От неё уже воротит, мне хочется видеть Парну, если это мои последние мгновения. Я хочу ощущать рядом человека, который на время заставил почувствовать не таким куском говна, каким всегда был, а мужчиной — желанным и привлекательным.
Подарки от врагов опасны — приходит ко мне запоздалая мысль, имеющая к реальности самое прямое отношение. Кевин привёзнас сюда, в Вевак, — тоже кстати, тот ещё пример благодетели! — косвенносвёл нас вместе, косвенновёл к такому исходу, в котором я рискну всем ради этого подарка… Интересно, почему она сделала для меня исключение? Я не был в её вкусе: староват, нагловат, надменен, имею преступное прошлое, задирист и своенравен. Она всё разузнала обо мне за короткое знакомство и однозначно бы никогда не завела отношения теплее ледяных с подобными типами: за карьеру насмотрелась на засранцев вдоволь, чтобы впредь приглядываться только к особам женского пола или какими-нибудь церковным святошам. По крайней мере, мне так показалось из её отнюдь не восторженных откликов о крутящихся рядом воздыхателях. Я влюбился в самую «шипастую чёрную розу».
Ответ приходит спустя время. Ей нравилось моё внимание, попытки ухаживания, приставания — по началу. То, что я ей интересовался, хотел — и не только поцеловать, — мечтал о ней. С моей стороны всё было настолько неприкрыто, что её это забавляло. Возможно, она не дала мне шанс, не проявила ответную симпатию, а использовала, как делаетэто уверенная в себе девушка, и, думаю, однозначно не почувствует никакой вины. Жар порождает череду бредовых предположений. В худшие моменты моей жизни она до сих пор наводняет разум, отравляет его своим присутствием, смеётся надо мной и вытирает ноги. Она поселяется во мне, терзает и рвёт, как эта рана. Физическая и моральная боль соприкасаются, объединяются. Посреди моря, под холодным дождём, я горю. Мне видятся образы. Не явные, не существующие, но такие реальные, осязаемые и желанные.
Ночью, близ Бриллиантовых бунгало, я сижу на помосте свесив ноги и наблюдаю, как в воде подо мной плещется Парна. Смывае пот, грязь и чужую кровь. Она вызывающе голая, пленительная.
Волны врезаются в борт катера, качка усиливается, и в рану будто попадает ещё одна пуля, вулкан боли извергается, заливая жаром тело.
В оранжевом закате на лодке мы плывём через густые джунгли, но мотор глохнет, оставляя нас в неловком положении наедине друг с другом, посреди неширокой грязной реки. Парна быстро смекает чем стоит заняться, медленно снимая платье.
Новая порция тряпок и ободряющих криков: «держись, мы спасём тебя, ты справишься». В разном порядке, и разной громкости от одного и того же человека. Только проклятая Йерема молчит, ради которой мы через столько прошли, сидит на отдалении, испуганная. Ненавидеть не хватает сил, глаза застилает новое видение, заставив потянуть лёгкую улыбку.
Я моюсь перед раковиной в просторной комнате общественного туалета с оголённым торсом. Благодаря зажжёным восковым свечам я вижу своё отражение, а значит и раны с грязью, полученные в многочисленных схватках с заражёнными. Где-то сбоку резко открывается дверь (скорее всего, в фантазии вмешивается скрип катера), она сбивает с толку, и от испуга я роняю мочалку. Парна неслышно подходит, поднимает её и проводит ею по моей груди, игриво выжав оставшуюся воду в оттопыренные пальцем шорты. Я мгновенно возбуждаюсь.
Становится трудно держать себя в сознании, хочется спать, хочется ощущения мягкой постели и тепла одеяла. Крики мешают сосредоточиться.
Она стягивает меня снизу за ногу к себе. Я падаю и барахтаюсь в воде, кашляю, а она заливается смехом. Я с силой обнимаю её и жадно целую.
После того, как она освобождается от нижнего белья и выкидывает в речку, начинает неспешно раздевать меня. Мне холодно, но не подаю виду.
Намеренно царапает мне спину и хватает за руку, ведя за собой по тёмным комнатам. На белом балконе, выполненном в римском стиле, она включает магнитофон.
Кровь уже не течёт. Сердце работает тихо и почти неосязаемо, голова становится ватной. Подражать живому трудно. Лучше тонуть в сновидениях.
По очереди забираемся на лестницу к бунгало и занимаем кровать на всю ночь. Она прыгает на меня ещё на полпути. С ней мокро и жарко.
Воздух вокруг не такой горячий как днём. На сидениях лодки нам неудобно, но мы двигаемся навстречу друг другу. Поцелуи и объятия спасают от вечерней прохлады.
Зажигает тряпку и кидает молотов в образовавшуюся толпу на улице далеко внизу и слишком откровенно улыбается. Она выпила. Такая доступная и желанная. Не медля ни секунды, пользуюсь ситуацией, чтобы овладеть ей прямо здесь
Рана всё чаще напоминает о себе, каждую секунду, если быть точнее. Всё более настойчиво, что-ли, — как бы правильно слово подобрать? — досаждает, мучит. Мне начинается казаться, что Мэй не спасёт меня, как бы ни убеждала в обратном. Никто не спасёт. Обычно я оптимистичен, но сейчас мне не верится в успех. Боль — главный спонсор утраты моей веры, помеха трезвомыслию. Я похоже сбрендил.
Как же так, Картер?! Ты без боли не обходился, она была по жизни всегда. Ты же помнишь все ушибы, ссадины, сотрясения и переломы на играх или на поле битвы, неважно? Помнишь, как жаловался, что тебе мало, и ты стал искать новые ощущения, жаждал вернуть адреналин, помутнение в глазах, онемение или резь?! Всё вместе. Казалось, что ты ко всему привык. Но тут на глаза как раз попалась новость о гонщиках, сумасшедших ребятах, ставящих себе целью не разбиться на сложнейших городских и загородных трассах, и задача эта была чаще невыполнимой. Ты составил их ряды или они отвергли такого новичка как ты, припоминаешь? Ты разве не вылетал через лобовое стекло, не смотрел на расцарапанные локти и не заливался смехом?! Может, это всего лишь твоё воображение. Ты не останавливался бредить. Те чудаки давно бы погибли, если бы продолжали заниматься тем, чему посвятили жизнь. И ты вслед за ними. Не веришь? Что ж, у тебя остались воспоминания об одной любопытной паре, Кэти Джексон и Рэй Картер[6], и, всё у них, на твой взгляд, было замечательно. Хочешь знать, будет ли всё хорошо у тебя, Картер, с твоей Джексон?
Всё, что у тебя остаётся, так это мечты. Отдыхай.
_________________________________________________________________________
[1] Акроним — устрашающий акт (англ. terror — ужас, устрашение и act — действие).
[2] Или Морус. В греческой мифологии существо надвигающейся гибели (др.-греч. Μόρος, — погибель, возмездие).
[3] В Китае на официальных церемониях к женщинам принято обращаться «госпожа» следом после фамилии.
[4] Также «Длинный кулак» — общее название стилей ушу. Они ведут бой на дальней дистанции, используя как стремительные перемещения по принципу «один шаг — один удар», так и сочетания ударов рук и ног, с частой сменой уровней атаки и высоты стойки. Широко применяются удары ногой в прыжке.
[5] В США и Канаде употребляется термин соккер, так как футболом называют американский футбол и канадский футбол (англ. soccer сокращ. от association football с добавлением суффикса -er)
[6] Персонажи гоночной серии «FlatOut2» разработанные финской студией «Bugbear». В данном случае я ссылаюсь на другое своё, связанное миром с этим, творение, где эти персонажи вступили в романтические отношения.
========== Выбор стороны ==========
Погода, словно получив желаемые жертвы, успокаивается. Моторная тёмно-синяя лодка, под стать волнам за бортом, вгрызается в толщу воды, пробираясь к кораблям военных, застывших на горизонте плоскими вырезанными картинками. Путь моторки пролегает далеко правее яхты, опасно близко подплывшей к береговой линии и едва не застрявшей на отмели. Отзывчивая Сянь Мэй, отчаянно поддерживающая в сознании раненого, возможно даже не замечает мужчину, перегнувшегося через высокий борт на верхней палубе и сжимающего в руках нечто похожее на пистолет. Йереме кажется, что он собирается выстрелить, и её сердце замирает. Как тогда, когда выпущенные на волю металлические цилиндры забрали жизнь одного человека, поставившего своей целью доставить её в Организацию, и тяжело ранили другого, пришедшего вызволить её из плена. Но шума не последовало, как и убийств. Духи и вправду достаточно насладились случившимся. Тот мужчина спустя долгие секунды исчезает из видимости, поворачивает яхту и уплывает в ту же сторону, в которую её по пляжу когда-то, целую жизнь назад, волок Кевин. Или Харон. Йерема пока не определилась с тем, кем он стал для неё за это короткое однодневное знакомство. Он был законопреступником, которого убили по его заслугам. Парна убила, считавшая его жизнь не ценнее — земляного червя, но Йерема не думает, что её самосуд оправдан. Не считает её доводы верными. Кевин говорил о себе совершенно другое.
