Там я выплюнул выбитый зуб и меня вырвало кровью, а затем, окончательно обессилев, свернулся на полу и забылся в полусне.

Очнулся я от того, что кто-то настойчиво повторял мое имя и тряс за плечо.

— Алиссен Майер! Эй, Майер! Подъем!

Я инстинктивно сжался, приготовившись к очередным побоям, но звавший меня солдат приказал подняться и выйти из камеры.

Каждое движение отзывалось дикой болью. Лицо опухло, нос не дышал, сильно тянуло внизу живота. Я с отвращением ощутил, что мои штаны промокли. Но больший ужас, чем мысль о том, что я потерял Фритца, мне ничего уже не могло внушить. Я покорно встал (это далось мне не сразу из-за наручников и головокружения) и направился туда, куда указал солдат.

— Продержись ещё немного и все закончится, — шепнул он, когда я, тупо глядя перед собой, прохромал мимо. Сбитый с толку, я остановился и попытался посмотреть ему в лицо, но тот шикнул и подтолкнул меня в спину прикладом.

— Шагай вперёд! Не останавливайся.

Мы вышли в коридор и направились к посту охраны.

— Сержант Фогель. С приказом о переводе задержанного Майера в депортационный лагерь.

Постовой хмуро взглянул на нас и взял у моего сопровождающего какую-то бумажку. Я услышал о депортации, но то ли на тот момент смысл этого слова до меня просто не дошел, то ли мне было все равно. Я ничего не почувствовал. Мое рассеянное внимание было обращено на включённый экран телевизора, где в новостной студии двое ведущих сидели и обсуждали произведённый накануне арест главарей террористической организации, именуемой «Сопротивление». Позади на большом экране располагались фотографии Фрица, Катрины и других членов совета. До ушей донеслась странная фраза, которая не смогла ускользнуть от моего заторможенного восприятия.

«…именно они повинны во вчерашнем подрыве метеокупола. Напоминаем, что данный террористический акт лишил большую часть города обогрева и заставил замерзающих горожан просить убежища у Сената. О том, как получить убежище, какие документы следует предоставить и что можно взять с собой, мы расскажем далее…»

«Мрази, — подумал я. — Это же вы его и отключили. Фритц опасался этого… Так нечестно, что теперь его имя будет ассоциироваться у людей с чем-то подобным. Он не заслужил этого. Он старался сделать жизнь граждан лучше!»

Мне вручили какой-то сверток. Я тупо уставился на него и не сразу понял, что это мой собственный рюкзак. Затем солдат по фамилии Фогель набросил мне на плечи массивную утеплённую накидку и подтолкнул к выходу. Не деревянных ногах я шагнул в открытую дверь и оцепенел от обжигающе ледяного воздуха.

— Пошли, пошли, — поторопил меня солдат. Он повел меня к фургону, помог в него залезть и даже усадил на сиденье.

— Х-холодина собачья, — ворчал он, заводя двигатель.

Датчик температуры в фургоне показывал минус пятьдесят два градуса по Цельсию. «Вот что такое жизнь без метеокупола», — пронеслось в моей опустошённой голове. Сознание упорно не хотело возвращаться в реальность, предпочитая проваливаться в забытье. Поэтому, едва фургон тронулся с места, я привалился к стенке и отключился.

— О, боже! — взвизгнул тонкий женский голос над самым моим ухом. С большим трудом мне удалось разлепить опухшие веки. Я лежал на чём-то вроде кушетки, а надо мной стояли двое человек. Из-за слепящего света потолочных ламп я различал только силуэты. — Бедняжка... Я за врачом!

Один из силуэтов развернулся и убежал. В ту же секунду хлопнула дверь, и вошёл кто-то ещё.

— Ханс, какого черта ты здесь делаешь? Ты же должен дежурить в тюрьме! — возмутился вошедший.

— Так и есть, Анри, но это был приказ Крюгера — привезти этого парня сюда, чего бы мне это ни стоило.

— Да кто он вообще такой?

— Не знаю, но едва командир пришёл в себя, то сразу спросил про Алиссена Майера. Позже выяснилось, что его задержали, и надо было по-тихому привезти паренька сюда.

— Черт, черт! — в голосе вошедшего слышалась паника. — Крюгер должен был понимать, чего стоит такое решение! Тебе же теперь туда нельзя, ты похитил задержанного!

Наконец происходящее начало до меня доходить. Я дёрнулся, зашипел от боли и сел.

— Молодой человек, как вас там по имени, лучше лежите, — раздраженно сказал низкорослый лысеющий мужчина в очках, которого назвали Анри. — Сейчас Марта приведёт врача.

Рядом с ним стоял сержант Фогель, который привёз меня сюда.

— Фритц… — с трудом произнес я, обращаясь к нему. Лицевые мышцы слушались отвратительно, я словно разучился говорить.

— Я Ханс, — ответил он, явно испытывая неловкость.

— Нет, — я облизнул воспалённые губы, — Ф-фридрих Крюгер… он жив?

— А-а… — он понимающе кивнул. — Да, его прооперировали в тюремной больнице. Пулю извлекли, жить будет. Он мужик крепкий.

Я закрыл глаза и снова упал на кушетку. Рот растянулся в безумной улыбке. Живой! Фритц живой!

— До суда уж точно доживет, — проворчал Анри. — А там что будет с Сопротивлением и всеми нами, я даже представить боюсь.

— Что это з-за место? — я уже понимал, что оказался не в депортационном лагере.

— Ханс, ты что, не сказал ему, куда вез? — выгнул брови Анри.

— Да он как-то не спрашивал… — сконфуженно ответил сержант Фогель.

— Это убежище. Одно из самых крупных и безопасных, между прочим. В основном здесь живут семьи тех, кто работал в Штабе, входит в Совет или являются агентами Сопротивления под прикрытием — как Фогель, например. Так что тебе повезло. Здесь достаточно припасов, несколько оборудованных врачебных кабинетов и прекрасная система отопления. Меня зовут Анри Паскаль, и я здесь начальник, — произнёс он, раздуваясь от важности. Едва его речь закончилась, двери распахнулись и вошли двое: худенькая кудрявая девушка и молодой, серьезного вида мужчина с бородкой. Оба они были в белых халатах.

— Ну, что тут у нас? — бородач подошёл ко мне и склонился над кушеткой. — Хм…

— Если что, док, я тут не причём, — поднял руки Ханс Фогель. — Отделали его не в мою смену.

— Разумеется, Ханс, — спокойно ответил доктор. Он принялся аккуратно ощупывать мое лицо, водить перед глазами пальцами и потом попросил выйти всех, кроме кудрявой.

— Как вас зовут?

— Алиссен.

— Как себя чувствуете?

— Терпимо…

«Во всяком случае, лучше, чем полчаса назад».

— Марта, подготовь чистую одежду и душевую. А вы, — он обратился ко мне, — сможете раздеться?

Я кивнул и принялся стягивать с себя грязную окровавленную одежду. Доктор поглядел на мои неуклюжие старания и стал деликатно мне помогать. Затем принялся осматривать огромные багровые следы, раскрасившие почти все мое тело.

— Так — больно? — спросил он, пока осторожно ощупывал мой странно округлившийся живот. Я покачал головой.

— Док, у меня охренеть как все болит после вчерашнего, но живот… он таким и был. Болит, но не от ваших пальцев, — прохрипел я. — Как будто что-то тянет внутри.

Я кратко пересказал ему все, что беспокоило меня до вчерашнего дня. Доктор задумчиво потёр чернявую бороду. Затем заставил меня пройтись по комнате, с чем я худо-бедно справился, и отправил в душ под присмотром крошки-медсестры. Я принял у неё чистое белье и больничную пижаму, затем благополучно выпроводил за дверь и пообещал, что позову, если почувствую себя плохо. И, наконец, остался один.

Я постоял под душем, испытывая лёгкую дурноту от количества смывшейся крови, но, кроме синяков, ничего ужасного на теле не обнаружил. Фритц мужик крепкий — и мне нужно таким быть. Я испытывал какие-то странные чувства: все тело болело, каждый шаг причинял дискомфорт, но это все словно бы отодвинулось на второй план. Ни разбитая морда, ни ссадины с ушибами меня особо не пугали — заживут. А главным было чувство странной тупой эйфории, ведь Фритц, мой Фритц — жив! Пусть в тюрьме, пусть до суда, но по крайней мере у него было время.

В чистой одежде, пусть и больничной, даже дышать стало чуточку легче. Я уже собирался было выходить, как услышал за дверью голоса. Различив знакомое имя, я прижался ухом к дверному проему: вдруг узнаю что-то новое!