Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

8 апреля, вторник, время 10:40

д. Стригово в 10 км на север от Кобрино.

123 ИАП, 10-ой САД.

Аэродром моего любимчика майора Сурина. Смотрю на несколько изготовленных капониров, в которых прячутся камуфляжно раскрашенные Яки. Придирчиво осматриваю и решаю, что не зря записал его в любимчики. Ему, конечно, не скажу, а то мало ли…

Всё, как доктор, то есть я, прописал. Опускать уровень грунта он не стал.

— Решили, что не стоит, товарищ генерал армии, — поясняет майор. Он ещё и с полувзгляда всё понимает? Хм-м, есть кадр для дальнейшего роста. Можно положиться на этого парня.

— Затрудняется выезд, тратятся драгоценные секунды, чтобы преодолеть даже маленький подъём, — продолжает Сурин. На самом деле речь может и о минутах пойти, скромничает майор, щадит генерала.

— Чтобы сократить те же секунды, обращайся ко мне проще. Просто «товарищ генерал», — это у меня особый жест. Судя по тому, как на мгновенье осветилось лицо майора, все уже об этом знают.

Яки стоят в укрытиях, как в гнёздах, разделённые грунтовыми стенами почти метровой толщины, высотой по грудь мне.

— Не слишком высоко?

— Мы всё рассчитали, товарищ генерал, — на всё у него есть ответ, — высота такая, чтобы осколки от взрыва бомбы здесь…

Майор слегка топает ногой у одной стенки.

— …не задели соседний самолёт. То есть, они полетят вот так, — показывает рукой, — и пройдут строго над машиной.

Этого я не подсказывал, сами сообразили.

— Не забудь об этом рассказать всем, — всем, это командирам полков и дивизий, что собрались сегодня.

Копец ходит за нами, помалкивает и цветёт за своего подчинённого. Давно я его не видел, оба в делах, но мы ещё поговорим.

— Как тебе Яки, майор?

— Слов нет, какая замечательная машина, — опять расцветает Сурин. Останавливаю его жестом. Замечательная и ладно. Подробностей мне не надо, ТТХ и так знаю.

— Старые самолёты в Мачулище отправил?

— Так точно!

Бравый, сил нет. Ладно, это не порок. Возвращаемся к штабу. Погодка замечательная, поэтому все гости располагаются на улице. Расставили скамейки, поставили впереди стенд со схемой. Замечаю там обоснование высоты стен, о котором говорил Сурин. Схематично обозначен взрыв, от него идёт прямая по касательной к краю стены и проходит над соседним самолётом. Они и методически всё обдумали. Мне таких людей пару десятков и можно быть спокойным за округ. Пока возвращаемся, вспоминаю утро и лицо начальника связи, когда я подал ему приказ с пылу с жару. На лицо сама собой наползает пакостливая улыбка. А что не так? Приказ был учить немецкий язык? Был? Отчитывались об исполнении? Очень бодрые доклады на эту тему читал. Про морзянку я уж и не говорю. Об этом и напоминаю Андрею Терентьевичу, человеку и генерал-майору. Крыть тому нечем.

— Андрей Терентич, с того времени почти полтора месяца прошло. Когда я твоих связистов озадачил немецкий язык учить? 22 февраля, если мне память не изменяет. Полтора месяца прошло.

— За полтора месяца невозможно язык выучить, — неуверенно возражает генерал.

— Вердамт дейн мутер! — выплёвываю ему в лицо, — Габ ес ейнен бэфел? Аусфурен! (Чёрт возьми твою матушку! Приказ был? Исполнять!).

Переводить я ему не стал. По смыслу разговора и так всё ясно. К тому же он тоже должен учить. Какие у него глаза растерянные, как-то по-садистки прямо млею внутри. Это имеют в виду, когда говорят о сладости власти? Да, что-то в этом есть.

Наверняка акцент у меня дикий. И наверняка немец меня поймёт.

— Почему я выучил? — холодно интересуюсь я, — хотя у меня намного меньше времени, чем у твоих подчинённых. Я, бывает, неделями дома не бываю.

Страшно передёргиваю, очень страшно. Таскаю с собой немецкий словарь и тексты, слушаю по возможности немецкое радио. Но я из прошлой жизни его неплохо знал. Худо-бедно и с помощью жестов мог объясниться с носителем языка. С чтением вообще было отлично, это я разговорным владел не очень. Сейчас лучше.

Но ведь об этом никто не знает, а личный пример сильно мобилизует подчинённых. И требовательность. Кто-то из моих командиров мог рукой махнуть, очередная генеральская блажь сверху идёт. Ничего, перетерпим. А вот и нет! Начальник связи округа генерал-майор Григорьев держит в руках приказ. Очень неприятный для подчинённых.

Первым пунктом описывается порядок подачи ежедневных рапортов в штаб округа. Рапорт переводится на немецкий язык, шифруется и отправляется морзянкой по радио. Это армейская ступень. Ответ они тоже получают на немецком.

Вторым пунктом они должны в течение дня, — каждой армии отводится время, — перетранслировать доклады от корпусов и дивизий. Для проверки и сверки данных. Естественно, доклады от дивизий и корпусов в той же форме: на немецком языке, зашифрованные и радиотелеграфным способом.

Этим приказом я убиваю трёх зайцев. Корпуса и дивизии научатся пользоваться радиостанциями. А то до сих пор боятся пользоваться шайтан-устройствами. Далее, осознают необходимость знания немецкого языка. Хотя бы для того, чтобы исполнить каприз начальства, которому шлея под хвост попала. И третье. Радиотелеграфисты получат постоянную тренировку. Будут каждый день выполнять боевую задачу. Навык, который не используется, имеет склонность к деградации. Ну, и шифровальщики без дела сидеть не будут.

Расстаюсь со слегка бледным генералом очень довольный. Утро мне сегодня удалось. Так что прибыл я в 10-ую САД в прекрасном настроении.

С нашим подходом к авиакомандирам разговоры стихают, все вскакивают по команде «Смирно!», приветствую всех, небрежно дёрнув рукой к голове, и тут же отдаю команду «Вольно».

— Рассаживайтесь, товарищи командиры. Сейчас командование полка и дивизии вам всё расскажут и объяснят. Через месяц у вас всё должно быть точно так же. Особо отмечу одно обстоятельство. Сверху, с помощью авиаразведки, изменения не должны быть заметны. Если что, то поставите самолёты в капониры только по команде из округа. Но там мы что-нибудь придумаем. Ещё одно напоминаю. Дальнебомбардировочную авиацию и МиГи красить не надо. Это высотные самолёты, им ни к чему.

— А маскировка на земле? — спрашивает один командиров. С одной стороны, прав. А с другой, на земле можно и под сетью прятать. О чём и поясняю.

— Всё, товарищи. Я вас покидаю. Терзайте вопросами полковника Белова и майора Сурина, как хотите. Они всё знают.

Уходим с Копцом в штаб. Тем для обсуждений накопилось много.

Штаб 123 ИАП, время 11:30.

— Как со связью, Дмитрий Григорич? — от первого же вопроса настроение резко ухает вниз. Настолько, что ответа Копцу не требуется.

— Ещё есть время, — бурчу я, — новости давай слушай…

— Рычагов дал добро на производство Яков прямо у нас в Минске. Понимаешь перспективы?

— А як же? — каламбурит от избытка чувств Иван Иваныч. Настроение моё потихоньку восстанавливается после жестокого удара.

— Директору выделишь на первое время авиатехников. Человек восемьдесят-сто. Сборкой Яков будут заниматься. Ну, это когда цех построят. Его уже возводят.

Копец понимающе кивает и улыбается. Молодец, на лету схватывает. Авиатехники, зная заранее, что сами будут ремонтировать самолёты, брака не допустят и шурупы молотком вбивать не станут. Самый эффективный народный контроль.

— Яковлев тоже не против. Сейчас готовит нам чертежи на цельнометаллический самолёт. Подозреваю, что это будет новая модификация. Як-2 или Як-3. Но придётся дать ему тонну дюраля. Прикинь, сколько это будет моторов, сними с неисправных машин и отправь на Саратовский авиазавод. Возможно, придётся сколько-то на наш завод отправить на первый экземпляр.

— Когда ждать массового выпуска?

— Не раньше начала войны. Тогда у нас руки будут развязаны, нам многое простят, если мы спать не будем.

— А фонды?

— Ты сбивать чужие самолёты не планируешь?

На мой вопрос Копец опять цветёт. Я его радую. А тебе-то есть, чем меня порадовать?

— Три экипажа пешек хорошо натренировались на бомбометание, — докладывает генерал. Действительно, неплохая новость, требую подробностей.

49
{"b":"746605","o":1}