Отчаяние рвало душу в клочья. Если раньше не решилась бы, то сейчас с иступленной уверенностью могла заявить: я приду к Мартину и задушу его голыми руками. У меня хватит сил и хладнокровия держать хватку на его горле до того момента, как он испустит дух.

Какой же раньше была дурой… Еще вчера на заводе надо было всадить в него тонну свинца, а не проверять, куда угодила одна крошечная пуля! Думаю, от нее уже не осталось и царапины. Для Мартина пуля в спину — это так, укус комарика. А вот для Ромы она может стать фатальной.

Я распахнула дверь. Он до сих пор лежал на полу, кровь тонким ручейком сочилась из раны на затылке.

Рома, очнись… Прошу… Ты даже не представляешь, насколько сильно я не хочу тебя терять. Поэтому пожалуйста, очнись. Выбей пистолет из моей руки, не дай мне тебя убить.

Хочешь, больше никогда не буду с тобой спорить? Хочешь, буду бежать к тебе по первому зову и во всем помогать? Хочешь, буду спать рядом, крепко прижавшись, чтобы ты скорее чувствовал, когда начинаю сопротивляться, и успевал меня разбудить? Только пожалуйста, очнись…

Рука с пистолетом вскинулась и навела дуло точно в кровоточащий затылок. Указательный палец чувствовал под собой спусковой крючок. Легкое движение — и громыхнет выстрел.

Мерзавец. Урод. Сукин сын! Убить друга рукой любимой девушки — такое решение могло прийти в голову худшему из людей! Исчадье ада!

Кровь хотела наполниться жгучей лавой, лютая злость пробирала тело тягучей истомой, требуя, требуя, неистово требуя перерасти в нечеловеческую энергию. Но измененная реальность мешала. Мой дар не должен выйти из-под контроля, рука должна нажать на спусковой крючок, Рома должен мгновенно умереть.

Я до такой степени хотела промазать, что раскалывалась голова. Сдвинуть руку чуть-чуть в сторону казалось непосильным трудом, будто пыталась сдвинуть с места каменный валун в мой рост.

До выстрела осталось несколько мгновений. Я точно знала, когда он должен грохнуть, и призвала всю силу, всю злость, всю ненависть на то, чтобы переместить цель всего на несколько сантиметров вправо.

Казалось, голова сейчас лопнет. По телу прокатывались огненные потоки, сжигая меня изнутри. Резало в глазах, острая боль все сильнее пульсировала в висках. Сердце билось о ребра со скоростью барабанной дроби.

Вибрация пронзила руку — она дернулась. Палец нажал на крючок. Вместе с отдачей, оттолкнувшей меня назад, из пистолета выпорхнула пуля. Выстрел оглушил, отразился в груди невыносимой болью.

Но она была ничем по сравнению с той чудовищной болью, которая вспыхнула в моей голове. Крик вырвался через широко раскрытый рот. Ноги стремительно подкосились, расплывшимся взором я заметила, как растворяются в воздухе осколки банки из-под морской соли.

Падения не почувствовала. Меня выворачивало, выкручивало, разряды тока адской силы вспарывали мозг.

Я будто умирала. Самой страшной и мучительной смертью в мире. Лишь одна мысль осталась: скорей бы.

В какой-то миг боль схлынула. Может, я покинула свое тело и уже отлетела в мир иной.

Точно через толщу воды, ко мне донесся знакомый голос:

— Малая, ты вконец обалдела! Чего вздумала меня по голове бить?! Эй! Что с тобой?

Горячие слезы побежали по лицу, ясно давая понять: никуда не отлетела я. Осталась на земле, в своем теле. А радость настолько переполнила меня, что я поверила: на земле лучше в сто раз, чем на небесах.

Здесь есть Рома. Я смогла промазать — он остался жив.

Нас предал не друг Ромы, который дал на время пожить в своей квартире. Нас предал мой брат.

Как только я пришла в себя и увидела, что банка с морской солью стоит нетронутой на полке, а пистолет исчез, сбивчиво пересказала Роме события прошедшей минуты. Он внимательно слушал, потер затылок — ударенное мной место даже не болело, кровь пропала. Мы пришли к выводу: из-за того, что мой дар пробудился перед концом, я смогла слегка изменить заложенный Мартином сценарий — в итоге все сбилось. Возможно, даже время откатилось на минуту назад. Проверить не могли, ведь никто не смотрел на часы.

Да и неважно это было. Радовались мы с Ромой до визгов, до слез счастья. Обнявшись, прямо на полу в ванной смеялись и плакали. Не уверена, рыдал ли Рома, но я не могла остановиться. Даже наплевала на то, что мы оба были до сих пор мокрые до нитки, а выживший засранец слишком крепко меня к себе прижимал.

— Сейчас брат снова прибежит на шум и неправильно нас поймет, — сквозь смех проговорила я в плечо Ромы.

— Мне как-то фиолетово. — Он не переставая гладил меня по волосам. Отчего-то эта невинная ласка была для меня настолько приятной, что я, казалось, замурчу, как кошечка.

— Пусть от вмешательства Мартина в сегодняшний день не осталось ничего, кроме воспоминаний, но брат должен был слышать выстрел. Странно, что он еще не прибежал сюда.

— Да, громыхнул он нехило. От него и я очнулся, хоть даже и не поверил в то, что пуля пролетела у самого уха.

Через несколько секунд тишины рука Ромы застыла на моих волосах. Похоже, кто-то улетел мыслями далеко в облака. Я приподняла голову так, чтобы видеть его лицо, и поняла, что не ошиблась. Между бровями залегла глубокая складка, взгляд замер на какой-то точке за моей спиной.

— А ну. Погоди… — Рома разомкнул объятья, поднялся и поспешно вышел из ванной. Мне вмиг стало холодно, пришлось набросить на плечи хоть какое-то полотенце и поспешить за ним.

Догнала его уже на пороге комнаты брата. Которого след простыл. Не веря своим глазам, я вперилась взором в покрывало, где еще совсем не давно спал Раф мирным сном. Куда можно было деться с утра пораньше?

Рома поднял с комода альбомный лист, исписанный корявым почерком, пробежался по нему глазами и протянул мне.

— Так и думал.

Но я даже подумать не могла! Руки начали трястись мелкой дрожью, сжимая листок, пока разбирала скачущие буквы, слезы капали из глаз.

«Лапочка, не сердись на меня, ладно?

Выбора у меня не было.

Пока что залягу на дно и не буду показываться на глаза, ибо знаю: сердиться все равно будешь.

А ты поговори по душам со своим бывшим и задумайся, не зря ли затеяла все эти кошки-мышки»

Выходит, именно брат связался с Мартином и сообщил ему, где мы спим, а потом, как последний трус, сбежал.

Единственное, чего сейчас до одури хотелось — это от души врезать Рафу. У меня даже все слова, которыми собиралась обсудить записку с Ромой, сбились в комок и застряли в горле.

Пришлось выпускать пар на бумаге. С особым остервенением истерзала ее в клочья и продолжила бы измываться над нею, если бы Рома меня не отвлек. Он стоял сбоку от окна и тайком выглядывал на улицу, слегка отодвинув штору.

— Быстро переодевайся и собирай вещи. Нужно сваливать.

— Что там? — спросила, подходя ближе к окну. Рома жестом показал, чтобы я стала за его плечо, и чуть больше приоткрыл вид на асфальтовую дорожку перед подъездом.

— Смотри. Этих трех черных машин вчера не было, когда мы приехали. А приехали мы довольно поздно. Хорошо, что я свою тачку оставил на стоянке, а не здесь, несмотря на то что мог бы вписаться между тем вольво и той ауди. Значит, сможем прошмыгнуть мимо новых лоботрясов Мартина и спокойно уехать.

— Как? — уставилась на Рому, но мысли не ждали ответа. Начали появляться варианты с переодеванием (но будто никто не сочтет подозрительной девушку в солнцезащитных очках и кепке), или идеи со спуском на связанных простынях с другой стороны дома (и ничего, что этаж восьмой), или мизерный шанс того, что у кого-то из соседей найдутся большие коробки, и они согласятся нас вынести в них (плюс желательно дотащить до стоянки). Но я представить не могла, что придумал Рома.

Он какое-то время молча смотрел мне в глаза испытующим взглядом, после чего решил обрадовать.

— Раз уж сегодня у Мартина изменение будущего накрылось медным тазом, то с момента выстрела в ванной комнате, по идее, начала строиться реальность, которую никто не смог бы предугадать. Поэтому ладно. Сегодня я буду посвящать тебя в свои планы.