— Но послушайте, может быть, ещё не поздно это сделать? Ведь сейчас мы тоже знаем немного больше, чем неделю назад? — спросила Элоиза.

Она смотрела только на Варфоломея и слегка проецировала на него спокойствие.

— Вот посмотрите, как на некоторых влияют привидевшиеся во сне экспонаты, — мрачно усмехнулся Лодовико. — Даже выводы делать научился! Ладно, не печалься, придумаем что-нибудь. Поедем туда. Сейчас сообразим, как и с кем.

— Погоди, — Варфоломей достал телефон и стал искать в нём что-то, видимо, контакт.

— Эй, ты кому звонишь? — нахмурился Себастьен.

— Погоди, — отмахнулся тот. — Доброго утречка, — приветствовал он невидимого собеседника. — И тебе не хворать. Слышал, наверное, что мне досталось твоим хозяйством заниматься? Так вот, тут вопросов накопилось — тьма. Скажи-ка мне, где ты есть и как бы нам с тобой побеседовать? Неужели? И как велики и серьёзны твои дела? Даже так? Ну тогда жду звонка, — отключился и положил телефон на стол. — Так вот, слушайте. Мауро Кристофори сейчас чудом господним, не иначе едет на поезде в Рим, где у него некоторые дела до завтра. Но поскольку я-то его дёрнул, можно сказать, по рабочему вопросу, то он сказал, что позвонит, как только приедет. И сказал, что готов поговорить о своём рабочем процессе.

— В городе? — быстро отреагировал Себастьен.

— Не в городе, а здесь. Посадим пред светлые очи госпожи Бальди, и пусть рассказывает, Тициан это или подделка! Ну то есть я уже кое-что знаю, но и его послушаю тоже с большим удовольствием. Кто со мной?

— Да мы все, наверное, — Лодовико поднялся. — Ты уверен, что его не нужно встречать на вокзале и препровождать к нам сюда?

— Так он же не должен ничего подозревать, я думаю.

— Не считай его дурней себя, хорошо? Ты уже вроде понял, что однажды прокололся.

— Ладно, делай, как знаешь, — пробурчал Варфоломей.

— Встретим и привезём, — Лодовико кивнул остальным и направился к выходу.

Попутно он скомандовал что-то паре сотрудников, которые побросали свои дела и последовали за ним.

— Вот и славно, — кивнул Себастьен. — Ступай, отче, и держи нас в курсе — если вдруг что. А приятеля твоего встретят и приведут, в лучшем виде.

Варфоломей лично позвонил Элоизе незадолго до обеда и пригласил к двум часам в реставрационные мастерские. То есть — в их конференц-зал.

Когда она туда дошла, то оказалось, что неугомонная картина снова установлена вертикально, вокруг стулья, и на некоторых из них уже сидят. В углу чему-то смеялись вездесущие сотрудники службы безопасности. Варфоломей и Себастьен беседовали с невысоким плотным человеком в тёмном костюме.

— Госпожа Элоиза, идите сюда, — Варфоломей недвусмысленно пригласил её присоединиться именно к ним. — Позвольте представить вам господина Мауро Кристофори, сотрудника виллы Донати, эксперта. Мауро, это наш ведущий аналитик, госпожа Элоиза де Шатийон.

Эксперт был молод — лет под тридцать, серьёзен и носил очки. Говорил он тихо и не очень выразительно.

— Здравствуйте, сударыня. Вы тоже интересуетесь живописью? — спросил он.

— Или живопись интересуется мною, — улыбнулась Элоиза.

— Все ли в сборе? — Варфоломей оглядел зал.

Кроме Себастьена, присутствовали Лодовико и Гаэтано, а также все реставраторы, кроме уехавшей Асгерд. Карло, как она слышала, утром отправился обратно во Флоренцию.

На шумную молодёжь из безопасности шикнули, и они растворились в воздухе все — включая Гвидо с котом.

— Господин Кристофори, расскажите нам, пожалуйста, вот об этой картине из коллекции вашего музея, — вкрадчиво начал Себастьен, кивнув на Барбареллу.

— Да-да, расскажи. Что ты думаешь о ней вообще, и о её подлинности в частности, — Варфоломей был хмур и деловит.

— Я думаю, что это Тициан, а всё остальное — слухи и сплетни. Но вы ведь знаете, шестнадцатый век — не особо моя специфика, мне — хотя бы восемнадцатый. Та ваша девушка, которая сейчас у нас работает — она вам в итоге больше расскажет.

— Тогда расскажи нам, почему вопрос о подделке Каррьеры возник вот только что, год-то целый вы что там вообще делали? Конкретно ты?

— Не поверите, но не возникало повода присмотреться поближе. Висит себе картина да и висит, кто её будет под лупой рассматривать?

— Там и лупы не нужно было, — проворчал Варфоломей. — Ты вообще понимаешь, что речь о твоей репутации и дальнейшей работе?

— А вам-то что с того, буду я дальше работать по этой специальности или нет? — огрызнулся Кристофори.

— Так, коллеги, — Себастьен оглядел присутствующих. — Варфоломей, я попрошу отпустить сотрудников реставрационного отдела. Лодовико, Гаэтано — свободны. Госпожа де Шатийон, останьтесь. Поговорим более узким кругом.

— Ну да, ты прав, — кивнул Варфоломей. — Мауро, рассказывай. Себастьяно и Элоиза — те люди, которым я всё равно потом расскажу, так что — давай беречь время, и твоё, и моё.

— Но вы же не поверите, если я расскажу, что знать не знал о той подделке? Я думаю, это затеяла Анжелика.

— Госпожа Райт? — уточнила Элоиза.

— Да, она. Не знаю, что было у неё на уме. Вроде бы, она не была бедной, наоборот, у неё какие-то очень обеспеченные добропорядочные английские родители. Я подозреваю, что для неё это была скорее опасная игра, чем жёсткая необходимость. Вообще студенты постоянно копируют какие-нибудь наши картины. Им положено, они учатся. Может быть, она, то есть Анжелика, нашла среди них талантливого, и он сделал копию лучше, чем они делают обычно?

— Видел я ту копию, нет там никакого таланта, — проворчал Варфоломей. — А что было дальше?

— А дальше, я думаю, она заменила подлинник подделкой и скрылась вместе с тем подлинником. Только когда это поняли, уже было поздно. Вообще в Англии в частной коллекции есть второй портрет этой девушки, Джиневры Донати. Той же руки. Их заказали два — для её родительского дома и для дома мужа. Можно сравнить.

— Кстати, поузнавать бы, не продавали ли такую картину неправедными путями, — заметил Себастьен и усмехнулся: — Как вы думаете, коллеги, если я навещу в тюрьме господина ди Мариано, он расскажет мне что-нибудь?

— Ты же умеешь говорить с ним так, что он ничего от тебя не скрывает, — проворчал Варфоломей.

— Но у меня больше не будет возможности что-либо сломать, — ответил Себастьен извиняющимся тоном. — Только сила убеждения. Вот вы, господин Кристофори, не знакомы случайно с господином ди Мариано?

— Нет, не слышал о таком, — покачал тот головой.

— Что может, конечно, служить косвенным подтверждением того, что вы — человек честный, — Себастьен усмехнулся. — Помнится, госпожа Эмма и то как-то вышла на него, а она была совсем не местная. Ладно, подумаем. Скажите, а почему вдруг выяснять про подделку принялись только сейчас, если госпожа Анжелика пропала почти год назад?

— Да глупость там вышла, — сказал Кристофори. — Патрицио — ну, наш главный хранитель — потихоньку знакомился с фондами и с документацией. А там, в кабинете, целый ящик всякой писанины ещё от господина Казолари остался. Я ничего не хочу сказать, эта писанина очень интересная, и вообще её прочитать нужно, если ты хочешь быть годным хранителем, а не как Анжелика. Но у нового сотрудника руки туда дошли далеко не сразу. А записка о том, что Джиневру могли заменить подделкой, лежала как раз где-то там.

— А почему госпожа Анжелика не была годным хранителем? — вкрадчиво спросил Себастьяно.

— А потому, что ей на самом деле не было никакого дела ни до Донати, ни до музея. Я вообще не понимаю, зачем она пришла к нам работать. Она всё знала и умела, да, но ей это не было интересно ни капельки. И она прятала своё отсутствие интереса за придирками и требованиями. Ну да, она хорошо знала правила, а у нас некоторые вещи сложились исторически, и всегда так, а не иначе. И ей даже пытались про них объяснять. Ну, традиции. Не она придумала, не ей и ломать. А она говорила — всё теперь будет по-другому. И работать нужно лучше, и экспозицию менять. И если с первым ещё люди были согласны, ну, почти все, то со вторым — не особенно. Если человек придёт посмотреть на тот же кубок Алессандро Медичи, и не найдёт его на месте, то может спросить, куда его переставили, а может уже и не спрашивать. Просто больше не придёт, и всё. Ну и много было такого. Вон её, — эксперт кивнул на портрет Барбареллы — всё хотела перевесить в другую залу, а куда в другую залу, если это гостиная самых старших Донати и там уже висит Лоренца!