— А также и этот Инспектор. Думаешь, в вашем этом городе на А не прознают о твоих чудачествах?

— Апексориум часто отстает в скорости поиска, потому что находится далеко.

— Сам же говорил, что не знаешь, где он.

— Не знаю! Но далеко! Меня туда десять часов везли.

— Если есть хоть мизерный шанс, что после этого нас всех закроют в тюрьме твоего Апексориума, я пас.

Я громко прокашлялась. Наконец меня заметили.

— О чем спорите?

— Тома, — повернулся ко мне Слава. — Мы не можем здесь долго оставаться. Нужно быстрее найти лагерь несогласных, или Инспектор поднимет данные по близким людям каждого из нас и шантажом станет выманивать. У меня близких не осталось, а вот у вас…

О Господи… У меня точно сердце остановилось вместе с застывшей грудной клеткой.

— Не пугай ее, — сказал Руслан. — Сам же говорил, что это в крайнем случае. Если у него не получится нас обычным способом поймать.

Я снова задышала. Но сковывающий страх не ушел. Если бы я знала, что побегом могу поставить жизнь близких под угрозу, — подумала б еще раз сто перед тем, как бежать.

— Но мы должны заранее подготовиться к худшему, — продолжал Слава.

— Ладно! — выставил Руслан руки перед собой. — Каким образом ты используешь дар?

— Попробую снять блок со способности режиссера.

Это как раз то, о чем не успел мне рассказать Слава во сне.

— Нам нужно отъехать еще дальше, — говорил он. — Может, даже в другой конец страны, чтобы подозрение не упало на меня. Первое, что решат наши ищейки из Апексориума да и несогласные — появился новый носитель дара. Начнут узнавать, кто именно. Надежда на то, что несогласные справятся с этой задачей быстрее.

— И ты рассчитываешь только на надежду? — с презрением спросил Руслан. — А если ищейки Апексориума быстрее справятся?

Слава опустил голову, промолчав.

— Нам нужен такой план, — продолжал его друг, — чтобы вероятность неудачи равнялась нескольким процентам, а не как повезет. И пока у нас нет такого плана — сидим здесь. Сам говорил, что Инспектор сначала должен попробовать поймать нас обычным способом.

От внезапного стука в окно я вздрогнула. Когда Руслан опустил стекло, в салон заглянула голова Леши, широко улыбаясь:

— А почему вы не идете в дом?

Парни потерялись, молча переглядываясь. Я решила спасти ситуацию:

— У моей подруги скоро День Рождения. Вот обсуждаем, как устроим ей вечеринку-сюрприз. Костю не звали — он не умеет держать язык за зубами.

— А… — протянул Леша. — Понятно, понятно. Вы не задерживайтесь, а то я не люблю поздно ложиться спать.

— Да мы уже и закончили, — сказал Руслан, выбираясь из машины. Слава следом отворил дверцу со своей стороны, а потом перебрался ко мне, сказав другу, что задержится ненадолго. Дождавшись, пока парни скроются за калиткой, Слава обнял меня и прошептал:

— Не волнуйся, я что-то обязательно придумаю.

Я сначала несмело вцепилась в него, а потом прижалась немного ближе, наслаждаясь теплом, исходящим от него, и теплом, разливающимся внутри меня.

— Прошу, не допусти, чтобы с моими близкими что-то случилось, — пробормотала я умоляющим голосом, который утонул в его шерстяном свитере.

— Не допущу, — сказал он. — И не допущу, чтобы случилось что-то с тобой.

Его ладонь поглаживала мою спину, медленными, нежными движениями. Губы уткнулись в волосы, теплое дыхание проникало к коже, расходилось по ней воздушными волнами, оставляя легкую дрожь. Я укутывалась его запахом, не могла им насытиться. Хотелось всегда носить с собой частичку него. Так страшно от той мысли, что если нас разлучат, то не оставят мне ничего, даже воспоминаний.

— Слушай, давай что-то оставим друг другу. То, что нельзя ни стереть ни забрать.

Слава, взяв меня за плечи, отстранил от себя:

— Ты так говоришь, будто собралась со мной расстаться.

— Если вдруг… нас поймают. То разлучат, верно?

— Скорее всего…

Ко мне пришла мысль:

— Давай сделаем парные тату. А? Даже если тату вывести, то останется шрам.

— Вообще-то нет. Современные технологии выводят так, что не остается шрамов. Но тату исчезает не быстро. Пару месяцев где-то.

— Отлично. Сразу ее не сотрут. Так что, давай?

— На самом деле нам запрещают делать татуировки. Но я больше не подчиняюсь их правилам. Поэтому… давай, — улыбнулся он.

— Поедем завтра? И в ближайшем городке найдем тату-салон.

— Хорошо.

От его нежной улыбки внутри бабочки играли на арфах божественно прекрасную мелодию. Настолько чудесную, что хотелось поделиться ею. И в русском языке есть только одно слово, напоминающее эту мелодию, — слово люблю.

Его губы коснулись моих, ласково, терпеливо задвигались в ритм с моими. Но терпения надолго не хватило. Он резко прижал меня к себе, выбивая воздух из легких в свой рот. Поцелуй соединил наши дыхания. Мы обменивались жадными движениями, будто пытаясь забрать друг друга лишь себе. Мои руки бегали по его телу, желая одновременно почувствовать его всего. Его руки сжимали мое тело, будто пытаясь получить меня целиком всю.

Оторвавшись от моих губ, он хрипло проговорил:

— Давай здесь. В доме слишком много людей…

— Только свет выключи.

Слава дотянулся до кнопки, и в салоне воцарился полумрак. Я почти ничего не видела. В отличие от него.

— Мне так нравится, когда ты кричишь. Но сегодня придется помолчать, — сказал он и жадно впился в губы.

Его руки с нетерпением стаскивали с меня одежду, оголяли кожу, чтобы затем опуститься к ней губами и заставлять меня задыхаться от рвущихся стонов из груди. Когда он влажным языком коснулся торчащего соска, обхватил губами, втягивая в себя и слегка прикусывая — я не сдержалась. Я запустила пальцы в его волосы, прижала ближе к себе, а мимо прикушенной губы проник стон.

Слава замер.

— Нет, так нельзя. Молчи, — приложил к моим распухшим от поцелуев губам палец, который я облизнула, втянула в себя, посасывая. Палец выскользнул, и я недовольно хныкнула. Слава припал к моим губам, проник языком в рот, встречаясь с моим, пока его влажный палец очутился между моих ног, неторопливыми нежными движениями поглаживая, надавливая возбужденный комочек. Я заерзала бедрами на сидении, сжимая его руку. Мне невыносимо хотелось большего. Хотелось почувствовать его в себе. Скорее, скорее… Истома внизу живота становилась приторно сладкой. Ей нужно разбежаться по телу волнами блаженства.

Его палец проник по мокрым складочкам внутрь, не спеша выскользнул. Я оторвалась от его губ, на которых сразу заиграла соблазнительная улыбка.

— Ты издеваешься?

— Я наслаждаюсь тем, как ты хочешь меня.

Увидев мой злющий взгляд, он поспешил продолжить:

— Хочешь, в следующий раз поиздеваешься надо мной?

— Не упущу шанс. А сейчас прекращай свои сладкие пытки и возьми меня так, чтобы колеса у этой машины отвалились от тряски.

Он притянул меня к себе. Его глаза оказались аккурат напротив моих. Я не в силах моргнуть. Выписывая замысловатые узоры, огоньки то выныривали из радужки, то прятались за ней. Этот огонь передавал мне свой жар, подчинял себе, обострял ощущения.

Не разрывая контакта, Слава уложил меня вдоль задних сидений. Я интуитивно обхватила ногами его бедра, и затем почувствовала мощный толчок внутрь. Не сдержавшись, я громко застонала. Слава закрыл мне рот своим, прикрывая глаза. Я вцепилась пальцами в обивку сидений, выгибаясь. Сначала он двигался медленно, рывками, а потом все быстрее, быстрее, быстрее…. все глубже погружаясь, все сильнее взрывая во мне фейерверки эйфории. Превращая кровь в бурлящую жидкость, разносящую по венам неистовое наслаждение. Как снежный ком, катящийся по горе, усыпанной блаженством, он собирает в себя самые яркие ощущения, чтобы в один момент, утащив меня в самую бездну сладострастия, разлиться, затопить все безграничным удовольствием, сотрясая дрожью мое тело.

Мой источник наслаждения разливается внутри меня, пока его хозяин заполняет тишину пространства машины низким стоном, от звука которого меня чуть не накрывает оргазмом снова.