— А как же ножка? — заволновалась Пламена, — только ведь заживать начала, поберечь бы…

Знала бы добрая девушка, какие подвиги совершала Маша на своей "ножке", так не сомневалась бы в том, что та может пойти прогуляться. Она махнула рукой:

— Ничего, уже и не болит почти, пойдем, а?