Мимо нас уже бежали быстрые тени в самом разнообразном тряпье и с разномастным вооружением, но у всех была красная нарукавная повязка, шарф или бандана. Один из мутантов на бегу подхватил оружие убитого снайпера и не сбавляя скорости нырнул в здание, из которого он выпал. Через несколько секунд оттуда послышались выстрелы и крики, которые, впрочем, быстро смолкли, а из окон вылетели еще три тела без голов – мутанты развлекались по-своему. К моему большому удивлению, мутанты-союзники оказались отчаянными бойцами, которые резались с духами с диким энтузиазмом, от которого на меня временами находила оторопь. Отрубленные головы были еще на самым невинным развлечением – ношение на поясе скальпов, ушей, рук, пальцев и других трофеев стало повсеместным увлечением. В Красной гвардии эту практику я пресек сразу, а для этих ухарей я командиром не был и запрещать ничего не мог.
Ветер неожиданно взвыл и швырнул мне в маску шлема пригоршню черной, жирной сажи. Город продолжал гореть, из-за облаков дыма не было видно неба. Где-то неподалеку от нас рассыпался гулким стакатто станковый пулемет, в ответ ему затрещали автоматы, бухнул взрыв, другой – шел бой. Возможно даже на соседней улице. За последние дни звуки стрельбы, взрывов и крики умирающих стали привычным звуковым фоном для меня. Сколько прошло времени с начала битвы? Три дня? Четыре? Не знаю. Изначальный план обороны рухнул к чертям почти сразу, битва превратилась в хаотичные и ожесточенные стычки на улицах города и непрекращающуюся резню за ключевые точки обороны. Где-то далеко на западе послышался гулкий взрыв – Гном с парнями продолжал удерживать железнодорожный вокзал в полном окружении, я диву давался сколько времени они там держались под непрерывными атаками.
- Зачистили дом, зверьков пустили в расход! – развязно доложил мне мутант с красной тряпкой на голове, закрывающей почти все лицо кроме глаз, - Растяжек поставили, только мало их осталось десяток всего…
Я только щекой дернул, глядя на самый натуральный человеческий череп, со свежими следами скобления и остатками плоти, болтающийся у него на поясе. Люди в этом багровом аду, пахнущем горелой резиной стремительно превращались в зверей. Хотя какие это люди – мутанты…
- Горелый, Горелый прием… это Купол, - зашипел динамик радиостанции, - К нам по Октября лезут духи. Много духов! У них была техника, какие-то самодельные бэтэры, мы их пожгли, но ракет больше нет! Они как сурки бешеные лезут в рукопашную, походу под дурью все! Здесь просто бойня!
- Купол, тьфу ты, Кеша, делай что хочешь, но до кунга связистов духов не подпусти! – рявкнул я, - Я буду через десять минут! Чем хочешь - хоть зубами их грызи, но держись!
- Уже и ногтями рвем духов, Горелый, патроны у всех на нуле, - зло и бесшабашно рассмеялся Кеша, - До связистов не пустим, не переживай. И это… не поминай лихом командир!
- Держитесь! – бесполезно выкрикнул я и присовокупил матерную тираду.
- Отходим к лицею, быстро! – бешено рявкнул я на своих, - Если мы потеряем связь, то нам уже никто и ничем не поможет!
Мой отряд – сборная солянка из полудюжины красногвардейцев на потрепанных витязях и двух десятков союзных мутантов устало задвигался и построился, после чего мы с максимальной скоростью выдвинулись в обратный путь по улице Худайбердина. Стрельба и буханье взрывов теперь доносилось спереди, как раз неподалеку от лицея где стоял кунг связистов, на которых оставались все надежды. Если духи до него доберутся, значит все пропало…
Я до крови закусил губу и разогнал тяжело бухающего ступнями Мародера еще быстрее. Патронов, гранат и снарядов в бункерах меха почти не осталось – холодно зафиксировал я, глянув на индикацию в шлеме, значит, возможно, придется драться врукопашную.
Улица Худайбердина напоминала панораму Сталинграда. Дома по бокам слепо смотрели на нас выгоревшими окнами – бои здесь были самые ожесточенные, духи перли день и ночь, как немцы на Москву. Некоторые дома продолжали гореть, черный стелющийся по низу дым ограничивал видимость жалкими пятьюдесятью метрами. Жар и копоть от горящих зданий доставал меня даже в Мародере у которого была собственная система вентиляции и очистки воздуха. Не представляю, как в этом аду выживали те же мутанты-ополченцы. Я покосился на бегущих рядом мутантов – у каждого лицо замотано какой-то тряпкой или полотенцем так, чтоб оставалась только щель для глаз. Откуда у них силы сражаться без сна и отдыха в этом аду?
Слоноподобный топот ног семи бойцов в тяжелых доспехах должен был разноситься на половину города, но когда мы выскочили на Октября и через двести метров вышли в тыл атакующим школу духам, я с удивлением понял, что противник на нас вообще внимания не обращает – возле лицея шла самая настоящая резня. Сотни озверевших духов вооруженных штыками, ножами, топорами или просто арматурой буквально рвали на части десяток красногвардейцев в почерневших от гари, погнутых разбитых доспехах. Взвод Кеши отмахивался молотами, огромными тесаками и просто бронированными кулаками, убивая противника десятками, но место упавших занимали новые бойцы орды, которые по-звериному завывая и улюлюкая кидались в бой, не обращая внимания на раны и потери. На моих глазах эти звери в человеческом обличье повалили наземь одного витязя и с дикими криками восторга разодрали бойца в бронированном экзоскелете за несколько секунд!
Глядя на эту вакханалию у меня в голове что-то переклинило, я выхватил из креплений молот и с истошным криком ринулся в свалку. Все, что происходило дальше отложилось в голове разрозненными образами: я топтал врагов тяжелыми ступнями Мародера, плющил тяжелым молотом, подвывая от ярости раздирал людей клешнями, а их становилось все больше и больше, и вот один из духов, подобравшись ко мне со спины ухитрился всадить лом в трещину брони. Мой многострадальный мех заискрил, перед глазами вспыхнули индикаторы неисправности десятка подсистем. Чувствуя, как чертов лом прошел под броню прямо мне под ребра я взревел, круговым ударом молота размазал по асфальту навалившихся в радостном предвкушении духов и, припадая на одну ногу развернул мех на сто восемьдесят градусов, желая перед смертью поквитаться перед уродом, что ударил в спину. Медленно, слишком медленно – мой верный Мародер много дней принимал на себя удары, которые предназначались мне, но сейчас предел прочности был достигнут – он умирал, а значит вскорости предстояло умереть и мне.
Но почему-то никто не пытался меня добить, атаки прекратились, а меня обдало нестерпимо жарким ветром с востока сдувающим всю гарь и дым. Когда я наконец развернулся, понял почему. На востоке, километрах в тридцати от нас на весь горизонт вставало зарево огня, багровое с черными прожилками. Вставало прямо над селом Петровским, где все эти дни собирался табор Орды, тяжелые грузовики с топливом, продовольствием, женами и детьми воинов. Все это сейчас сгорало в адском пламени что встало на горизонте. Орда была уничтожена. Седой сдержал свое слово.
Над площадью возле лицея воцарилась тишина. Непримиримые противники, которые десять секунд нещадно убивали друг друга стояли друг возле друга и молча смотрели на рукотворную стену огня. Через пару ударов сердца воины бывшей Орды задвигались и как зайцы порскнули во все стороны, как будто и не они голыми руками рвали сталь десять секунд назад.
Ну уж дудки! Я размахнулся и метнул свой молот в ноги худощавому парню, который убегал от меня, размахивая окровавленным ломиком. Снаряд снес парня как кеглю, переломав ноги так, что показались обломки костей.
- И куда же ты собрался дружок, я с тобой еще не закончил, - прохрипел я, подходя к истошно орущему от боли пареньку.
- Ты будешь умирать медленно, щенок! - посулил я прямо в расширенные от боли карие глаза, и поставив ступню Мародера ему на грудь, начал медленно вдавливать тело в разбитый асфальт, с наслаждением слушая как захрустели сминаемые ребра.
Но вместо того, чтоб умолять о пощаде парень зло усмехнулся прямо в черепообразную маску Мародера и кривя губы от боли дернул какую-то веревку что торчала из рукава. Взрыв отшвырнул меня прочь, Мародер тяжело грянулся оземь и окончательно умер – погасли индикаторы неисправностей, питания основных систем и вооружения. Я лежал на спине, глядя в непривычно чистое небо – тот огненный ад что разразился на востоке разогнал все облака. Сознание стало хрустально-прозрачным, мысли текли легко и быстро. Я лежал и любовался небом, радуясь, что ухожу в последний путь в сознании, легко и быстро. Пересохшие губы шевельнулись и прошептали:
