Парна нашла себе подходящего соперника, достойного, способного ранить её. На меньшее для этой женщины я даже не рассчитывал. Кто такие худенькая девушка с завязанными руками, ползучий мутант, громадная и жирная бабёха или огнемётчик по сравнению с международным опасным законоотступником, легкомысленно засветившимся для всего мира и имеющим за спиной длинный список злодеяний? Правильно, никто.

— Даже не пытайся что-то сказать, преступная гнида, — ледяным голосом произносит Парна, освобождая из патронника первую гильзу. Пуля устремляется в середину груди, заставив Харона дёрнуться. Громко и прерывисто застонав, он начинает часто дышать, когда втораяпуля вонзается рядом, в его сердце. Он затихает, а Йерема жмурится и роняет вторую слезу, едва слышно всхлипывая. — Надеюсь, ты попадёшь в место более жуткое, чем Ад, потому как везти тебя туда уже некому.

Последние обрывки фраз её едва слышно, когда вокруг происходит череда событий, запущенных будто по цепной реакции после смерти Кевина. Заворожённые дракой и её исходом, Сянь Мэй и Йерема не сразу реагируют на ранение Логана, а Сэм — на подоспевающих спасателей Харона. Азиат с коротким хвостиком на макушке, будучи немного настороженным выстрелами, вскрикивает:

— Кароно, вы в порядке? — успевает он спросить, поднимаясь по невысокой лестнице, когда Сэм подбирает пистолет, изъятый можно сказать навсегда Парной, застреливает того в грудину. Рядом слышится возбуждённый громкий ропот и крик на незнакомом языке, во время которого женщина, избавившая мир от опасного злодея — по её мнению — командует всем в комнате:

— Прячьтесь за досками!

Очередь из пистолета-пулемёта с лёгкостью прошивает некрепкие бамбуковые стенки хижины на уровне пояса. Пять человек с разворошенными последними событиями душами, смиренно прижатые к полу, избегают казни отчаявшегося стрелка. Когда магазин недруга опустел, Парна подползает поближе к дверному проёму, заваленному досками, и поясняет:

— Твой Харон мертвее динозавров, и ты будешь следующим! Если ты, конечно, вообще понимаешь меня.

Ответом доносится лишь раздражённое рычание, но это не помогает определить врага. Затем он пополняет боезапас, судя по механическим щелчкам, но стрелять вновь не спешит. Парна поворачивается и поднимает руку в жесте, призывающем замолчать, и все слушаются. Только потерявший много крови Логан в окружении обеспокоенных девушек трудно дышит, чем и привлекает Парну. Именно сейчас она замечает его состояние, и её нижние веки начинают сокращаться. Она поджимает губы и понимает, что медлить с принятием решения нельзя: на счету минуты, в течение которых жизнь мужчины, к кому питает если не влюблённость, то симпатию, стремительно покинет его.

Неожиданный возглас наполняет округу. Английский язык с ярко различимым акцентом местных жителей:

— Что здесь происьходит?

И Парна понимает, что сейчас её выход.

— Сэм, прикрой меня! — Не дожидаясь его реакции, женщина выпрыгивает из укрытия и бегает ищущим взглядом по открывающейся пляжной местности. Рядом — никого, чуть дальше — несколько перевёрнутых плоскодонок, совсем вдалеке — четырёхместная лодка неприятелей, на которой они прибыли за Хароном. «Рычащего спасателя» не видно. Парна переводит взгляд направо, на здешних полицейских, прячущихся за разросшейся растительностью араукарий и саговых пальм, и жестом свободной руки обращается к ним, предупреждая о наличии врага. В следующую секунду за лодками выскакивает ещё один азиат, на этот раз коротко постриженный, и вскидывает свой пистолет-пулемёт, целясь в Парну. Реакция её не подводит: она припадает на песок, наводя оружие на него в ответ.

Выстрелы наполняют округу смесью громыхающих отвратительных звуков, вновь забирающие жизнь живого человека. Сложно определить, чья пуля поставила решающую точку в судьбе азиата: навыки стрельбы каждого позволили попасть по нарушителю спокойствия. Неважно кем он был, важно то, сколько ещё багрянца прольётся на эти земли, и так изрядно пострадавшей от различных катаклизмов: бури, бешеных мертвецов, сошедших с ума полицейских и перестрелок с преступниками. Сколько крови ещё впитает в себя этот несчастный красный остров? Сейчас он не отличим от Баноя.

Мелкий дождик смачивает порезанное ножом в поединке плечо Парны, она роняет на мокрый песок пистолет и в сдающемся жесте поднимает ладони. Полицейские недоверчиво обращаются к ней:

— Мы слишали вистрелы. Вы не расскажете нам, что здесь произёшло? — насторожённость в голосе быстро пропадает, когда сотрудники правоохраны, очевидно из тех, кто не трусливо прятался в подвале участка, оценивают порез. — Вам нюжна помощь?

Парна благодарит их за понимание поворачивает голову в сторону хижины, повествуя обо всём, во что им предстояло ввязаться. Получившие указания стражи правопорядка, готовые оказать содействие, устремляются к домику. Внутри него тем временем, стараясь не замечать окружающие опасности, Йерема, косясь на мёртвого Кевина, усиленно рвёт на части медицинский халат, чтобы обеспечивать Сянь Мэй чистыми тряпками, пока та с расстроенным видом прижимает огнестрельное ранение. Усилия обеих ничтожны перед надвигающейся смертью. Побледневший и обессилевший Логан только и жаждет, чтобы боль прекратилась.

Парна наблюдает издалека за тем, как раненого вытаскивают под руку двое темнокожих полицейских во главе с хромающей Мэй и относят к лодке, которая, в их случае, способна принять на борт троих. Думать над тем, кто отправится за медицинской и не только помощью к военным, долго не приходится (вот так фунт, большинство больничных сотрудников пали перед вирусом, когда как меньшинство скрывается по городу!). Сэмюэль тяжело передвигает ногами вслед за группой и отходит поближе к Парне, робко кладёт руку на плечо и сочувственно глядит в потерявшие блеск янтарные глаза, затуманенные не то скопившейся яростью, не то скорбью.

— Он выкарабкается, — не веря собственным словам, мямлит он. Она зажимает плечо и упрямо молчит.

Время полдень, а сил и возможности ощутить что-либо — свежий воздух, радость и облегчение от завершившегося конфликта, предчувствия окончания всех ужасов и начала умиротворённого спокойствия — не находится ни в ком. Эти несколько дней на поверку вышли долгим и утомительным промежуточным этапом в жизни каждого.

Йерема выходит из домика последней, в небрежно накинутой влажной и холодной мужской рубашке, она будто вынужденно плетётся за печальной процессией. На лице её та же тоска, которую испытывала, будучи замурованной в гробнице предков. Она осознаёт опасность принятия столь пассивного решения, всю его ошибочность и трагичность, но не имеет возможности обернуть время вспять, чтобы попытаться всё исправить. Железным холодным лезвием у горла это событие будет напоминать всю жизнь о мужчинах, судьбы которых изменило её бездействие.

— Иди с ними. Там безопасно. Военные не знают о твоей природе и не навредят тебе. Когда муссон немного успокоится, я сразу приплыву, не волнуйся, — Парна не даёт ответить грустной папуаске, ставшей не то подругой, не то кем-то ближе, целует в щёку и нежно обнимает. Йерема всё равно не находит сил вымолвить и слово. Покорно поддаётся и следует к лодке, уже обращённой к неспокойному морю стараниями Вевакских полицейских и подсаживается к двум другим пассажирам.

— Мне приходилось управлять такой, — успокаивает она взволнованную Сянь Мэй, силы которой иссякают из-за долгих попыток остановить кровотечение, и заводит мотор, негромким рёвом сопровождающий их на пути к военным, медикам, а значит, и спасению.

В области раны образуется вихрь: он крутит, саднит и горчит, игнорирует мои мольбы прекратить, гонит кровь наружу, освобождает место для смерти. Мэй застревает перед взором: со всей силы прикладывает руками к огнестрельной жуткой на вид — я смотрел — дыре в животе какие-то тонкие салфетки, не унимается, постоянно вторит одно и то же, непонятное и тем самым пугающее:

— Тромбёбразование не наступает, плёхая свёртываемость, травматический отёк затянулся… — старается шептать она, но у паники свой минимум громкости.