— Поцелуй меня, — бормочет она, глядя на мужчину. — Хотя бы ещё раз.

Наклонившись, он повинуется, его язык быстро проникает в её рот, вызывая стоны. Она закидывает свободную руку ему на шею, пытаясь прижать его к себе.

Когда он отстраняется, Гермиона чувствует, насколько слаба его решимость. Настолько, что она может разрушить её одним движением руки по его выпуклости. Она знает, что именно она обладает силой, несмотря на все сказки, которые рассказывают о магических существах.

Но она также знает, что он прав — не стоит бездумно ввязываться в это, независимо от того, чего на самом деле хочет её разгорячённое перьями либидо.

— Гермиона, — дышит он, произнося её имя как молитву. — Мне нужно идти.

С последним поцелуем она отпускает его, и он отступает назад, тут же принявшись застёгивать рубашку. Она чувствует свои набухшие губы, затвердевшие соски и мокрые трусики. И все ощущения обостряются, когда его глаза неотрывно смотрят на неё, пока он старательно пытается привести себя в порядок.

— Ужин в шесть? — предлагает она с дрожью в голосе.

— Я не против. Ты откроешь для меня свой камин?

Она ухмыляется и становится всё более уверенной в себе. Когда она соскальзывает со стола, он наблюдает за ней, изучая каждый дюйм её тела. Шагнув вперёд, Гермиона убирает его руку с пути и застёгивает последнюю пуговицу за него. Поднявшись на цыпочки, она приникает губами к его уху.

— Я открою для тебя нечто большее.

Прежде чем она успевает отстраниться и направиться к двери кабинета, его рука устремляется к её талии, обхватывает её и удерживает на месте.

— Ты играешь в опасную игру, Грейнджер.

Он поворачивает голову так, что они оказываются лицом к лицу, и снова целует её, заставляя пальцы её ног согнуться в туфлях, а колени ослабнуть.

— Я держусь из последних сил.

— Я ничего не могу с этим поделать. Я… ты мне нужен.

Его глаза закрываются, словно он безмолвно умоляет о терпении, о том, чтобы кто-то свыше укрепил его решимость. Гермиона пытается отстраниться, но он не позволяет ей. И он не дышит. Тишина сгущается, ей кажется, что стены смыкаются вокруг, и она готова поклясться, что слышит каждый удар собственного сердца в ушах.

Наконец Драко резко вдыхает, уткнувшись лицом в её волосы, и повторяет про себя:

— Мне нужно идти. Чёрт, мне действительно пора.

— Я знаю.

— С кем ты собираешься поговорить? — спрашивает он, всё ещё прижимаясь к ней.

Подняв ладонь вверх, она откидывает его волосы назад, проводя пальцами по платиновым прядям. Он откликается на её прикосновение и одновременно притягивает ближе, снова связывая их вместе.

— Я собираюсь заняться исследованиями. У меня полно книг…

— В них нет ни слова о мужчинах-вейлах, — перебивает он. — Тебе нужно поговорить с кем-нибудь.

— Если о мужчинах-вейлах ничего не написано, то откуда ты знаешь, что ты именно такой?

— Потому что я не первый в якобы чистой линии Малфой, — Гермиона слышит горечь в его тоне. — Тебе нужно поговорить с кем-то, кто связан брачными узами, Гермиона. Я серьёзно.

Её зубы впиваются в нижнюю губу, пока она думает.

— Я не знаю, связаны ли Билл и Флёр.

— Да, — отвечает Драко, — я знаю.

— Как? — спрашивает она, испытывая любопытство.

Она видит, как он пожимает плечами.

— Я не уверен, но чувствую. То же самое с оборотнями — другие волки могут определить, что пара связана.

— Значит, я должна поговорить с Биллом? Поскольку он партнёр Вейлы?

Он шумно дышит, глубоко вдыхая через нос, и она задумывается, что он чувствует. Её духи? Шампунь? Запах её возбуждения?

— Так будет лучше всего, — говорит он через мгновение, заставляя себя снова отстраниться. Его кулаки сжаты по бокам, и он отходит назад, кладя руку на дверную ручку, прежде чем она успевает возразить. — Если ты передумаешь насчёт завтра, пожалуйста, просто, — он вздыхает, и кожа на костяшках его пальцев краснеет ещё сильнее, — пришли мне сову. Я не смогу… не лично.

Гермиона хочет сказать, что не передумает, но не решается. Она только кивает и смотрит, как он поворачивается, чтобы поспешно скрыться. Не раз он останавливается, что заставляет её думать, что он собирается вернуться.

Но он не возвращается.

***

Она едва доживает до вечера.

С момента, как она покинула коттедж «Ракушка» после разговора с Биллом и Флёр, она думает только о Драко Малфое, и это сводит её с ума ещё больше, потому что теперь она знает без тени сомнения, что хочет его.

Что она нуждается в нём.

Что никто другой не сможет облегчить боль в её сердце.

Что она никогда не почувствует себя по-настоящему полноценной с другим волшебником.

Устраиваясь в постели и закрывая глаза, она прокручивает в голове события дня, видя каждое выражение лица Драко и его колебания, их жаркие поцелуи и лихорадочные ласки, его мускулистую спину.

И его крылья.

Она не прикасается к себе.

Нет, вместо этого она думает о том, как в мгновение ока поняла, что поцеловать его было правильно. Он был совершенством, именно тем, что ей необходимо, и не только для сексуальной разрядки.

Каким-то образом их поцелуи стали подтверждением всего того, о чём она не смела даже подумать, пока он не отметил наличие у него чувств к ней. И хотя она не услышала его признания, что-то глубоко внутри — какая-то духовная или интуитивная часть её самой, которую она всегда игнорировала — отправило её в свободное падение, и она знала, что Драко подхватит её прежде, чем она рухнет на землю.

Её разум бушевал часами, заставляя её метаться и ворочаться, пока она мысленно перебирала все возможные варианты развития событий, но её решимость только крепла, поддерживаемая всем тем, что Билл и Флёр сказали ей, когда она появилась на пороге их дома.

— Ничто не сравнится с этим, — сказал Билл, глядя на свою беременную жену глазами, полными любви. — Она ревнива и вспыльчива, но после того, как я встретил её, я понял, что никогда не смогу полюбить другую.

Гермиона рассмеялась.

— Такого я не испытала. Совсем нет.

— Я сразу же призналась Биллу в своём влечении.

Флёр улыбнулась, ещё больше озарив своё и без того сияющее лицо.

— Когда я впервые увидела его в Хогвартсе, то осознала, что хочу быть с ним. Ты не хуже меня знаешь, что Драко Малфой не смог бы признаться в этом.

— И вам было одиннадцать, когда вы познакомились, — добавил Билл. — Не восемнадцать и, в общем, почти тридцать.

Положив руку на колено мужа и сжав его, Флёр сказала:

— Ах, да. Такие пары нетипичны по нескольким причинам.

— Вы когда-нибудь встречали мужчину-вейлу? — спросила Гермиона, любопытствуя.

— Да, однажды. Они встречаются крайне редко, настолько, что сейчас о них слагают легенды. Именно поэтому осталось так мало чистокровных вейл-женщин. Даже те, кого ты видела на чемпионате мира, скорее всего, были лишь наполовину вейлами, а я — лишь на четверть, — она выдержала паузу, задумавшись. — Его мать — Нарцисса — она очень отличается от своих сестёр, не так ли?

Вспомнив дикие тёмные кудри Беллатрисы и подумав о внешности Андромеды, Гермиона кивнула.

— Почти у всей семьи Блэков тёмные волосы. У Сириуса глаза серые, но Беллатриса и Андромеда… Они брюнетки с карими глазами.

— Я слышала рассказ об английской ведьме, у которой был бурный роман с мужчиной-вейлой в деревне моей бабушки во Франции, — прокомментировала Флёр, многозначительно пошевелив бровями. — Интересно, была ли это её мать?

— И подумай о Люциусе — я могу представить, как мужчины, вроде его предков, берут в жёны вейлу и лгут о чистоте своей крови.

Гермиона тоже не удивилась бы этому.

— Он тебе снился, Гермиона? — спросил Билл.

Её щёки раскраснелись, разгорячённая кровь стремительно прилила к лицу. Не в силах говорить, она просто кивнула.

Флёр рассмеялась.

— Значит, вы оба смирились с влечением.

— Сначала я не видела его лица, — призналась Гермиона. — У мужчины из моих снов не было лица в первые несколько ночей. А потом у меня возникли трудности на работе, а я работаю в одном кабинете с Малфоем. Он беспокоился обо мне, — она вздохнула. — Я ушла рано утром в пятницу, и в следующем сне мужчина превратился в Драко, с крыльями и всем остальным.