Внизу, куда спускаюсь по крутым ступенькам, за стальной дверью, в конце коридора комнатка с дежурным связистом. Сажусь, беру трубку, сержант тихо выходит.

— Слушаю. Генерал Павлов.

— Что у вас происходит, товарищ Павлов? — раздался знакомый всем голос с лёгким акцентом.

— Здравия желаю, товарищ Сталин. Я думал, вы знаете, что происходит. По масштабам боевых действий можно заключить, что началась война. Немцы нанесли авиаудары, провели артподготовку по расположению войсковых частей, атаковали погранзаставы и перешли границу на всём протяжении округа.

— Какие потери, товарищ Павлов?

— В целом, пока не знаю, товарищ Сталин. День не закончился, бои ещё идут. Ждём второй атаки.

— Ви что, хотите сказать, что первую атаку отбили?

— Да.

— На всём протяжении границы?

— Докладов о крупных прорывах немецких войск не поступало. На севере у Сувалок, севернее и южнее Бреста немцы захватили плацдармы на нашей стороне. Мои части ведут с ними бой.

— Ви хотите сказать, что не отдали ни одного города и ни одна ваша часть не отступила?

— А зачем их отдавать? Нет, товарищ Сталин. Пограничники только отошли на резервные позиции.

Сталин удивлённо хмыкает и прощается. Осторожно кладу трубку. Сталин очень удивился моему успеху. Значить это может только одно. Остальные округа «успешно» отступают. И несут тяжёлые потери. Не помогли мои предупреждения соседям. Хотя, насколько я помню, в моей истории Львов взяли только 30 июня. Я поразился, когда узнал. Он ведь у самой границы стоит. Что-то около 50 километров. Минск за три сотни от границы и его взяли 28 июня. Удивительно.

Поднимаясь наверх, ругнулся про себя. Совсем забыл спросить, разрешается ли стрелять по территории за линией границы? Остановился. Перезвонить? А, ладно, машу рукой. Пока не горит. Если что, без приказа врежу, война всё спишет. Тороплюсь наверх. Подходит время для следующей фазы.

В кабинете вызываю начальника штаба и отдаю ряд приказов.

— Возмутятся, Дмитрий Григорич. Вроде успешно отбили нападение и отходить.

— Будут артачиться, пригрози трибуналом. В штрафбате для всех место найдётся. Оперативная необходимость. Зачем нам жертвовать людьми, когда можно этого не делать? Короче, выполняйте приказ, генерал!

Климовских уходить не спешит.

— Дмитрий Григорич, с «Гекатой» нет связи… из Бреста докладывают, что южная ветка повреждена.

Твою мать! Совсем забыл!

— Где повреждена? На каком километре?

— Они не знают. Проверили на целостность рельсов. Разрыв. Или снаряд или бомба угодила в пути.

Я решил слегка облегчить дорогу немцам в районе Сувалок и южнее Бреста. Пусть идут на Минск, как задумали. Хотят меня окружить? Милости просим, ха-ха-ха. Поманю немцев перспективой отрезать Белостокский выступ. Сама собой на лицо наползает гаденькая ухмылка.

Дивизии, расположенные южнее Бреста, оставив заслоны, начинают стягиваться к городу и северу вдоль трассы Брест-Кобрино. Будто приглашали немцев к окружению и сами окружали успевших прорваться в город немцев. У Сувалкинского выступа тоже давали немцам окна, под интенсивным давлением понемногу отступая и сдвигаясь в сторону.

Такой у меня план, вернее, его начало. Хочу дать немцам увязнуть, потрепать их по дороге, затем уничтожить. Но один из любимейших бронепоездов терять не хочется. У меня их таких всего два, «Аврора» и «Геката», снабжённые тяжёлыми 152-мм пушками. Стратегический ресурс. Новость плохая, но не совсем паршивая. Железнодорожники проверяют пути на электрический контакт. Если рельсы разорваны, цепь разомкнута, электричество не проходит. Но если бронепоезд разбит, то цепь должна быть замкнута, если хотя бы один вагон на колёсах. Но может быть и то и другое. И рельсы повреждены и бронепоезд разгромлен.

— Согласуй с Копцом и вышли туда самолёт-разведчик. Если обнаружит их, пусть передаст им пакет с приказом. Если есть необходимость и ход не потерян, разрешаю им уйти на юг. Насколько далеко, пусть решают сами. Обеспечь им авиаприкрытие. Пошли У-2, он сможет ответ привезти. Он где угодно сядет и взлетит.

Блядский высер на мою лысую голову! Не дошли у меня руки, и времени не было построить ещё одну ж/д ветку рядом с Брестом. И не хотелось в этот капкан «Гекату» совать, и поддержать надо было Брестский гарнизон и 75-ую дивизию, заслоняющую южный фланг. В принципе, если «Геката» на ходу, ей не поздно уйти в Киевский округ. Но там её быстро Жуков к рукам приберёт. Приберёт и профукает, чужого-то не жалко. Обратно вернуться сможет? Надо карту смотреть.

А ведь сможет! Километров триста придётся пройти. Железная дорога там образует трапецию с широкой стороной сверху, в правом углу — Брест. Спуститься к Ковелю, потом на восток в Сарны и вверх на Лунинец. Дальше можно хоть в Барановичи, хоть в Пинск и Кобрин.

Шанс есть. Если Жуков ушами прохлопает. Этого хапугу боюсь больше, чем немцев. Из-за него я перед войной на сотню меньше танков получил. И с полсотни самолётов не досчитался. Уже распределённую по округам технику умудрился увести.

22 июня, воскресенье,10:35.

Примерно 15 км строго на север от Бреста.

Полковник Хельмут Шефер, командир передовой группы 18-ой дивизии панцерваффе, осматривает мост через речку Лесная. Мостик очень важный, удастся захватить, операция окружения Бреста пройдёт намного веселее. Но оберст не торопится, изучает местность на безопасном удалении от моста почти в километр.

Надо быть хуже, чем примитивные недолюди, чтобы не учиться на своих ошибках. Он уже потерял один PzKpfw IV, несколько мотоциклов с экипажами и полтора десятка убитых подлым снайперским огнём из леса. Потери русских — всего полдесятка, накрытых миномётным огнём.

Мост не может быть без охраны, но её не видно. Оберст хмурится, слишком много времени прошло, чтобы большевики не озаботились разрушить мост. Если не разрушен, значит, заминирован. Ему много не надо, чтобы стать осторожным. Первым делом русские отучили его посылать разведку на мотоциклах. Хватило одного раза. Час назад, заслышав стрельбу, послали помощь на двух бронетранспортёрах. Те застали только разбросанные у дороги трупы своих камрадов. Мотоцикл обнаружился только один, повреждённый. Ещё два русские угнали. Преследование он запретил и, как оказалось, правильно сделал. Через два километра подрывается на мине танк, на фугасе огромной мощности. Взрывом его отбросило в сторону и перевернуло, экипаж погиб, пострадал экипаж идущего следом бронеавтомобиля. Через пару минут после инцидента авангард, состоящий из лёгкого танка Pz-38(t), бронетранспортёра и пары мотоциклов, присылает странный доклад.

— Герр оберст, обнаружена странная табличка. На ней по-немецки, хотя и с ошибками, написано: «Внимание! Заминировано! Проход дальше воспрещён!». Мы остановились в пятидесяти метрах от неё.

Передовая группа подходит к авангарду и останавливается. Вперёд выходит сапёр, осторожно исследует миноискателем дорогу. Через десять метров после таблички, которую он тоже внимательно осмотрел и трогать не стал, останавливается и поднимает руку. Яволь! Мина обнаружена! Сапёр достаёт короткую лопатку и опускается на колени перед заложенной миной.

Бу-дум-м!!! Ш-шейссе! Оберст изрыгает длинное ругательство, сапёра, вернее его изорванное тело, отбрасывает назад. Только после этого оберст догадывается, в чём дело. Мина с электроподрывом, на ней хоть пляши, она не сработает, пока оператор не нажмёт рычаг машинки.

Оператор где-то рядом, оберст инстинктивно оглядывается. Вокруг поля, холмы, перелески и леса. Он может быть где угодно. Где угодно? Найн! Оберст отдаёт отрывистые команды, место подрыва с двух сторон дороги выстраиваются ряды танков и бронемашин. Надо перекрыть обзор возможному наблюдателю.

Через десять минут электропровод был обнаружен и место, куда он был направлен, немедленно обстреляно. По проводу же нашли лёжку оператора, которого, понятное дело, на месте уже не было.

Остановить их русские открыто не пытаются, но скорость продвижения крайне не высокая. Сначала идут сапёры, прячась за бронемашинами, что идут вдоль дороги, после их отмашки колонна продвигается на треть километра. Скорость продвижения — бег черепахи. Десять километров за пять с лишним часов!