— Ладно, — Маша легкомысленно махнула рукой, — похожу пока босиком, а потом обувь выдадут!

— Машка, ты конченная дура! — Слаутин сходил с ума, глядя на ее приготовления, — ты реально думаешь, что в ночной рубашке и материном платке сойдешь за свою?! Да тебя там сразу заподозрят! И хорошо, если кто-нибудь из богатых к себе на двор возьмет, свиней кормить, а могут ведь и куда похуже загнать!

— Слаутин, не нагоняй тоску! — Маша отмахивалась от приятеля, — первый раз не пропала, и второй не пропаду! В крайнем случае вернусь!

— А если нет?! — парень застыл, ожидая от нее ответа, — ну представь, перестанут кольца работать. И что тогда?!

— Серый, — Маша плюхнулась на край кровати, — ты не представляешь, как мне страшно! Но не могу я больше так, понимаешь?!

Слаутин поник, сел рядом.

— Я не хочу, чтобы ты уходила. Не представляю, как это, когда тебя не будет.

— Ты должен будешь присматривать за моими родителями, понял?! Передашь им это письмо. Я тут все рассказала. Ну как — все… Правдоподобную версию.

Серега кивнул, взял в руку конвертик.

— Все, пошли. — Маша встала, взяла сумку с вещами.

Чем ближе она подходила к заветному месту, тем холоднее становилось внутри. Даже появилась мысль, что Серега прав, и не нужно ей это все. Но Маша упорно шагала через влажные от ночного дождя коряги, слушая, как сзади шуршит опавшей листвой приятель. Достигнув нужного места Маша остановилась.

— Отвернись, — велела она Слаутину, а сама быстренько смахнула с себя одежду и натянула рубашку и накинула на голову платок. Босые ноги мерзли в мокрой траве.

— Серый, — позвала она, и Серёга обернулся. Маша протянула другу сумку.

— Обниматься будем? — с кривой ухмылкой спросил Слаутин.

Маша обняла его за шею.

— Держись. Серый, мне самой страхово.

Маша расцепила руки и, взглянув мельком на пальцы, сделала шаг назад. Серега стоял, как сирота, взявшись за ручки спортивной сумки двумя руками. Маша махнула ему и развернувшись, пошла вперед. У нее даже не было сомнения, что дверь откроется перед ней. Было ощущение, будто кто-то подталкивает в спину. Так бывает в ветреную погоду, когда повернешься к ветру спиной, и почти бежишь. Пройдя полсотни метров она обернулась — Сереги не было. Маша подобрала длинный подол рубашки и зашагала знакомым путем к городу.

Здесь тоже заканчивалось лето. Маша устали и продрогла, босые ноги совсем заледенели, и она просто мечтала о толстых вязаных носках. Влажная трава шуршала, густые заросли, сквозь которые нужно было пробраться, обдали росой, окончательно измочив рубашку. Маша куталась в платок и стучала зубами так громко, что, казалось, стук было слышно по всей округе.

Она радостно встрепенулась, увидев очертания стены вокруг города, и прибавила шаг. Надеясь не попасться на глаза дозорным, Маша пробежала последние сто метров полусогнутой, и спряталась за высоким тыном. Осталось найти знакомый перелаз. Она пошла вдоль стены, стараясь не шуметь, внимательно присматривалась к очертаниям деревянного ограждения. Дойдя до нужного места, Маша вскинула глаза и оторопела. Стену починили. Причем починили так качественно, что никакой возможности взобраться у желающих не было. Растерявшись от неожиданности, Маша замерла, уставившись на следы свежей починки. Она запустила пальцы в волосы, растрепав и так изрядно потрепанные косы, помассировала голову. Что же делать?! Ходить вдоль стены в поисках способа перебраться было опасно, эта сторона хорошо просматривалась с башен. Маша прижалась ближе. Не хватало еще, чтобы ее тут поймали да быстренько казнили как шпиона какого-нибудь. Выбрав момент, она перебежала в соседнюю лесополосу, отделенную от стен города только широкой дорогой, разбитой вдребезги телегами и разного рода повозками. Она медленно брела туда, где, как ей помнилось, были городские ворота. Много разного люда проходит сквозь ворота ежедневно, может и ей повезет.

Топот копыт заставил обернуться, а в следующую секунду она, вскрикнув, отпрыгнула в сторону, и, не удержавшись, упала на обочину, больно ударившись бедром о торчащую из земли корягу. Человек на лошади оглушительно хохотал, лошадь беспокойно перебирала ногами, понимая, что может наступить на лежащую под копытами девушку. Маша зажмурилась, ожидая удара, но, его не последовало, зато она услышала скрип колес и тут же раздался женский крик:

— Мокша! Что ты творишь?! Господи, боже, ты же поранил эту девушку и напугал до полусмерти!

Маша ощутила прикосновение к предплечью, открыла глаза и увидела участливое лицо женщины, которая тут же принялась ощупывать ее, пытаясь понять, где травмы.

— Ты как, дочка? — женщина провела ей по голове, приглаживая растрепавшиеся волосы, — прости сына моего, он у нас баламошка, что в голову пришло, то и творит!

— Уйди! — прикрикнула она на сына, — помоги лучше отцу!

Женщина протянула Маше руку, и девушка встала, охнув, когда оперлась на ногу. Женщина посмотрела недоуменно, и всплеснула руками — рубашка на бедре была разорвала, а на том месте, куда воткнулся сучок, кровоточила рана.

— Мокша! — крикнула женщина, — ну-ка иди сюда!

Молодой мужчина, которого женщина звала Мокшей, уже спрыгнул с лошади, передал поводья беленькой девочке лет тринадцати, и пошел на зов матери. Он все еще улыбался, но, увидев, что натворил, убрал улыбку с лица, и даже выглядел виноватым.

— Давай, бери ее, да неси в повозку! — приказала мать, — аккуратно неси, глуподырый, не хватало, чтобы она у нас кровью истекла!

Мокша протянул к Маше руки, Маша посмотрела на него зло, Мокша не обратил внимания на сердитый взгляд, подхватил девушку и понес.

У повозки, крытой плотным тентом, стоял невысокий бородатый мужчина. Он тоже улыбался, видно ситуация казалась ему забавной. Мокша был похож на отца, только высок ростом и худ. Он усадил Машу на край повозки.

— Ну, идите оба, что уставились?! Мокша, иди, воды принеси! — скомандовала женщина, и мужчины нехотя ретировались. — Давай, дочка, показывай, что у тебя там случилось?

Женщина аккуратно подняла подол, обнажив Машины бедра, и заохала. Маша тоже вдруг испугалась — рана была небольшая, но явно глубокая, испачканная землей и все еще кровоточащая. Не хватало еще умереть здесь от заражения крови без антибиотиков. Хорошо, что мама, как дочь медработника, следила за своевременностью прививок, и Маша совсем недавно поставила прививку от столбняка. Но это сейчас мало утешало.

— Давай-ка промоем, — женщина суетилась, достала откуда-то горшочек темной глины, крепко завязанный сверху, налила из него в миску немного, добавила воды, которую, оказывается, везли тут же в двух больших бутылях, достала тонкие полоски ткани, и, намочив одну, начала аккуратно прочищать рану. Жидкость жглась, наверное, там было что-то спиртовое.

— Все будет хорошо, — негромко приговаривала женщина, — все заживет.

Маша шипела сквозь зубы от жжения и прикосновений, но терпела. Тщательно промыв, женщина еще раз осмотрела рану, потом отошла ненадолго, и вернулась с горстью листьев. Обложив рану, женщина туго забинтовала ногу. Маша оторопело смотрела на действия неожиданной целительницы. Она узнала листья — это был подорожник! Подорожник! Тот самый, который она в детстве лепила на содранные коленки. И теперь ей придется рассчитывать на то, чтобы подорожник залечил рваную рану.

— Одежка-то порвалась! — досадливо заметила женщина, — ну ничего, Дарёна поделится с тобой!

— Дарёнка! — крикнула женщина, — ну-кась, выгляни, чего притихла?

Из повозки выбралась та самая белокурая девочка, почти девушка. На руках она держала младенца, которому не было еще и полугода.

— Положи мальца, да поищи у себя рубаху для… — она осеклась и посмотрела на Машу. — Как зовут-то тебя?

Маша вдруг задумалась — а нужно ли ей сообщать каждому встречному-поперечному свое имя? Мало ли, кто это, может какие-нибудь разбойники, промышляющие на дорогах… Мужики эти странные, бессловесные, баба ими командует, а они подчиняются…