Куста луннолистного сколки,

Бумажных собратьев его,

Берег, как реликт, – ничего

От них не осталось на полке.

То было благое письмо,

Виньетки в нем были лазурны,

В фамильное глянешь трюмо:

Лишь те же истлевшие урны.

Огонь белоснежный горит

Внутри усыпальницы веры,

Пред златом гробниц мессонит

Кровавые плачут химеры.

Не в трех ипостасях оне ль,

Не наши ли терни листают,

Вдыхая аттический хмель,

С валькирьями нощно летают.

Зимой ничего не спасла

Алекто, и в лунном накате

Парят надо мной без числа

Их гиблые черные рати.

Захочешь крови голубой

Испить рождественскою ночью,

Тогда возникну пред тобой,

Чтоб зрела призрака воочью.

Бери, бери скорей сосуд,

Давно засохла в нем отрава,

Кровавой лентой изумруд

Совился днесь и звезды справа.

Под мишурою наша ель

Теперь еще горит в Аиде,

И стал я ангелом ужель,

Пея псаломы аониде.

Ах, горько ангелам тлести

Меж небоцарственных зеленей,

Страстные кончились пути,

Сынкам не встать мертвым с коленей.

Субботы грезились и мне

Темней серебра у девятки,

Нельзя о Боге и вине

Солгать еще тебе хоть в святки.

А хорошо ли без меня

Свечельной кровью упиваться,

Хмелиться ею и, огня

Страшась, в черни собороваться.

Были те свечи извиты

Для ангелочков лепосмертных,

Алкала туне царя ты,

Божись и вин ищи десертных.

Пей тяжело из суремы

Шаров и чар за новоселье,

Иные призрачные тьмы

Явятся – будет вам веселье.

Во славу это питие,

Господь с тобой, когда святая,

Пускай на басмовом остье

Каждит макушка золотая.

Звон лиется, и темен Господний порог,

Мы и сами угольев черней,

Хоть кровавой слезою нагорный мурог

Изукрасим в тернице огней.

Много взяли у нищих земные князья –

Разве торбы от хлебных даров,

Будут яствия-хмель им, а после кутья,

Как явимся с монарших пиров.

Литании, Господе, теперь не звучат,

Днесь обходят провидцев судеб,

На пирушках солодные вина горчат

И черствеет владыческий хлеб.

По канавам лежали Твое ангелки,

Всех мы свили раскрасной тесьмой

И во траченый пурпур вплели васильки,

Чтоб не узрели Смерти самой.

Во десницах сквозь вечность несут

Всеблаженные стяги знамений,

Но и ангелы днесь не спасут,

Иоанн, зря мы ждем откровений.

Что еще и кому изречем,

Времена виноваты иные,

Богословов распяли зачем:

Силуэты их рдеют сквозные.

Сколь нельзя нас, возбранно спасать,

Буде ангели копия прячут,

Будем, Господи, мы угасать,

Детки мертвые мертвых оплачут.

Мировольных паси звонарей,

Колоколен верхи лицеванны

Черной кровию нищих царей,

Рая нет, а и сны ворованы.

Бросит ангел Господень письмо,

Преглядит меж терниц златоуста,

Музы сами тогда в яремо

Строф трехсложных загонят Прокруста.

А урочными были в миру

Золоченые смертью размеры,

Но Спаситель окончил игру,

Черны лотосов гасят без серы.

Речи выспренней туне алкать,

Нет блудниц, нет и мытарей чистых,

Оглашенных к литиям искать

Поздно в торжищах татей речистых.

Ах, литургика ночи темна,

То ли храмы горят, то ль хоромы,

Не хотим белояствий-вина,

Что, Господь, эти ангелы хромы.

Припадают на левую ость,

Колченогие точат ступницы

О мраморники, всякий ягмость

Им страшнее иродской вязницы.

Ныне бранные оры в чести,

Князь-диавол на скрипке играет,

Стоит в сторону взор отвести,

Струны смертная дрожь пробирает.

Челядь всех не должна остеречь,

Отпоют лишь псаломы торговки –

Полиется калечная речь

И успенье почтит четверговки.

Как узрят в нас величье одно,

Ото смерти блаженных пробудят

И за здравье излито вино

Разве кровию нашей подстудят.

Нас чужими рекли именами,

Всех лишь вера спасала одна,

И взнеслась чрез адницы пред нами

Во цветочках златая стена.

Может, райские это чертоги

О лазурных горят неводах,

Долго мы обивали пороги,

Сплошь они в раскровавых следах.

А нельзя за грехи нас приветить,

Надо звездами вечно успеть,

Дай, Господь, ангелочкам ответить,

Будем литии слушать иль петь.

Или молча стоять без ответа,

Хоть и раны зело глубоки,

Горней кровью сквозь огнь черноцвета

Память всех пусть блеснут васильки.