Альфонс лёг на пол и закрыл морду лапами. Он всегда так делает, когда знает, что виноват.

— А? Я тебя спрашиваю.

На меня посмотрели абсолютно невинными тёмными глазами и заскулили. Типа: «Я же переживал, скучал…»

— Как тебе не стыдно, Афоня! Ты же знаешь, что нельзя есть со стола.

Пёс перестал скулить, зато тяжко вздохнул.

— Ну… и что мне с тобой теперь делать?

Завилял хвостом. Типа: «Простить, конечно».

Ну уж нет! По крайней мере не сразу.

— Ладно… Место!

Афоня поднялся и грустно посеменил к своей лежанке. Я же отправилась на кухню, достала из холодильника лоток с «мимозой» и пошла на диван под укоризненный взгляд Альфонса.

— Тебе не дам. И не проси. И так бы не дала, но теперь тем более.

Вновь тяжкий вздох. Я щёлкнула пультом, остановилась на каком-то из традиционных «Голубых огоньков», открыла лоток и принялась жевать «мимозу» под радостную праздничную попсу.

Мне было настолько не по себе, что я даже решила отложить звонок маме и бабушке до утра. Боялась, если начну говорить, они сразу поймут — «с ребёнком что-то не так».

Не так. Совершенно! В новогоднюю ночь вроде как случаются чудеса, но у меня получилось абсолютно неправильное чудо. И даже упрекать толком некого… Валить всё на соседа, конечно, можно, но я понимала — это будет неправдой. Он ведь меня не изнасиловал.

Неужели это развод так повлиял, и со мной случилось… хм… размягчение мозга?

Или что тогда?

У меня в принципе было не особенно много опыта в интимной жизни, и уж совершенно точно я не занималась сексом с незнакомыми парнями. Даже с малознакомыми. Да ёпсель мопсель, у меня, кроме мужа, был ещё только один половой партнёр, и прежде чем лечь в койку, я встречалась с ним почти полгода! И с трудом решилась на секс. А тут вдруг — бац!

Если это такие новогодние чудеса, то Дед Мороз явно что-то напутал. Это не чудеса, это умопомрачение какое-то.

Вилка ткнулась в дно лотка. Я опустила голову и с ужасом поняла, что слопала почти всё, даже не заметив этого. Ужас и кошмар! И так-то похудеть надо…

Я же слишком громко топаю, да-а-а!

Захлопнув крышку лотка и мстительно улыбнувшись, я вскочила с дивана и пошла на кухню за чаем, опуская ноги на пол с диким грохотом.

Вот так. Вот так тебе!!!

Андрей

Первым делом он набрал номер матери и долго поздравлял её с Новым годом, попутно уверяя, что ничего не случилось, просто глупо застрял в лифте. Мама, конечно, поохала, но постепенно успокоилась.

Потом к телефону подбежала Кариша, и Андрей минут пятнадцать слушал её восторженный щебет про ожидаемые от Деда Мороза подарки.

— Жалко, что ты не с нами! — вздохнула она в очередной раз, попрощалась и пошла спать. Карише было десять, и бодрствовать по полночи даже в Новый год ей не разрешалось.

Андрей положил трубку и, покосившись на так и не наряженную ёлку, поморщился.

Да, наверное, стоило забить на всё и приехать к матери с сестрой. Но он настолько устал и задолбался с этим ремонтом, что мечтал только об одном — выспаться. А не кататься в транспорте 31 декабря на другой конец города. Вот 1 января — другое дело, тогда на дорогах пусто и тихо…

Эгоистичный поступок, но Андрей и так мотался туда-сюда весь год. С тех пор, как в начале марта от инфаркта умер отец. Буквально за неделю до этого Андрей продал квартиру, в которой жил с Катей, и купил новую, и только собирался начать ремонт, как позвонила мама и, заливаясь слезами, сообщила, что отец умер по дороге в больницу.

Адский был год. Сначала оказалось не до ремонта, и Андрей фактически жил у мамы и сестры, путешествуя на работу в другой конец города. Потом, когда горе немного поутихло, он начал наведываться и в свою квартиру — спал на надувной кровати и потихоньку пытался делать ремонт. Однако полноценно руки дошли до этого только ближе к осени. И к концу декабря Андрей почувствовал себя рабом на галерах.

Пять дней в неделю, с девяти до шести, он пахал в офисе, пару раз по вечерам ездил к матери с сестрой, а всё остальное время тратил на ремонт. Поэтому и отказался от идеи ехать куда-либо 31 декабря — ощущал себя абсолютно разбитым. И мармышка, начавшая шутить над Андреем в лифте, только добавила масла в огонь…

Зря он так. Ведь она ему нравилась, давно нравилась, и можно было бы деликатнее… А получилось, мягко говоря, не очень.

Андрей прекрасно помнил день, когда увидел соседку впервые. Увидел — и застыл, любуясь.

Был май, и на футбольном поле во дворе соседнего дома расцвели сотни одуванчиков. Мармышка сидела на траве, окружённая ими со всех сторон, плела венок, а вокруг восторженно носился её пёс. Периодически она поднимала голову и, улыбаясь, чмокала губами, отчего пёс впадал в ещё больший восторг.

И ничего вроде особенного — обычная девушка, обычная дворняга, обыкновенные одуванчики. Но Андрей почему-то запомнил её и страшно обрадовался, увидев на следующий день в подъезде. Улыбнулся и громко сказал: «Здравствуйте!»

Мармышка мазнула по нему равнодушным взглядом, проигнорировав улыбку, которую другие девушки называли сногсшибательной, буркнула: «Здрасьте» и выбежала на улицу, утягиваемая туда своей собакой.

Было обидно. И в следующие два раза, когда Андрей здоровался с ней, а она спокойно пробегала мимо — тоже. И когда он встретил её вместе с другим парнем, тоже было обидно.

Казалось бы, радоваться надо — сегодня он ей наконец-то отомстил. Но радости почему-то не чувствовалось. Только неловкость, досада и желание повернуть время вспять.

Совсем он, что ли, спятил в этом лифте?

БУХ!

Андрей вздрогнул и покосился на потолок.

БАМ!

Что это?

БАХ!

Это она так… шагает?

БАЦ!

Точно, шагает. Специально топает, сразу чувствуется.

Может, ему тоже перфоратор врубить?

Хм… нет, пожалуй, не стоит. Если эти шаги слышит только он, то перфоратор услышит весь подъезд. Не хочется получить от кого-нибудь в глаз в первый же день Нового года.

БУХ!

Вот ведь… вредина!

Интересно, как её зовут…

Анна

Проснулась я от того, что Альфонс вылизывал мне лицо.

— Тьфу! Фоня, прекрати!

Он плюхнулся на попу и посмотрел на меня умоляющими глазами. Я достала мобильник из-под подушки и посмотрела на часы. Восемь утра. Первого января вставать в это время — почти неприлично.

— Нажрался вчера колбасы, вот теперь тебя и пучит, да? — пробурчала я, всё-таки вскакивая с кровати. Собачий хвост радостно застучал по ламинату. — Вот же прожорливое чудовище…

Чудовище проводило меня до ванной, громко цокая по полу когтями мне на радость. И ведь не замечала раньше этого звука, пока соседушка не ткнул пальцем…

Быстренько умылась, выпила йогурт, чтобы совсем уж пусто в желудке не было, оделась и поспешила на улицу.

Там было… не менее пусто, чем у меня в желудке до йогурта. Город будто бы вымер, и только многочисленные следы новогодней человеческой деятельности — то бишь, конфетти от хлопушек, фантики от петард и другая разнообразная мишура, — покрывала снег в местах наибольшего ночного скопления народа.

Альфонс принялся радостно скакать вокруг меня, чуть ли не вырывая поводок из рук, я чертыхалась и семенила за ним. Во дворе я его никогда не спускаю, мало ли? Исключение — футбольное поле рядом с соседним домом.

Туда мы и направились.

К моему искреннему удивлению, на поле оказался один собачник, мне доселе незнакомый. С ротвейлером.

Собака, увидев Альфонса, радостно завиляла хвостом, и мой дурачок тоже. Я наклонилась и выпустила Фоню на волю. Он тут же побежал вперёд, к своему новому другу. Или подружке?

Я взглянула на хозяина. Мужчина лет тридцати пяти-сорока, вроде бы трезвый.

— Доброе утро, — я покосилась на играющих собак: всё было в порядке. — С наступившим.

— И вас, — он кивнул. — Вы сегодня тоже работали?