Да что кафедра, вчера, после того, как я выиграл последнюю партию и победил в турнире с отрывом в три очка, Антон, слегка смущаясь, спросил, не буду ли я против, если он запишет себя в мои тренеры. Ему это для аттестации нужно, на тренерскую категорию. Я, конечно, был не против. Мне и в самом деле может понадобиться тренер-секундант. Не сейчас. Позже. Сейчас что, сейчас я лишь стал кандидатом в мастера спорта. Фигура невеликая. На кошку широко, на собаку узко. Зато добро на кандидата даёт областной спорткомитет, а не Москва, потому всё быстро. Конец года, план. А мастером спорта, не выезжая из города, не станешь. Нужны турниры с нормой мастера. Но какой может быть в городе турнир с нормой мастера, если играющих мастеров всего двое? Есть ещё один, так уже отошел от игры, возраст. А приглашать мастеров из других областей, устраивать мастерские турниры финансы не позволяют.

Так что от моего чемпионства кругом выгода: выгода Антону, выгода кафедре физического воспитания, Бочарова, уверен, тоже запишет моё чемпионство на счет руководящей и вдохновляющей роли комсомольской организации — как и нашу с Ольгой оперу. Опять не жалко, я только за. Пусть. Надя растёт, ей нужны витамины.

Мне же чемпионство дало кубок из фанеры, выкрашенной серебряной краской, уже второй (первый — за победу в предыдущем турнире, первенстве шахматного клуба) и, как награду — «Шахматный Информатор» за семидесятый год. Ценное приобретение. Нет, в самом деле, судя по тому, как смотрел на книгу Антон. Я ему и отдал «Информатор»: раз он мой тренер, пусть повышает квалификацию. Я бы ему и кубок отдал, да не возьмёт.

Ах, и рекомендации. Я развернул листок. На нем было напечатано (литеры давно не чищены):

Всё. Коротко и ясно.

Последняя пара — лекция по химии. Скучная и малополезная. Переговаривали учебник, только и всего.

Ко мне подошел кто-то из десятой, что ли, группы. В лицо я его знал, а по имени — нет. Нас триста человек на курсе, лечебников, и двести пятьдесят педиатров со стоматологами, а таких курсов шесть. Всех не запомнишь, да и ни к чему.

— Здорово, Чижик, — сказал он и протянул руку.

— Привет, привет.

— Как дела?

— Да вот на лекцию иду.

— Слушай, друг, одолжи десяточку до степухи.

— До чего?

— До стипендии. Новый год, понимаешь. Праздник. Шампанское, конфеты, букеты…

— Понимаю. Но, друг, мы с тобой едва знакомы, а ты сразу о деньгах.

— Ну, так надо.

— Не, не так. Сымай часы, и десятка твоя.

— Часы? — он посмотрел на запястье. Обыкновенный «Полет», московский часовой завод. — Зачем часы?

— Я тебе десять рублей, а ты мне часы. На память.

— Часы стоят дороже десятки.

— Я ж их не покупаю. Отдашь десятку, получишь назад часы.

— А как я без часов?

— У людей спрашивать будешь. Народ отзывчив. Как посмотришь на руку, так и вспомнишь, что должен десятку. А то ведь забудешь, знаю я тебя. Знаю-знаю, не сомневайся.

— Ну, ты просто кулак какой-то. Ростовщик. Жлоб. Не ждал…

— И не жди, — и я прошёл в аудиторию.

Этому приёму, с часами, меня дедушка научил. Говорил, если малознакомый человек, а хоть и знакомый, но мутный, просит в долг, потребуй залог. Если не согласится, значит, долга возвращать не намерен, и считает тебя интеллигентной размазней. Дураком.

Десятка, конечно, невеликие деньги, но в дураках оставаться не хочется. А этот… я так и не узнал, как его зовут, кстати… Этот сокурсник растрезвонит, что я жадный и корыстный. Денег не даю. Свинья, в общем. А мне только этого и нужно. Я вовсе не хочу быть всеобщим кошельком. Я вообще не хочу быть кошельком. Шампанское ему…

Аудитория заполнилась. Что делать, посещение лекций обязательно.! Старосты в перерыве подают рапортички, а в конце лекции какую-нибудь группу, на кого чёрт укажет, проверяют. На предмет достоверности рапортичек. На лекциях интересных не проверяют. Профессор физиологии прямо объявил, что он такими пустяками не занимается, кому не интересно, пусть не ходит. Но таких профессоров мало. Пока один и встретился, профессор физиологии.

Но вместо доцента Жамкина, что читает лекции по химии, на кафедру вышел комсорг факультета, шестикурсник Саулин. Большой человек, тоже кандидат, но не в мастера спорта, а в члены КПСС. Что куда круче. Для карьеры.

— Нам нужно срочно провести комсомольское собрание, — начал он.

Ага. По поводу жадины Чижика? Смешно.

— Наш однокурсник написал жалобу в Центральный Комитет, — продолжил Саулин. — И мы должны дать жалобе принципиальную оценку.

Аудитория притихла. Жалобу в ЦеКа? Наш однокурсник?

— А что в жалобе-то? — крикнули с задних рядов. — Оценивать-то что?

— Митринков Сергей жалуется, что за полтора месяца сельхозработ ни ему, никому другому не заплатили ничего.

— И что тут оценивать? — спросил тот же голос.

— Наш товарищ, комсомолец, рассматривает бескорыстную помощь стране как источник наживы. Павка Корчагин, когда шёл в бой или строил железную дорогу, о деньгах не думал, Александр Матросов, бросаясь на пулемёт, о деньгах не думал, а Митринков? Достойная ли это позиция для студента самой гуманной профессии?

Вообще для советского студента?

Все молчали. Напряженно думали.

— Активнее, товарищи, активнее! Мы задерживаем лекцию!

— Не мы, а вы, — сказал кто-то рядом, но тихонько.

Выступать никто не рвался. Видно, не подготовили никого. Пришла жалоба, нужно срочно отреагировать. Очень срочно. Сегодня же. Раз уж даже лекцию потеснили. Кому нужно? Лекцию отодвинуть без разрешения деканата нельзя. Но никто из деканата не присутствовал. Значит, не хотят вмешиваться. Значит, считают, что это чисто комсомольские проблемы. Значит, это проблемы Саулина в первую очередь.

Но курс в положение Саулина не входил, на трибуну не рвался. Комсорг курса? Но он, вероятно, будет выступать после остальных, предлагая резолюцию. Какую резолюцию хочет Саулин, понятно: заклеймить позором жалобщика Митринкова.

— Не решаетесь? Ну, я помогу, — Саулин нацелился на меня. — Михаил Чижик, товарищи хотят услышать твое мнение о жалобщике.

Смелее, смелее.

Понятно. Обычный приём.

— Мне кажется, здесь я говорить не вправе. Не был я в колхозе.

— Зато ты в деньгах здорово разбираешься, — теперь крикнул недавний друг, которому я отказал в десятке.

— Давай, давай, Чижик, — Саулину нужно было, чтобы процесс пошёл.

— Что ж, я скажу. Во-первых, мне думается, мы должны дать оценку не жалобщику, а жалобе. Я прав?

— Допустим, — сказал Саулин.

— Я считаю очень верным и принципиальным то, что ты поднял этот вопрос, Саулин. Принципиальным и своевременным. Что касается денег, то деньги в социалистическом обществе есть мера качества и количества общественно-полезного труда. Получается, что Митринков и все, бывшие в колхозе, ничего в колхозе полезного для общества за полтора месяца не совершили, раз ничего не заработали. Это организационный провал. Государство тратит огромные средства на обучение студентов, но полтора месяца ушли впустую. Ноль учёбы, ноль работы. Тут не Митринкова нужно выслушивать, и уж точно не меня, а ответственных за организацию работы студентов нашего курса на уборке урожая. Именно курса, ведь старшекурсники что-то, да заработали. Уверен, что у организаторов имеются имена и фамилии. Мы должны знать тех, кто не справился. Обсудить их, а не Митренкова. И делать это необходимо сейчас, чтобы на будущую осень не повторить ошибок, а работать ударно и производительно. При социализме ударный и производительный труд оценивается сполна, это не капитализм с присвоением прибавочной стоимости. И Митринков, мне кажется, совершенно обоснованно считает, что за хороший труд студенты должны получать хорошие деньги.

Теперь второе. Партия — наш рулевой, и обращение Митринкова в ЦеКа по важному для студентов вопросу показывает то, что Митринков, как и все мы, всецело доверяет партии, зная её мудрость и внимательность к нуждам людей. Сергею, как и всем нам, скрывать от партии нечего. У меня всё.