— Вы?.. — захлёбывается он. — Вы же не можете говорить такое всерьёз? Не так ли? — Мы переглядываемся.
— Поверь нам. Мы с Баноя, если тебе это о чём-то говорит. Так что выбирай: хочешь, чтобы мы позаботились о тебе, или — неотвратимая и невыносимая боль, какая со временем превратит в одного из этих чудовищ, — предложила выбор Парна, бесстрастная как всегда. Ну, почти всегда.
— Но… как человеку смириться с таким? — Мотает головой в растерянности. — Оставьте тогда мне, пожалуйста, ваше оружие, чтобы я…
— Ми спешим, и оружие ням горазьдо нужнее, — один из немногих моментов на моей памяти, когда Мэй отказывает помочь страждущим. Глядя в её потухшие узкие глаза, понимаю, это даётся ей нелегко. — Деляй вибор, и мы уходим.
— Да, не обессудь, мы очень заняты! — вставляю и я свою пару центов.
— Хорошо! Хорошо! Сделайте это… — Он жмурится и опускает голову к мокрой лужайке, принимаясь тихо читать молитву, вроде на испанском. Её прерывает пистолетная пуля, не воспроизводя видимого впечатления сочувствия в стрелявшей.
Не знаю, каким Богам ты пробовал молиться, парень, но здешние давно оставили надежды помочь Новой Гвинее. Кто и может разобраться со всем этим, так это только мы, а мы, как известно, далеко не святые.
— Пляж — следующим поворотом направо. Двигаемся с удвоенной скоростью. Сможешь идти быстро, Сянь Мэй?
— Да, я постараюсь. Всё благодаря удёбной обуви.
— Но я всё равно поддержу тебя, даже если ты будешь против, — голосом ласковым, почти пластичным, что его можно помять в ладонях, произносит Сэмюэль. Неужели я был с ней таким же обходительным? Мэй благодарно кивает ему, и они снова становятся сиамскими близнецами, сросшимися где-то в районе торса.
Мягкий оливковый газон парка выводит на мощёную камнем дорожку улицы, но мы торопливо покидаем твёрдую почву ради мокрого, почти студёного, песка. Я и Парна без лишних сомнений перелезаем через низкое металлическое ограждение, отделяющее прибрежную тропу с рыбацкими хижинами и домишками, построенными из местных природных материалов, от береговой линии. «Близнецы» остаются чуть выше уровня моря из-за несамостоятельности Мэй: передвижение по мокрому песку затруднительно, а в её случае ещё и усугубит травму.
Вдалеке, за пальмами, на синем горизонте, виднеются схематичные тёмные силуэты военных кораблей. Отправленных лодок с помощью пока не видно. Вероятно, это и правильно, что с незамеченной ранее и упущенной угрозой — Кевин, я о тебе — мы расправимся сами. Вероятно. Себя в этом ещё стоит хорошенько убедить.
Чуть выше открывается простор, роскошный, неограниченный, не охватываемый взглядом, даже если крутить головой как сова. Небо в Веваке не поддаётся описанию, оно не просто серо-ватное или голубо-перистое, оно словно с солнечным просветом надежды висит над городом, увеличивая его маленькие размеры в несколько раз. Я думал, что влюбился в синеву Галвестона[7], но в здешней — есть нечто притягательное, успокаивающее. Задумываюсь над тем, что оно-то видит всё и всех, а вопрошающих оглушает громом, смысл которого не слишком-то понятен обычным людям. В таком случае, где же найти более сговорчивого свидетеля, а?
Решаем идти параллельно друг другу, внимательно изучая местность: Сэмми и мисс Мэй проверяют и по возможности входят в каждую встреченную хибару с треугольной крышей (как их ещё ветром не разметало?!), надеясь обнаружить преступника с подругой. Дома либо пусты, либо заперты: внутри тихо. Какова вероятность того, что мы их пропустим? Он же не какой-то там придурок, чтобы остановиться на видном месте, а вламываться во внутренние помещения само по себе кажется аморальным и уголовным. Вооружённый разбой и незаконное проникновение в частную собственность… ох. Какие Парна вообще возлагает надежды на успех в поисках?
Поражает действенность сообщения из громкоговорителей. Казалось бы, оповестили жителей спустя приблизительно два или три часа после начала безумия, но они вовремя отвлеклись от своих рутинных дел и заперли дома; или бросились в места, обозначенные как более безопасные, чем их жилище; или доблестные полицейские отряды помогли им найти убежище. В Морсби всё обстояло иначе: монахиня своими сообщениями привлекла не так много народу, несмотря на наши старания с включением вещательных приборов! Эх… Там ситуация была гораздо серьёзнее и не оставляла шансов найти уцелевших, а в подобной — когда каждая прошедшая минута уносит чью-то жизнь под гнусные рычания, хочется поскорее покончить с вевакским бардаком.
Вижу перед собой группу обращённых рядом с невзрачным худощавым чучелом, слабо походящим на человека, и во мне нарастает гнев. Стремлюсь к ним, пока любимая находит собственных врагов, скашивая их пулями. Закреплённые на поясе ножи идут в ход и разят банду нежити во главе с чучелом в грудные клетки, шеи и головы, застревая и оставляя глубокие раны в мяклых телах. Когда трачу весь арсенал, инстинкт заставляет отпрыгнуть в сторону — рядом проносятся две искривлённые человеческие кости и падают на песок. Воздействие это производит скорее психологическое, нежели травматическое: скорость их полёта слишком мала, чтобы ранить. Я бы даже ушиба не получил! Но откуда они? Решаю рассмотреть поближе поражённые тела и попутно собрать метательные ножи. Одно лежащее на спине ещё дёргается: то самое чучело с аккуратными, открытыми округлыми ранами на месте рёбер. Очевидно, растратив свой «метательный запас», мутант лишился костной опоры и свалился наземь. Печальный экземпляр. То, каким образом вирус меняет людей кажется просто омерзительным. Почему он вызывает такие сильные мутации в организме? Многие стали обычными ходячими с зубами и когтями в качестве оружия, вполне безобидные, если сравнить с другими особями. Ох, к дьяволу эти гнусные размышления, где им самое место…
Ритмичная монотонная прогулка по безлюдному и — слава небесам! — беззаражённому пляжу начинает надоедать. Отдалённо окружение напомнило мне книгу, прочитанную ещё в подростковые годы (весь цикл писателя, конечно, отменный и динамичный), где львиную долю повествования занимал пляж. Бесконечный и одинаковый, как этот. Хорошо, что в нашем мире нет ужасных омаров. Ургх! Зато хватает заживо съедающих людоедов. Бррр! Дождь нахально отвлекает от погружения в мысли чуть приятнее реальности.
Парне, как бывшей полицейской, должно быть известно о разрушительных свойствах погоды: некоторые улики и следы легко смываются. Тогда что она пытается найти?
И вдруг, как будто бы в противовес моим скептическим рассуждениям, находим свежий труп.
— Будьосторожен с этим. — Кивает она. — Он может внезапно напасть.
Я вздрогнул. Со своими словами осторожнее, ты же молчала всю дорогу! Впрочем я прислушиваюсь к совету и с опаской приближаюсь к едва ли мёртвому. Почему едва ли, спросите вы? Потому как вы вряд ли бродили по закоулкам многократно проклятого Морсби и отдирали от своих шорт и юбок (слава небесам и тупоголовости заражённых, что одежды, а не кожи!) присосавшихся лежачих. Вы не овиделись. В рядах бродяг, бегунов, громил, жирдяев, самоубийц, психов и мясников встречались и паскудные лежачие, ожидающие, пока вы приблизитесь на расстояние укуса. И если находкой Парны окажется таким, предостережение держаться подальше — не лишнее. Ни на первый взгляд, ни на второй — он не проявляет признаков, какие отличают его от обычного трупа. Ни дёргается, ни тихо мычит. В таком мире подобное странно. Я хочу обратно в свой, не в тот, который навязал наш дружок Кевин.
— Смотри. — Переворачивает Парна руками тело с осторожностью. — Был подстрелен будучи живым. По моим соображениям, дело рук Харона, — довольно празднично замечает она и находит в песке автомат, по всей видимости, ранее принадлежащий полицейскому. — Сучонок лишил нас боеприпасов, ха. Мы на правильном пути.
Тут же перед взором появляется чёрно-белый тандем друзей. Я не их цвет кожи имею в виду. Образ «Инь и Ян» недвусмысленно приходит в голову, символизируя бесконечную борьбу светлого и тёмного, позитивного и негативного. Противоположностей. Не может быть никакой «окончательной победы» одного над другим, нет ничего окончательного, нет конца как такового. Только хренов баланс между ними.