Мне в лицо ударил яркий свет фонарика, я мотнул головой и вяло заслонился ладонью. Крюгер? Мне послышалось?..
— О да, — раздался знакомый ледяной голос. — Ещё как забираем.
Мутная пелена развеялась, свет фонаря направился в другую сторону, и я разглядел перед собой нескольких полицейских. Одни вытряхивали из карманов хихикающего Роба желтые капсулки, кто-то шмонал сумку Адель, а чуть поодаль на это все действо, скрестив руки, хмуро взирал сержант полиции Фридрих Крюгер.
====== Глава 3 ======
Меня, Адель, Роберта, Дэнни и ещё нескольких человек затолкали в полицейский фургон и повезли в участок. По дороге все более менее протрезвели, а Роберт так вообще, едва осознав, где находится, принялся бить телефоном в решётку и кричать:
— Вы не имеете права! Знаете, кто мой отец? А его отец — Сенатор! Знаете, а? Сейчас позвоню и вы все вылетите с работы!
Офицеры угрюмо огрызались из кабины, Адель возмущённо сопела из угла, а Дэниел сидел с поникшей головой и тихо причитал: «Отец меня убьёт, убьёт…»
Я же, уверенный, что оказался здесь по ошибке, был относительно спокоен и бесстрастно взирал на происходящее со скамьи фургона. В конце концов, в чем моя вина? В том, что после пары бокалов уснул в клубе? Сильно сомневаюсь, что это повод для ареста. Сейчас проверят мою личность, да и отпустят… А я уж попробую замолвить словечко за этого дурака Дэнни: главное, чтобы тот не успел ничего попробовать!
Когда два часа спустя меня, как мешок с картошкой, забросили в допросную камеру, предварительно взяв анализ крови на токсины, я уже не был в этом так уверен. Громко звякнул замок, и я остался в темном помещении один напротив стола с направленной мне в лицо одинокой лампой.
— Какого хрена вообще?.. — спросил я у звенящей пустоты. В ту же секунду снова щелкнул замок, дверь распахнулась, и в камеру влетел сержант Крюгер. Один. В этот самый момент я вновь ощутил дикую слабость и жар, ноги снова меня подвели, и я приземлился на жёсткий табурет у стола.
— Имя, фамилия, год рождения! — рявкнул он, швыряя на стол папку с какими-то бланками.
— Сержант Крюгер, вы чего? — сдавленно вопросил я. — За что я задержан?
— Молчать! Вопросы тут задаю я. Имя!
— Вы сказали молчать.
Он так на меня зыркнул, что я прикусил язык.
— Майер, Алиссен. Сорок т-третий.
— Национальность! Место работы! — он не шутил. Это был настоящий допрос.
— Мать — немка. Отец — не знаю. Работаю… С-сука, здесь я работаю! — я начинал паниковать. — Причину задержания назовите!
— Давно это употребляешь? Где взяли? Кто дилер?
Крюгер кинул на стол передо мной пакетик с маленькими желтыми капсулами — теми самыми, что приняли ребята в клубе.
— Я не… Я никогда это не пробовал.
— Да ну? — почти ласково спросил он, выгнув брови. Глаза же при этом сверкали холодной ненавистью.
— У кого это изъяли, у того и спрашивайте. — Я тут причём? — с отвращением сказал я. Какой же он огромный по сравнению со мной. Грубая бандитская рожа, бесцветные глаза, некрасивый шрам на щеке. На шее вздулась вена, словно он изо всех сил держит себя в руках, чтобы… Чтобы что? Не прибить меня?
— У твоих сраных дружков, — сухо бросил сержант после десятисекундной паузы, — большие родственники. Папаши приехали и забрали своих выродков, погрозив нам пальчиком. А вот тебе не повезло — то ли про тебя забыли, то ли тебе папик не достался — вот и будешь отвечать за них. Повторяю вопрос: где взяли эту дрянь, у кого?
— Да не знаю я! Выпил пару стаканов, потанцевал, мне предложили эту хрень — я отказался…
— «Все курили, а я рядом стоял», так? Тогда почему ты, мразь, на ногах не держался при задержании? — он так грохнул кулаком по столу, что я подпрыгнул на своём табурете.
К горлу подступил неприятный ком. Я не знал, что ему отвечать. Я не понимал, что от меня хотят и как вообще выбираться из этого дерьма. Это все происходило словно не со мной. Казалось, что ещё чуть-чуть, и я разревусь как девчонка — от несправедливости и немного от страха. А ещё от того, что мой организм, кажется, сходил с ума: мне было чертовски хреново и гадостно, и при этом я осознавал, что нереально возбужден.
— Плохо себя чувствовал, — хрипло сказал я. Как же убого это звучало. — Фритц. Я знаю, что не нравлюсь тебе…
— Не нравишься — это ты себе польстил. Я ненавижу таких, как ты и твои приятели, — прошипел он. — Вы — паразиты. Богатые ублюдки, которые считают, что им все можно. Для которых не существует порядка, морали — ничего. Только бабки, которыми вы отмахиваетесь от нас и от закона. Ты знаешь, сколько сил было потрачено на то, чтобы не допустить поставок наркоты на Винтерру? Сколько людей отдало жизнь за то, чтобы граждане не травились всякой химией, как на Земле! Вы платите бешеные деньги за то, чтобы сюда уехать, а потом устраиваете здесь такой же рассадник…
— Ты ошибаешься, — севшим голосом перебил его я. — У меня нет денег. Я приехал сюда трудиться так же, как и ты…
— А в космопорт за тобой совершенно случайно приехала Сенатская машина, да? — вкрадчиво осведомился он. — Хватит ВРАТЬ!
При этих словах он вскочил с места, пинком отодвинул от себя стул, обошёл стол и угрожающе навис надо мной, обдав терпким ароматом мужского парфюма и жаром своего тела.
Я инстинктивно зажмурился в ожидании удара.
Очнулся я в крайне неудобном положении, съёжившись в кресле собственного кабинета. Едва пошевелились, застонал от боли и кулем свалился прямо на пол. Руки и ноги затекли, тело саднило и ломило, пустой желудок сводило от голода. Отчаянно хотелось пить. Я кое-как встал на ноги, не без труда выпрямился. Морщась от света, выглянул в окно, но офис был пуст. Откуда-то из глубины сознания выплыло, что сегодня, вероятно, суббота — оттого и нет людей. А я что здесь забыл?..
Я выполз из кабинета и бросился к автомату с водой. Залпом выпил один стакан, налил второй… А затем разглядел собственное отражение в зеркале позади автомата и едва не поперхнулся. Черт возьми, я был похож на пугало: взлохмаченные волосы свисали неровными прядями, лицо было бледным и осунувшимся, вокруг глаз — темные размазанные пятна от карандаша, футболка надета наизнанку, ширинка расстегнута… Поморщившись, повертел головой и обнаружил, что левая сторона шеи покрыта безобразными багровыми пятнами. Я оттянул футболку и увидел, что засосы (а это были именно они) спускаются ниже, к плечам и ключице.
Дрожащими руками я поставил стакан в мойку, оперся о неё руками и зажмурился. Воспоминания о вчерашней ночи — эпизодические, туманные, словно в горячке, вяло просачивались в воспалённый мозг.
Яркий свет лампы ослепляет даже сквозь зажмуренные веки. Я замер в ожидании удара… нависший надо мной Крюгер делает глубокий вдох, а затем медленно, судорожно выдыхает. Дальше картинки становятся ярче, при этом все более отрывочными и безумными, в их реальность сложно поверить: я оказался прижат к стене, а щетина его массивного подбородка царапает мне шею; мы сдираем друг с друга одежду, со стола летят папки с бумагами и лампа падает на пол, тени удлиняются и странно искажаются на стене и потолке; он раскладывает меня на прохладной поверхности стола, сжимает мои руки своими, как будто я мог сбежать. Но нет, я не мог; мало того — я не хотел.
Я сел на пол у автомата с водой и хрипло засмеялся, потирая ладонью глаза. Я действительно хотел быть там. И хотел — это мягко сказано. Мне это было необходимо. Я вспомнил, как сам жадно обхватывал его коленями, и мое тело буквально раскрылось ему навстречу. Все напряжение последних дней будто бы высвободилось наружу, и я кричал, когда он входил в меня — кричал от облегчения, от боли и удовольствия одновременно — потому что ещё немного, и я бы сдох на месте от лихорадочного возбуждения.
Крюгер был как машина: двигался жестко и беспощадно, а я… Думаете, я просил остановиться, быть помедленней? Как бы не так. Я будто был создан для этого. Я был гибок, податлив и стонал, как течная сука. Я позволял его большим сильным рукам сгребать себя в охапку и вертеть как угодно; я сам проявлял инициативу, я задавал темп, я седлал его, как животное, поворачивался спиной и выгибался так, как никогда не умел. Это было жестко, грязно, грубо, безумно, необъяснимо и нелогично, и длилось часов пять или шесть без остановки — пока от толчка чьей-то ноги лампа не разбилась, и допросная камера не погрузилась в кромешную тьму. И возможно именно тогда наши утомлённые тела сдались: последнее, что всплыло в памяти, это то, как я лежу на грязном холодном полу, а голова моя покоится на бедре Фритца Крюгера.
