Вновь безумно захотелось к матери. Она бы меня выслушала, обняла и сказала, что все будет хорошо. Что это просто недомогание, а живот… Подумаешь, может, спина чуть искривилась, мышцы ослабли от сидения в Штабе, да что угодно! И вовсе я не болен, не одинок, она рядом и ободряюще улыбается. Я крепко зажмурился, чувствуя, что задыхаюсь. Здесь, в уборной, было очень тесно. И в огромном здании Штаба тоже было тесно. Захотелось сбежать. Почему я здесь, а она… ее прах в пустой квартире, брошенной на произвол судьбы? А если квартиру ограбят, взорвут или просто отдадут другим жильцам, что будет с урной? Просто выбросят в мусорку? В тот же момент мне вдруг захотелось разрыдаться, так что пришлось изо всех сил закусить губу. Я не могу так ее бросить. Мысленно приказав себе успокоиться, я решительно направился в комнату.

Фритц корпел за столом над электронными картами и какими-то документами. Я видел, как тяжело даётся ему бумажная работа, ведь в полиции он привык быть «в полях»; однако сейчас, когда активных боевых действий не проводилось, Штабу гораздо полезнее была именно стратегическая работа — чем он в последнее время и занимался. Когда я вошёл, он и ухом не повёл. Я знал, что в такие моменты его лучше не беспокоить. Так что молча принялся одеваться и складывать в рюкзак барахло, которым едва успел разжиться. Фритц тихонько ругался и что-то досадливо шипел, листая бумаги. Затем уронил голову на скрещённые руки и тяжело вздохнул. Как же он, должно быть, устал... Бессонные ночи, постоянная нервотрёпка, неудачи, которые преследовали последнее время Сопротивление, отметились первыми седыми волосами на его висках. Его обычно прямые плечи сейчас устало ссутулились, и он больше не был тем буйным молодым сержантом, который психовал от нахождения со мной в одной комнате.

Я понимал, что ему сейчас не до меня. Я знал его отношение ко всем этим «глупостям». Но мысль о том, что я уйду и, возможно, больше его не увижу, заставила меня забыть обо всем. Я подошёл к нему сзади, набрался смелости и обнял. Нагоняя не последовало. С минуту мы молча сидели так, затем я погладил его колючий затылок, поцеловал в шею и прошептал: «Ты справишься, Фритц Крюгер. Я верю в тебя и в то, что ты делаешь». Он так и продолжал сидеть, и я даже подумал, что он спит. Но когда я встал, застегнул куртку и надел рюкзак, он всё-таки обернулся и поднял на меня мутный взгляд.

— Куда ты? — хрипло спросил он.

— Мне нужно уйти.

Фритц непонимающе таращился на меня.

— У меня есть дело в Городе. Не могу торчать здесь, когда… В общем, это личное.

— Ты понимаешь, что находишься в розыске? — вкрадчиво поинтересовался Фритц. Глаза его были красными и воспалёнными. — Что в Городе военное положение, повсюду патрули и шляться просто так — глупо и безответственно?

Я кивнул, глядя себе под ноги.

— И все же дело настолько важное, что его не отложить, — подытожил он.

— Да, — упрямо буркнул я.

— Ладно. — Фритц развёл руками и вдруг встал. — Тогда жди здесь, я буду готов через пять минут.

— Что? — тупо переспросил я. Такого поворота я точно не ожидал.

— Я говорю, что сейчас соберусь и выходим.

— Но… — я не мог поверить своим ушам. — А как же твоя работа, Штаб?

— Мне все равно нужно отвлечься. Иначе я здесь свихнусь взаперти. И вообще: один ты не пойдёшь, это слишком опасно, — закончил он тоном, не терпящим возражений.

Я лишь растерянно улыбнулся.

До Научного городка мы добрались без приключений. Я поразился переменам, произошедшим в Городе за то время, что я провёл в Штабе: пустынным улицам, выставленным на дорогах блокпостах, редких испуганных прохожих. В подконтрольных Сопротивлению районах было немного веселее — но и холоднее.

— Нам поступила информация, что Сенат раздумывает над тем, чтобы отключить метеокупол, — мрачно объяснил Фритц. — Пока не понимаю цели такой операции, но всякий случай мы готовим сеть автономно отапливаемых убежищ.

— Надеюсь, они не понадобятся, — произнёс я и с опаской поглядел на кружащиеся в свете фонарей снежинки.

— Кто знает. Нужно быть готовым ко всему. Сенат сейчас напоминает загнанного в угол зверя: рычит, кусается, но понимает, что окружён и шансов у него не осталось.

— И именно в таком положении зверь наиболее опасен, — задумчиво сказал я.

— О том и речь.

— Ну расскажи хоть, зачем мы здесь, — сказал Фритц, когда мы наконец попали в квартиру.

— Вот, — сказал я, аккуратно беря в руки вазу. — Это моя мать. Можешь считать меня идиотом, но мне нужно было забрать ее отсюда. И я хотел бы… ну… развеять ее прах где-нибудь за Городом. Она любила местную природу. А если со мной что-то случится, это некому будет сделать.

Фритц молча кивнул и прислонился к входной двери в ожидании. Я взял с собой мамино фото в рамке, затем подошёл к столу, открыл ящик и достал оттуда ее ноутбук. Перемотав вазу с прахом полотенцем, я осторожно уложил ее, ноутбук и фотографию в рюкзак. Затем взял с собой свою любимую одежду, паспорт и кое-что из личных вещей.

— Я готов.

Фритц посторонился, чтобы открыть дверь, и коротко поинтересовался, куда я хочу отправиться дальше. Я в который раз удивился его сегодняшней покладистости и озвучил свой план: найти поблизости к Штабу какую-нибудь скалу с красивым видом и сделать все там. Фритц лишь пожал плечами и, как молчаливая тень, последовал за мной прочь из квартиры и Научного городка. Обратный путь был не столь гладким. Мы нарвались на полицейский патруль, да так неудачно, что пришлось дать деру до того, как у нас потребовали документы. К счастью, темнота и ветер усложняли полёт следящих дронов, и нам удалось скрыться. От долгого бега и лазанья по подворотням у меня разболелось что-то внизу живота, и я, ненавидя себя за слабость, попросил о передышке.

— Ты знал, на что шёл, — проворчал Фритц, но остановился и принялся озираться в поисках укрытия.

Где-то натужно выла сирена, в ближайших домах не горело ни одного окна: близился рассвет. Мы были уже на окраине Города, и до старых лабораторий оставалось совсем немного. Я посмотрел на прозрачнее изумрудное небо, на бескрайнюю россыпь звёзд и почувствовал, как темнеет в глазах.

— Черт! Вот дерьмо! — прошипел я, уже зная, что это означает.

— Алиссен?

В ушах зазвенело, колени подогнулись. Голос Фритца, повторяющий мое имя, звучал, как сквозь вату. Я прикрыл глаза — кажется, всего на секунду — и очнулся уже лежащим на земле.

— Что с тобой, мать твою? — его голос показался мне испуганным и раздражённым.

— Хотел бы я знать, — я ухватился за протянутую ладонь и поднялся. — Но это одна из причин, по которым мне хочется поскорее завершить начатое.

— Ты болен? — резко спросил он.

— Я не знаю! Но чувствую я себя очень странно в последнее время.

— «Странно», — фыркнул он. — А выглядишь так, будто собрался помирать. Исхудал, блюешь по утрам. Почему ты ничего не сказал мне раньше? Я бы привёл врача!

Я сконфуженно молчал в поисках ответа. Меньше всего я ожидал от него каких-либо эмоций по этому поводу. Фритц довольно грубо пихнул мне своё плечо, и мы заковыляли к лесу, за которым располагались заброшенные кварталы. Впереди находилась старая подстанция, уже недействующие лаборатории и общежития, а также исследовательский центр. Именно здесь учёные впервые ступили на поверхность Винтерры и приступили к изучению планеты. В предрассветных сумерках фасады зданий блекло различались среди деревьев, звёзды над ними постепенно гасли и силуэты окружающих гор виднелись все отчетливее. Здесь уже можно было не опасаться преследования: вряд ли патрульные в конце смены горят желанием рыскать по необитаемой части города. Я посильнее натянул шапку и капюшон. Свежий морозный воздух вернул бодрость, и я больше не нуждался в помощи Фритца.

— Спасибо, дальше я сам.

Он сердито уставился на меня.

— Ну уж нет. Ещё не хватало, чтобы ты свалился где-то в лесу. Я пойду с тобой, пока не закончишь.

— Я имел в виду, что могу идти самостоятельно, — улыбнулся я. — Черт возьми, Фритц, я просто не знаю, что сказать. Я очень благодарен за то, что ты пошел со мной.